Я объясню, почему в должности директора благотворительного фонда чувствую себя несколько не на своем месте.
Представьте, что вы сегодня побывали на похоронах. Хоронили ребенка, умершего от болезни. Но нет, не только от болезни. От равнодушия людей. Эти люди – чиновники. Сами они живут в роскоши и распоряжаются не давать таким детям лекарства бесплатно, или давать их дешевые заменители. Чиновники всех рангов, до самых верхов. Они распоряжаются экономить наши деньги, те, что получают от нас в виде налогов, чтобы вкладывать их в то, что выгодно им, чиновникам.
А завтра вы должны идти на поклон к этим чиновникам, чтобы просить, договариваться, доказывать. Просить о том, чтобы ваши же деньги, которые у чиновников в виде налогов, были все-таки выделены на лечение детей, таких же, как ребенок, которого вы похоронили сегодня. Другие умрут завтра, если денег не будет.
Потому что у вас никогда не получится заменить собой государство. Вот вы и просите государство хотя бы частично выполнять свои обязательства перед своими гражданами. Разговаривать с государством надо вежливо, корректно и сдержанно – да, с тем самым государством, которое не дало денег, и поэтому ребенок умер, когда мог бы жить. И государству надо улыбаться.
А еще завтра же вам надо идти на шпильках, в тонусе и бодро к крупному корпоративному жертвователю и рассказывать ему так, чтобы он стал вас слушать и так, чтобы не нагнетать лишних эмоций, о том, почему нужны средства, и для кого они нужны. Соблюсти условный этикет и удовлетворить условный фейс-контроль. Потому что, если вы прослывете унылым букою с нейроциркуляторной дистонией и реактивной депрессией, вас просто никто не станет слушать.
А раз вас никто не станет слушать, значит, вы и дальше будете хоронить детей, присутствуя лично при их смертях и на похоронах, потому что кто-то присутствовать должен, и этим кем-то оказались вы.
И вот – как все выдержать одному человеку? Причем в режиме нон-стоп, с корабля на бал и обратно, а потом опять. Как думаете, долго ли можно так продержаться без инфарктов и панических атак? И насколько эффективной будет такая работа в итоге?
Ваши благодарные потомки и ученики будут носить на вашу могилку цветы, говорить о вашей святости и героизме, о том, как вас теперь не хватает, и как рано вы ушли. О том, что вы рвали жилы и штаны и отдавали себя без остатка. Но на всех вас все равно не хватило.
Но может быть, еще не поздно что-то изменить, пока вы живы, а нам так не хочется вас потерять, потому что от вас зависит многое? Почему благотворительность должна быть похожей на войну, где для победы нужны светлые подвиги и жертвы? Почему от сотрудников фондов и волонтеров ожидают непременно святости и самопожертвования, чтобы всеми грудями на все амбразуры?
Просто мы привыкли к тому, что «всегда на передовой» и «вся жизнь – борьба». Пора отвыкать от такой виктимной постановки вопроса, потому что виктимность (позиция жертвы) если и приносит результат, то недолгий, как вспышка, и режим этой вспышки нужно поддерживать всегда. А мы ведь хотим продержаться подольше, и у нас тоже есть своя жизнь, которую никто не отменял. И еще мы хотим, чтобы нас было побольше. И чтобы побольше было жертвователей, и чтобы к нам прислушивались власти.
Поэтому благотворительному фонду нужен менеджер. Человек, который всегда в форме, не погружен без остатка во все несчастья подопечных, поэтому всегда свеж, приятен в общении, интересен, активен, и к тому же профессионал с хорошим образованием и опытом.
Хотелось бы, чтобы благотворительность перестала быть войной и стала мирной повседневностью с высокой социальной значимостью. Чтобы это была эффективная помощь, чтобы нестрашно было устроиться на такую работу. Давайте, все-таки, осуществим разделение труда. Кто-то вытирает чужие слезы, которые бесконечны, а кто-то в это время ведет деловые переговоры. Смешение этих функций бывает опасным.
Если есть место подвигу, значит, кто-то недоработал. Длительный опыт заставил нас осмыслить – энтузиазм смертен и душевное пламя выгорает. Мы много раз выгорели сами, подолгу восстанавливались и окончательно так и не восстановились. Мы видим много горя, а это не делает нас бодрее, да и добрее тоже – потому что нам известны источники горя.
Нужно приводить дела в порядок, нужны свежие умы и силы. Мы даже готовы прислушиваться к этим свежим, эффективным умам и у них учиться. И достойная заработная плата нужна свежим силам именно потому, что за хорошую работу надо хорошо платить.
А значит, жизненно важны пожертвования бизнеса для оплаты труда тех, кто на постоянной основе и при полной занятости эффективно помогает нашим подопечным. И значит, оплата труда менеджера в фонде жизненно важна для каждого нашего подопечного. Помоги, Господи, всем осмыслить эту простую цепочку.
Фото: Павел Смертин
