Между нами катехизаторами говоря…

Опыт Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи, где я имею честь работать уже более 15 лет, отличается от регионального. Главная особенность в том, что, в Москве стремится к воцерковлению большей частью студенческая образованная молодежь. В различных просветительских, творческих, досуговых, волонтерских программах нашего Центра около 70% юношей и девушек получают или уже имеют высшее образование. Что это означает для катехизатора? Возможны ли новые формы катехизации? На эти темы размышляет Юрий БЕЛАНОВСКИЙ, первый заместитель руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи.

Сразу отмечу, что упоминая в этой заметке своих коллег катехизаторов и миссионеров, я говорю о профессионально подготовленных и имеющих соответствующее благословение и некоторый опыт людях. Я прекрасно понимаю, что новообращенные христиане, горящие стремлением катехизировать всех и каждого, в своем служении должны руководствоваться иными, более традиционными для Русской Церкви и показавшими добрый плод рассуждениями.

Начну с очевидного для меня тезиса. Развитие системной катехизации ориентированной на примеры первых четырех веков (то есть катехизации в традиционном церковном понимании) на уровне епархий и тем более на уровне всей Русской Церкви в наши дни практически невозможно. Более того, знаю из опыта, что для многих священников не под силу организация миссии и катехизации даже на приходах. Но при этом я глубоко убежден, что отсутствие системности может быть во многом компенсировано адекватностью и личным отношением.

Наиболее серьезную обеспокоенность у меня вызывает примат формы (пусть и освященной традицией древней Церкви) и знаний (пусть и догматически выверенных) над истинной целью и смыслом катехизации. Меня всегда учили, что понимание цели и адекватное понимание наличных ресурсов и опыта дают возможность эффективно организовать какое-либо дело.

Я считаю, что основная цель катехизации – научить человека жить по вере во Христа, помочь уверовавшему повзрослеть в своей вере, стать самостоятельным и ответственным христианином. Катехизация – это педагогика веры, это и обучение и воспитание христианина. Конечно, цель раскладывается на практические задачи, как то – передать знания, приобщить к приходу, помочь обрести свое служение, помочь обрести свой духовный опыт, в том числе через общение с Богом в молитве, через Таинства, через чтение и обсуждение Писания, через исполнение заповедей.

Об общинах

Мир меняется на глазах. Да, Христос ныне и во веки Тот же, но люди изменились. Изменились не по своей природе, а по воспитанию, по своей культуре, по своему образу жизни.

Для нашей темы важно, что в историю ушла общинность в первохристианском понимании. Может быть, она возродится в будущем, но сейчас ее фактически нет. Общинность первых христиан, как единство жизни учеников Христа – братьев и сестер (обусловленное в большой степени территориальной близостью проживания и архаичным общинным укладом жизни), сплоченных в том числе постоянной опасностью гонений и преследований, была основой, если хотите, живой тканью катехизации и тем самым была гарантом ее плодотворности. Но уже, как говорят специалисты, с 5 века о такой общинности в массовом порядке не могло быть и речи. Разве что монастыри являли собой пример братств и сестричеств, но и среди монахов было два равнозначных пути – общежитие и уединение.

Важнейшей стороной христианской общины была ее екклезиологичность, выраженная в церковных молитвенных собраниях и в Евхаристии. Но не менее важно было и то, что предстоятель в евхаристическом собрании, старейшина, пресвитер не отделим от общины, они – единое целое. Можно сказать, что первохристианская община – единство предстоятеля и братьев и сестер во Христе. Только в общине может созреть ее будущий предстоятель и духовный отец. Необходима духовная преемственность. К сожалению, именно эти стороны общинности ушли в прошлое. С тех пор, как «предстоятель» стал «настоятелем», с тех пор, как он стал «назначаться», «переводиться», «сниматься» и т.д. говорить, по большому счету, возможно только о приходе и литургических и молитвенных собраниях, но не о единстве жизни.

Мир становится все более разобщенным и индивидуалистичным, прозрачным, проницаемым. Развитое научное знание, культура, искусство, отношение к человеку все это в большой степени идентично и в славянском, и в европейском, и в американском мирах. Многие мыслят себя в территориальном, профессиональном и культурном плане «людьми мира». Принадлежность к узкой группе людей, к тому же сосредоточенной в одном географическом месте все более невозможна для очень и очень многих, особенно для молодежи.

Я думаю, что сейчас в лучшем случае вместо общин речь идет все же о приходских собраниях с глубокими неформальными личными связями. Ведь, община невозможна и без преемственности поколений и без полноты их присутствия. Трудно назвать общиной приход, куда ходят только отдельные представители семьи в то время, как их родные молятся в иных храмах и окормляются у разных духовников. В городах почти нет храмов, куда бы ходили полные семьи: и старики, и дети, и внуки, и правнуки.

Конечно, вполне могут формироваться и некоторое время существовать то там, то сям общины, но я все же думаю, что общинность как системная и фундаментальная сторона православия невозможна. Трудно одобрить такое положение, но оно ставит принципиальный для православных христиан России вопрос, а действительно ли общины в первохристианском смысле – это неизменный атрибут христианства? Действительно ли общины – самоценность и природа Церкви? Может быть, они только одна из важных форм христианской жизни? Вопрос не простой. От ответа на него напрямую зависит осмысление и практическое развитие катехизации.

О педагогике

Еще с начала 90-х, одной из ключевых тем православной педагогики стало различение в ней обучения (передачи знаний и навыков) и воспитания (приобщения к системе ценностей, к живой личной вере и к христианской нравственности). Чтобы понять различие между научением и воспитанием, следует вспомнить понимание основной цели православной педагогики, сформулированное протоиереем Василием Зеньковским. По его мысли, в результате воспитания вера и Добро должны стать собственной, внутренне дорогой, свободно возлюбленной темой жизни.

Одна из важнейших задач катехизации, как педагогики веры – учить новообращенных учиться, учить размышлять и принимать решения, учить творчески реагировать на происходящее.

И вот в этом ключе, я хотел бы обратить внимание на одну особенность нашего времени, заставляющую миссионеров и катехизаторов всерьез задуматься о формах и методах работы. Я говорю о группах самопомощи действующих по 12-шаговой программе. Не буду вдаваться в подробности, отмечу то, что важно для нашей темы.

Суть групп самопомощи в том, что человек имеющий алкогольную, химическую, игровую или другую зависимость, – а это значит, что он сам не может от нее избавиться, он подчинен этой разрушающей его болезни и страсти, – вступает в группу людей таких же, как и он, но выздоравливающих. По сути, на первых порах его зависимость замещается зависимостью от группы, той группы где его могут понять и принять на равных. Но, не случайно группы самопомощи – это не просто посиделки близких по духу людей, это сложная система воспитательных встреч развивающаяся поэтапно и оформленная своими традициями. «12 шагов» и «12 традиций» выстроены так, что человек переосмысляет свою жизнь, трезво и адекватно понимая свои силы и начинает все больше укрепляться в здоровом образе жизни, он обретает самостоятельность, обретает новые социальные связи (друзья, единомышленники, новая работа) или восстанавливает старые (возвращается на работу, в семью) и наступает момент, когда группа, как нечто жизненно необходимое ему уже не нужна.

Отличительная особенность групп – это самоуправление без жестко заданной иерархии. Выздоравливающие в группах обретают не только понимание, поддержку, пример здорового образа жизни, но и опыт ответственности за жизнь группы и за других, доверившихся им людей. Получается, что группа самопомощи, становясь временно на место зависимости содержит внутренний механизм по воспитанию человека, его взрослению, механизм по выталкиванию человека в самостоятельную жизнь без зависимости. Бывший зависимый обретает такие ценности и такие внутренние ресурсы, что научается сам противостоять зависимости, ценить образ жизни здорового (трезвого) человека и даже помогать другим.

Я далек от мысли, что форма и методы групп самопомощи – это то, что буквально нужно катехизации. Мне важно было на этом ярком и методологически понятном примере показать, что значит действенное воспитание взрослых. Группы самопомощи, да и вообще опыт малых групп говорит, что очень эффективная модель образования состоит в том, чтоб люди учились друг у друга, чтобы было создано пространство общения без жесткой иерархии, пространство ответственности самой группы, пространство внимания, доверия, личного принятия. Научение основам веры и знакомство с заповедями – это одно. Личное общение, диалог, доверительная встреча и знакомство с опытом других равных – это другое.

Я думаю, что педагогика сегодня во многом слала психологичной, ныне очень много значит личный опыт, личное мнение, личные переживания и чувства. Педагогика стала ориентирована на внутренние ресурсы, на личное принятие и переживание истин и ценностей.

О Предании

Невозможно организовать катехизацию, педагогику веры на размытом, ничего не говорящем людям понятийном основании. Ныне, как я вижу, сильно девальвированы понятия «церковь», «предание», «традиция», «святые отцы», «духовность» и др. Каждый произносящий имеет ввиду что-то свое, каждый слушающий что-то свое. Но дело не только в смысле, дело в чувствах и переживаниях. В современной культуре многие церковные понятия стали почти что мертвыми, они не рождают внутренний отклик, переживание и благоговение. Но бывает и хуже этого, часто именно такие понятия становятся манипулятивными, становятся тем «авторитетом» через который катехизаторы и миссионеры хотят что-то «продавить», внушить слушающим свое понимание дела. «Церковь учит», «предание говорит», «православная традиция предлагает», «святые отцы научили» и т.д. Эти выражения для очень многих стали бессмысленными.

Если быть честным, то очень непросто говорить с современной молодежью о Предании. Я где-то встречал хоть и несколько грубое, но, по моему, точное сравнение этого понятия с похлебкой. Чего в православном предании только нет, можно вылавливать все, что пожелаешь, можно при желании оправдать любое мнение. Чуть подробнее эту тему в ее основных аспектах (богословском, богослужебном и каноническом) я затронул в одной из своих заметок. Здесь же считаю важным для иллюстрации вспомнить историческую байку об Антиохийском патриархе Вальсамоне, наиболее авторитетном канонисте и толкователе церковных правил (церковном юристе) 11 века. Император константинопольский, несмотря на несуразность своего желания переместить к себе в столицу иерусалимского Патриарха, спросил мнения Вальсамона о правовой стороне подобных перемещений. Вальсамон, решив, что речь идет о нем, отвечал, что нужный канон всегда найдется и представил со временем обоснование своего мнения. После чело, император с легкостью взял в Константинополь патриарха иерусалимского.

Я думаю, что сегодня как никогда актуальны для катехизации вопросы об иерархии ценностей, о главном и второстепенном в православном наследии прошлого, о значении Евангелия для жизни христианина, Евангелия не размытого комментариями на комментарии, а самого по себе, как Слова Божьего обращенного к уму и сердцу каждого человека.

О святоотеческом наследии

Конечно, я прекрасно знаю, что есть понятие формального или кодифицированного Предания, наибольшую часть которого составляет письменное наследие Святых Отцов. Я знаю, что важнейший принцип изучения этого наследия – consensus patrum: чем большее число церковных авторов единогласно или схоже высказываются о каком-то вопросе, тем авторитетнее и незыблемее это мнение. И все же при работе с образованной городской молодежью указанного недостаточно. Я давно заметил, что при цитировании святоотеческих текстов почти никто не утруждает себя объяснять почему именно этот отец цитируется и почему именно это высказывание в этом разговоре важно. Творения Отцов воспринимаются плоско, как цитатники априори верных и мудрейших мыслей. За Отцами признается компетентность сразу во всех вопросах, признается и их равнозначность по всем темам, Такое положение дел на практике, по моему, приводит к абсурду. Мы же все понимаем, что странно было бы ученых медиков, физиков, химиков, математиков признать во всем равнозначно авторитетными и неоспоримыми, причем равнозначными даже в гуманитарных темах и в вопросах нравственности. Каждый из нас понимает, что даже среди математиков есть специалисты в разных областях и их мнение важно в соответствии с их специализацией и компетенцией. По аналогии, совершенно понятно, что каждый святой отец был силён в своей области, у каждого были свои мотивы делать те или иные акценты в своей деятельности и своем слове и каждый порой писал о чем-то, в чем разбирался слабо, каждый затрагивал темы ныне безнадежно устаревшие, но актуальные для его времени и его культуры (к примеру, аристотелевская космология).

Я убежден, что катехизация не место для формального цитирования навязанных авторитетов. Катехизация – педагогическое пространство для знакомства с опытом, для первых шагов в церковной жизни. Это значит, что Святые Отцы для катехизируемых призваны стать примерами живой личной веры в Господа Иисуса Христа, примерами жизни, примерами рассуждения, примерами творчества, примерами живого личного отклика на происходившее с ними и вокруг них. Важно понимать, что отцы вне исторического и евангельского контекста, вне контекста их «специализации» и компетенции могут стать для новичков идолами, а их творения идеологическими цитатниками. Об отцах вполне возможно и педагогически правильно говорить так же, как в школе говорят об ученых и авторах учебников: мол этот удачно излагает теорию, но задачки у него плохие, а вот этот гений задачек, но не умел объянять и т.д.

К сожалению, очень часто можно встретить вопрос: а все ли организовано в катехизации по отцам? Пора бы уже признать, что современная катехизация – это ответственность нас самих, наших современников. Святоотеческий опыт очень важен, но я думаю, что катехизатору вредно осознавать себя лишь транслятором такого опыта, а не живым учеником и свидетелем Христа.

Для меня очевидно, что апелляция к Отцам требует глубокого и профессионального понимания их наследия, а именно этим не могут похвастаться подавляющее большинство катехизаторов и миссионеров. На этом фоне выгодно позитивно отличается стремление делиться своим опытом, мнением и переживанием, доверять мнению и опыту других христиан. При таком подходе не миновать ошибок, но зато это честно и ответственно, а главное катехизируемый имеет свободу принять или отвергнуть что-то, тогда как мнения Отцов априори «авторитетны» и неотвергаемы.

Добавлю, что приобщение новообращенных к так называемому «святоотеческому опыту» без знакомства с опытом ныне живущих христиан, – причем знакомства через личное доверительное общение, – не может дать человеку воцерковление. Если обратиться к аналогии, то знакомство начинающего альпиниста с вершиной горы не гарантирует ему подъем на эту вершину, если он не знаком с гораздо большей по площади и гораздо более простой для новичка частью горы.

Юрий БЕЛАНОВСКИЙ,
первый заместитель руководителя Патриаршего центра
духовного развития детей и молодежи