Несмотря на то, что закон о медиации вступил в силу только с 1 января 2011 года, восстановительное правосудие в России развивается уже с 1999 г. Черемушкинский районный суд г. Москвы и Центр социально-психологической адаптации и развития подростков «Перекресток» помогают подросткам, совершившим правонарушения, научиться брать ответственность за свои действия и заглаживать причиненный вред. По мнению медиатора Анны БАЛАЕВОЙ, руководителя отдела по работе с правонарушениями несовершеннолетних центра «Перекресток», старшего научного сотрудника лаборатории МГППУ, эти качества необходимы человеку, который хочет стать взрослым, социально адаптированным членом общества.
«Неоднозначность в мотивации нас не пугает»
— Идея медиации пришла в нашу организацию из Центра судебно-правовой реформы под руководством Рустема Максудова, где впервые в России стали этим заниматься. И уже с 2005 года центр «Перекресток» стал работать с Черемушкинским районным судом города Москвы по программам восстановительного правосудия и программам сопровождения подростков в суде. Технологически все выглядит так: из суда к нам поступают дела несовершеннолетних нарушителей, совершивших преступления небольшой и средней тяжести, а также тяжкие преступления — в основном это кражи, грабежи, разбои. Изучив информацию по делу, мы устанавливаем контакт с семьей подростка или органами опеки, — по закону с несовершеннолетним ребенком без участия его законных представителей (родителей или сотрудников органов опеки) вести какие-либо переговоры мы не имеем права. При получении согласия на сотрудничество, мы обсуждаем с подростком и его родителями сложившуюся ситуацию, отношение к ней, последствия для всех участников и возможный выход из ситуации. На этой стадии мы можем выяснить, что этот подросток хочет и может сделать, чтобы эту ситуацию исправить? Иногда трудно установить контакт с подростком на первой встрече: мы можем столкнуться с влиянием фактора присутствия родителей, с закрытостью, негативизмом, происходящих из различного опыта взаимодействия с взрослыми. Здесь играют свою роль механизмы психологической защиты личности. Поэтому нам необходимо через все эти защиты достучаться до подлинного состояния и выяснить, готов подросток к разрешению этой ситуации? Или, если он растерян и не понимает, как это можно сделать, важно помочь ему сформировать эту готовность. Но у нас нет задачи втянуть человека в медиацию, то есть уговорить его, когда он решительно не хочет идти на контакт с потерпевшим.
В своей работе мы исходим из того, что у каждого человека есть какие-то добрые светлые стороны и мы, владея определенными знаниями, подходами, можем эти стороны раскрыть. Человек чувствует это обращение к его доброй части и снимает защиту, и часто уже сам демонстрирует готовность загладить вину, принести извинения. Один из самых распространенных ответов на вопрос: что ты хотел бы сделать в этой ситуации — «принести извинения». И вот уже в этом случае мы предлагаем медиацию — встречу между ним и пострадавшим.
Конечно, мотивация ко встрече у человека может быть неоднозначной, смешанной. Подросток может хотеть и принести извинения, и получить смягчение наказания. Для нас нормально, если подростком движет надежда смягчить наказание. Ведь если он решается увидеться с тем, кому принес зло, это уже говорит о его решимости исправить последствия ситуации. Потому что встретиться с тем, кому ты принес боль, очень сложно, и зачастую требует большого мужества, независимо от наличия мотива получить какое-то «послабление» в суде.
«Я похож на человека, на которого можно напасть?
Признание обидчиком своей вины, его готовность принести извинения и загладить вред – необходимые условия, без которых медиация невозможна. Когда мы понимаем, что эти условия подросток готов выполнить, мы обращаемся к пострадавшему и выясняем его готовность к медиации. Мы рассказываем о том, что нарушитель готов принести свои извинения и возместить причиненный вред. Реакция, как и у нарушителей, здесь бывает разной. Иногда говорят: «мы уже сами справились с тем, что случилось». Иногда: «да я видеть его не хочу, и не напоминайте!» Или законный представитель (кто-то из родителей) говорит: «не хочу, чтобы мой ребенок травмировался, для него такая встреча будет опасной». Но очень часто у пострадавших возникает один и тот же вопрос: «почему он именно на меня напал? Что я ему сделал?». У них часто начинаются фантазии по поводу себя и пострадавшего, складывается образ себя как жертвы: «Я похож на человека, на которого можно напасть?», а напавшего — как злодея, монстра. Жить с такими фантазиями непросто. Поэтому, когда потерпевшие соглашаются, они чаще всего хотят избавиться от этих негативных образов. Они понимают, что вместо того, чтобы терзаться и страдать, у них есть возможность на самом деле узнать, какой он — нарушитель, почему меня обидел, и тем самым вернуть ощущение безопасности или хотя бы минимизировать тревогу и страх.
Для жертвы медиация важна и возможностью проговорить все чувства, которые возникли в связи с ситуацией преступления. Потому что после таких конфликтов у человека возникают очень сильные чувства, подавлять которые не только зачастую сложно, но и неполезно. И если он их сможет в безопасной для себя обстановке высказать, услышать реакцию на свои чувства со стороны обидчика, а это могут быть извинения, сожаления, желание загладит вину в разных формах, все это будет иметь исцеляющий для пострадавшего эффект.
Как правило, из правонарушителей более 90 процентов соглашаются на медиацию, из пострадавших — примерно половина.
В уголовной медиации главное – заглаживание вреда
Когда стороны в ходе предварительных встреч высказали обоюдное желание пойти на медиацию, мы договариваемся о правилах безопасности, которые должны там соблюдаться. Их несколько: не перебивать друг друга, не оскорблять, сохранять конфиденциальность и др. Кроме того, у каждой из сторон есть возможность закончить медиацию в случае, если он больше не видит возможности ее продолжать.
Если стороны согласны с правилами, происходит медиация – встреча по разрешению конфликта в результате диалога двух сторон. В уголовной медиации главное – это заглаживание вреда. Примирение – только один из возможных ее исходов. Конечно, если вам человек предлагает загладить вред, и вы принимаете его предложение, в этом тоже есть прощение. Но ждать этого от потерпевшего, которого, например, избили, не всегда реалистично. Свою модель медиации, которая называется восстановительной, мы определили как процесс, в ходе которого восстанавливается способность людей к пониманию. А случится ли все остальное – это вопрос. Но если понимание есть, то шансы на то, что произойдет что-то большее, повышаются. И для этого я должен понимать, что за человек передо мной сидит, каково его отношение к происшедшему, к его последствиям. На медиации и у пострадавшего, и у нарушителя есть возможность взаимодействия с реальностью другого человека, с его подлинными чувствами, мыслями, переживаниями, а не своими о них представлениями и фантазиями.
У нас был случай, когда подросток совершил грабеж с применением насилия: ограбил и избил девушку. Во время преступления парень был нетрезв и, из-за особенностей его психики алкоголь вызывал у него состояние аффекта. Потерпевшая согласилась встретиться с этим подростком, и ее первым и главным вопросом было: почему ты так со мной поступил? Она рассказала, чем для нее обернулась эта ситуация: все случилось накануне ее свадьбы, это нападение нарушило ее планы, принесло в ее жизнь страх, боль, растерянность, неуверенность, желание отомстить, то есть очень много негатива. И парень об этом услышал. Он увидел живого человека, который рассказывал о том, чем в ее жизни обернулся его жестокий поступок. И для него это было совсем не то же самое, что промывание мозгов в интернате (он был из интерната), когда ему говорили: ах ты, такой-сякой, уголовник, псих и т.п. Потому что когда человека обвиняют, он сразу встает в позицию обороны. Тебе говорят: ты плохой, и обычно всякий нормальный человек сразу начинает себя защищать. А когда ты защищаешься, то все внимание и силы направлены на поддержание себя, здесь нет времени и места для раскаяния. Тем более, когда мы говорим о подростках, у которых в силу возрастных причин ослаблен самоконтроль.
Девушка, в свою очередь, увидела на месте нарушителя, злодея, который на нее набросился, почти ребенка, с непростой судьбой, без родителей, живущего в интернате. Который не бравировал тем, что он сделал, а действительно переживал. Что никаких ее фантазий по поводу себя, — что с ней что-то не так, потому он и напал, — он не подтвердил. Она услышала, что состояние аффекта, в котором он находился, во многом определило его поступок. Но главное — она увидела его искреннее раскаяние и сожаление. И девушка, хотя это было очень непросто, смогла его простить.
Как возместить ущерб несовершеннолетнему нарушителю?
В подростковой медиации один из ключевых вопросов — ответственность подростка. Как обеспечивается ответственность нарушителя, если он несовершеннолетний?
Если речь идет о краже или грабеже, то бывает, что украденная вещь возвращается милицией, если ее не успели перепродать или что-то еще с ней сделать. В случае, если вещь утрачена, может быть заключен договор о денежной компенсации. Денежная компенсация может быть и в случае, если вещь была возвращена целой и невредимой, как возмещение морального ущерба. Как правило, во всех этих случаях деньги выплачиваются родителями. Но в этом случае медиация также предусматривает рассмотрение вопроса об ответственности подростка перед родителями. Например, недавно был случай: мальчик выплатил ущерб — мама дала денег, но он пошел работать в кафе и вернул маме заплаченную сумму. Есть варианты, когда родители заключают договор между собой и ребенком: сейчас они платят за него компенсацию, ребенок, вырастая, возвращает им эту сумму. А иногда родители говорят: ну если он будет хорошо себя вести и больше не совершит подобного, для меня это будет компенсация.
Если медиация проходит успешно, то в рамках уголовного законодательства может быть применена ст. 76 об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим. Эта статья действует для преступлений небольшой и средней тяжести. Медиация, если она происходит уже на стадии возбуждения уголовного дела или судебного разбирательства, не заменяет таковых и не является заменой уголовной репрессии, хотя в некоторых странах есть такая практика. Также у нас в стране примирение с потерпевшим может способствовать смягчению наказания, уменьшению срока, например.
Медиатор – не адвокат!
В нашей судебной системе медиаторы нередко сталкиваются с непониманием их функций. Чаще всего медиаторов путают с адвокатами. Но задача медиатора совершенная иная, нежели защитить подопечного. Медиатор прежде всего должен соблюдать нейтралитет. На встрече по разрешению конфликта у медиаторов есть очень четкие правила: он не дает советов, не защищает, не присоединяется ни к той, ни другой стороне, или, скорее, присоединяется и к той, и к другой стороне. Его задача — создать пространство для диалога, выстроить коммуникацию между сторонами. Важно не форсировать процесс, а передать ответственность за него самим людям, которые должны ощущать свою свободу за принятие решения.
Устранению информационного дефицита в отношении медиации может служить проведение тренингов с судьями, ведь в первую очередь важно, чтобы судьи понимали, зачем нам медиация? У нас уже есть такой опыт. В ряде регионов России: в Пермском крае и в Ленинградской области прошли тренинги среди судей, и видно, как отношение к медиации, восстановительному правосудию меняются. Основной вопрос этих тренингов — вопрос гуманизации уголовной системы для несовершеннолетних, в том числе с использованием технологий восстановительного правосудия. Гуманизация подразумевает не просто заботу о подростке, совершившем правонарушение, оказании ему психологической и социальной помощи, необходимо, чтобы ситуация правонарушения стала отправной точкой формирования у него осознанности и ответственности, которому в немалой степени может способствовать такая процедура, как медиация жертвы и обидчика.
Степан АБРИКОСОВ
