Болтуновы давно хотели переехать на Черное море. Надоел режим «черного неба» в родном Красноярске. У отца семейства Сергея онкологическое заболевание. У 40-летнего сына Дмитрия в анамнезе семь операций по поводу лицевой расщелины. Долго подбирали подходящее местечко. Наконец продали дом и поехали. В конце ноября они приехали в город-курорт Анапу. А 17 декабря увидели, что из режима «черное небо» попали в режим «черное море». Не зная пока, какое принять решение, Татьяна с сыном Димой каждый день приходят в штаб. Они волонтеры.
Штаб по поиску и спасению птиц расположился на базе отдыха «Витязево» (сейчас переехал на базу отдыха «Динамо» в Гостевом проезде. – Ред.).
Сюда приезжают автоволонтеры и те, кто готов искать вдоль берега замазученных птиц. Координатор Любовь показывает карту, на которой береговая линия поделена на сектора. Без присмотра сегодня остался только один сектор – от штаба «Высокий берег» до лестницы «800 ступенек».
Пешком туда далеко. Ждем автоволонтера. Вдруг кто-то откликнется.
Все, кто вызвался ранним утром, уже уехали на задачи. В штабе временное затишье. Только ритмичный стук во дворе нарушает прибрежную тишину, как будто кто-то однообразно долбит клювом. Это юноши готовят коробки для отлова птиц: ножницами пробивают одинаковые отверстия для воздуха. «Не в ту сторону. Пробивать нужно изнутри, тогда острые концы дырок будут снаружи. Чтобы птица не поранилась», – наставляют их опытные.
На задачу поедем вместе с Татьяной и Димой. Мы неспешно болтаем в ожидании автоволонтера. Когда Дима говорит, видно, что у него вздернута верхняя губа и оголены верхние зубы. От этого лицо кажется каким-то несерьезным. В народе такую особенность называют «волчья пасть». И приписывают людям с такими особенностями интеллектуальные отклонения. Издалека действительно кажется, что Дима не очень хорошо понимает происходящее.
На самом деле Дима здесь при штабе один из самых надежных волонтеров. И уж точно – самый безотказный.
Говорит не всегда внятно, но рассудительно: «Ты же знаешь, мама, я добрый мальчик. Но слишком добрым быть нельзя – заездят. И слишком злым быть тоже нельзя – раздавят».
Татьяна ласково называет его «мой сыночек» и без смущения рассказывает, что Димочка родился «такой», потому что его отец работал на Белоярской АЭС.
Через час появляется Мария. У нее выдался свободный час, и она готова быть автоволонтером. Значит, мы можем поехать на задачу.
На продуваемом морском берегу мазутом не пахнет. Около штаба, где берега заросли травой, запах ощущался сильнее.
«Вот и не знаем, как теперь быть: возвращаться обратно или оставаться здесь», – в задумчивости Татьяна бредет по морскому берегу. А Дима собирает с пляжной гальки пластиковые крышки от бутылок и относит в мусорные контейнеры. Вдруг отстал: увидел мазут на камешке и принялся очищать его палочкой.
Свою замазученную чомгу мы найдем не в этот день. А на следующий – на Бугазской косе. В этот раз птиц мы не нашли: отзваниваем в штаб. Нас забирает автоволонтер и возвращает обратно.
А нужно ли спасать птиц, если они все равно погибают?
Имеет ли смысл спасать замазученных птиц – такой вопрос всплывает в местных жарких дискуссиях постоянно.
В отличие от идентичного разлива мазута 2007 года в этот раз работа с птицей была налажена быстро и четко.
В 2007 году во время шторма 6-7 баллов в Керченском проливе утонули четыре сухогруза, разломился танкер класса река-море «Волганефть-139». В море вылилось 3000 тонн мазута, почти 7000 тонн технической серы. Погибли 35 000 птиц.
«В 2007 году работа по спасению птиц полностью провалилась. А в этот раз четкая, организованная система – от мониторинга берега до выписки птиц из стационара и передачи в реабилитационные центры – была выстроена всего за две недели», – рассказывает Александр Емельянов, эксперт проекта «Земля касается каждого».
В первых же числах после разлива он приехал сюда в командировку. Сейчас приехал снова – как волонтер.
Однако выстроить систему – не значит спасти всех птиц. Несмотря на героические усилия волонтеров, ветеринаров, радушие местных предпринимателей, которые отдали под штабы и мойки свои помещения, даже отмытые птицы продолжали погибать.
В парке «Аристей» на хуторе Усатова Балка погибли все отмытые птицы, которые оставались там на передержке.
В реабилитационном центре «Пеликан», куда была отправлена одна из партий птиц в ночь с 7 на 8 января, погибли 95% партии – 178 птиц. Но средняя статистика выживаемости за все время приема птиц там составила 9% (99 птиц из 1068 принятых).
Впрочем, общая статистика еще печальнее…
По последней сводке оперштаба, с 17 декабря по 27 января было найдено 7336 особей. На реабилитацию поступили 3166 птиц, из которых 250 продолжают лечение в центрах реабилитации, а 245 были выпущены в естественную среду обитания (судьба их неизвестна, потому что птицы были не окольцованы).
Даже если выпущенных птиц считать живыми, процент выживаемости не больше семи.
«Основная причина гибели птиц – сильная интоксикация», – считает Ксения Михайлова, директор центра реабилитации диких животных «Сирин» (Санкт-Петербург).
Парадоксально, но чем грязнее птица, тем больше у нее шансов на выздоровление. Те, которые сильно испачкались мазутом, погибают в течение суток. Если птица живая, значит, не так давно контактирует с мазутом и получила не такое сильное отравление.
А вот если на птице лишь несколько мазутных пятен, значит, она постоянно себя чистит, глотает испачканные перья. И по итогу получает долгое токсическое отравление. У таких птиц, как ни странно, меньше шансов на выживание.
Стоит ли их спасать?
«С одной стороны, в Краснодарском крае, ежегодно гибнут тысячи чомг. Когда начинаются продолжительные шторма, они не могут охотиться на рыбу и погибают от голода, – говорит эксперт проекта «Земля касается каждого» Александр Емельянов. – Я слышал, как один сотрудник МЧС сказал: «Ну что вы возитесь с этой птицей, это естественный отбор».
Но нет, я не согласен! Это неестественный отбор! К гибели этих птиц привел антропогенный фактор. Эта катастрофа случилась по вине людей.
У экосистемы есть свои закономерности. А мы вмешиваемся в этот процесс и нарушаем баланс, до конца не понимая, какой он хрупкий.
Даже если популяция в целом не страдает, эта лишняя смертность не пройдет бесследно. Возможно, даже одна лишняя погибшая птица изменит экосистему в целом. Лично для меня каждая погибшая птица в результате аварии – это трагедия. И даже если выживаемость будет составлять один процент, эта работа по спасению птиц имеет смысл».
«Фейри», крахмал… или немного водки?
Споры, как именно спасать птиц от мазута, продолжались долго. И все-таки работает та схема, которую ветеринары и орнитологи опытным путем выработали в первые дни. Замазученную птицу посыпают крахмалом, который как сорбент впитывает часть мазута, а потом, бережно придерживая шею и голову, отмывают в теплой воде с помощью «Фейри».
«Неэкологично! Смывает жировую прослойку!» – пишут эко-блогеры.
«Никакое другое средство мазут не берет», – говорят те, кто моет птицу.
«Мазут – это жирорастворимое вещество. Как только мазут попал на перо, он уже смешался с жиром этого пера. Смываете вы его «Фейри» или чем-то другим – вы все равно смоете с птицы это защитное сало. Оно уже соединилось с мазутом», – объясняет Ксения Михайлова.
Другим пунктом для разногласий стал крахмал и рекомендуемый протоколом сорбент полисорб. «Крахмал забивает дыхательные пути и вызывает у птиц пневмонию, а полисорб закупоривает кишечник, – заявили специалисты парка «Аристей» после того, как вся отмытая птица у них погибла. – Выжили только те, кому мы вливали… водку (по 0,5 мл на чомгу, по 1,5 мл – на гагару)».
«Водку ни в коем случае нельзя давать ни птицам, ни животным. Это вызовет у них алкогольную интоксикацию, – возражает Ксения Михайлова. – А крахмал мы в реабилитации используем давно. Например, присыпаем им птицу, попавшую в клеевую ловушку. Просто пользоваться крахмалом нужно аккуратно и действительно следить, чтобы он не попадал в ноздри птице. Также аккуратно и по протоколу нужно пользоваться полисорбом. Это, скорее, вопрос исполнения, а не протокола».
Винохранилище превращается… в реабилитационный центр
Ксения Михайлова приехала в Анапу 6 января. И почти сразу попала на Жемчужную, 9… в семейную винодельню. Хозяин винодельни Артур Биюкьян в первые же дни, когда волонтеры стали подбирать испачканных в мазуте птиц, отдал им под мойку угол подвала в своем ангаре.
Постепенно заботы о птицах разрастались и занимали все больше места. В новогоднюю ночь здесь собрались около 600 волонтеров и столько же замазученных птиц. И вот теперь все три этажа ангара приспособлены под мойку и стационар, выхаживающий птиц в тяжелом состоянии. К нескольким коробкам проведены кислородные концентраторы – это птичьи реанимации. Ассистенты ветврачей спят по 3 часа в день – рук не хватает.
Оборудование винодельни, скромно потеснившееся к углам, теперь густо посыпано крахмалом. «Мы рассчитывали запустить этот ангар летом под производство, но птицы нас опередили, – улыбается Артур. – Ну что ж. Я человек верующий, я знаю, что добрые дела нам воздаются».
Другой ангар, который Артур строил под винохранилище, экстренно, за две недели, был оборудован муниципальными структурами под реабилитационный центр. Аналог такого – больше 700 кв. м – реабилитационного центра для диких птиц, говорят, есть только в Калифорнии.
Ксения Михайлова попала в самый разгар создания этого центра. И даже когда ее командировка закончилась, уехать домой она не смогла – птицы не отпускали.
– У меня там вообще-то четыре медведя, волки и два моих человеческих ребенка, – смеется Ксения.
– А здесь у вас есть любимцы?
– Есть, да. Я, конечно, не рыдаю ночами, но переживаю за них. Особенно за тех, кого привезли в первой партии. Они прошли уже кризисный период, очень хочется, чтобы они выжили. Со страхом жду каждое утро отчет от ночного врача. Смотрю: «Все живы». Уф, можно спокойно ехать на работу.
– А птицы испытывают к вам подобные чувства? Все видели ролик, как лебедь обнимал волонтера, который его мыл.
– Лебедь не обнимал. Он нападал. Лебедь так проявляет агрессию. Самцы именно так душат друг друга шеями, когда дерутся за территорию. Спасенные птицы вообще не любят людей (показывает руки, сплошь до локтя испещренные мелкими ссадинами). Следы от ударов клювом остаются даже через плотные перчатки.
Но постепенно они запоминают: сначала ты делаешь неприятные процедуры (взвешиваешь, даешь витамины), а потом – кормишь. Я тут задержалась в вольере, пока песок чистила, оборачиваюсь: они уже все стоят рядком и смотрят на меня: «А еда?»
Новый реабилитационный центр – это огромный бетонный ангар. Здесь провели вентиляцию, построили 10 закрытых боксов, в которых подогревается песок и воздух и работают инфракрасные лампы для создания искусственного солнечного света. Птиц сортируют не только по породам, но и по срокам пребывания, чтобы не допустить перекрестной инфекции.
К местной звезде, черношейной чомге Чупа-чупс, за фотографиями которой следит вся неравнодушная общественность, нас не пустили. «Мы стараемся не мельтешить и не пускать к птицам посторонних, чтобы птица не привыкала к большому количеству людей. Иначе это будет им мешать потом вернуться в свою среду – они привыкнут к людям», – объясняет Ксения Михайлова.
В ангаре продолжаются работы: непрерывно что-то сверлят, пилят и варят сваркой. В один из ангаров входит «птичья няня» в СИЗе и маске. Предварительно стучит в дверь. «К фоновому шуму птицы привыкают. Но если резко открывать двери, они пугаются. Мы договорились стучать при входе – они привыкают к сигналу. А любая сигнальная система минимизирует стресс – это научно доказано».
Украшение ангара – шесть лазурных бассейнов. В прозрачно-голубой толще воды одного из них кишат маленькие рыбешки и не догадываются, что сюда их привезли лишь в качестве еды.
В остальных бассейнах птицы будут восстанавливать навыки плавания и охоты, когда окрепнут. Сейчас они проходят лечение и восстанавливают жировую прослойку, которая позволит им держаться на воде.
Тесты, которые проводят в ставропольском РЦ «Пеликан», показывают, что даже птицы из первой партии, отмытые 19 декабря, не держатся на воде дольше 20–30 минут.
Значит, их еще нельзя выпускать на природу.
А кроме того, миграционные пути чомг мало изучены (их сложно кольцевать). Поэтому орнитологи не могут уверенно сказать, полетят ли те же чомги в другие края или вернутся в замазученные районы.
Мы спасаем, а не охотимся
Такая табличка висит при входе в штаб по поиску и спасению птиц.
«Как ловить птиц» – спорят чуть меньше, чем «как отмывать птиц от мазута». Но и здесь есть свои больные точки. Поначалу ловцы закупили сачки. Но ловить птиц сачками быстро запретили: неопытный ловец может сломать птице клюв, крылья, перебить лапки.
«Мне сачок выдавали тайком, когда увидели, что я опытный ловец. Все-таки сказался опыт работы в службе спасения животных «Кошкиспас», – рассказывает Ольга Ильина. Она живет в Москве, спасает кошек и застрявших удавов в Питере, а в Анапу приехала с 23-летним сыном, чтобы ловить и отмывать замазученных птиц: «Он первый собрался, ну и я не смогла остаться в стороне».
Как только ловцы стали приносить первых птиц, возникла еще одна проблема. Среди покрытых мазутом бедолаг чаще всего попадались чомга, гагара и баклан. Так вот, чернозобая гагара и хохлатый баклан занесены в Красную книгу и взаимодействие с ними запрещено законом.
«Изъятие из среды обитания животных, занесенных в Красную книгу РФ, равно как их перевозка и содержание образуют состав административного правонарушения. В отдельных случаях эти действия могу квалифицироваться и как уголовно наказуемые – например, как незаконная охота».
Причем законодательно не определено, возникает ли ответственность за изъятие больного или здорового животного.
Ветеринарные врачи и волонтеры подшучивали друг над другом, мол, все ходим под статьей. Но это были невеселые шутки.
Чтобы разъяснить ситуацию, мы попросили комментарий у главного госинспектора федерального госохотнадзора министерства природных ресурсов Краснодарского края Федора Николаевича Фоменко: «Никаких сложностей с краснокнижными видами в работе нет. Письмом Росприроднадзора на режим ЧС все моменты по работе с краснокнижными птицами были приравнены к работе с обыкновенными видами птиц.
После терапии птица перевозится в центры, которым Росприроднадзор РФ выдал разрешение на содержание краснокнижных видов в состоянии неволи».
Видео с его комментарием мгновенно разошлось по волонтерским чатам. Можно спасать спокойно.
Не пропустить машину заброски
Чат «Сети, сито, лопата» в Телеграм:
«Едем на берег.
Сбор на штабе «Шлагбаум» Бугазская коса около 11.00 (лучше не опаздывать, чтобы не пропустить машину заброски)».
Мы тоже не хотим пропустить машину заброски, поэтому срочно пишем в чат, чтобы найти попутчика до штаба.
Штаб «Шлагбаум» в станице Благовещенская – самый отдаленный штаб. Дальше только штаб «Дельфины» в Веселовке, туда без машины добираться еще сложнее.
Здесь в Благовещенской заканчивается береговая курортная линия, которая тянется от Анапы, и начинается узенькая Бугазская коса. Здесь нет такого курортного размаха, как в Анапе. Это отдых для любителей тишины. И ветра.
Станица Благовещенская – самое популярное в России место для кайтсерфинга. Неудивительно, что хозяева кайт-школ и другие молодые предприниматели с первых же дней включились в очистку пляжей. Помимо финансового интереса у них тут любимое дело, родное место отдыха (для кого-то – с детства) и социальная ответственность за чистое море.
«Шлагбаум» оборудовали активисты. Они же – сами себе благотворители. Молодые предприниматели организовали этот штаб на свои личные средства. Это потом подтянулась помощь от МЧС и пожертвования неравнодушных людей.
– Я руководитель штаба. Один из пяти. А вы аккредитованное СМИ? Нам разрешили общаться только с аккредитованными.
Мире на вид лет 28. У нее короткая стрижка и каллиграфическая татуировка на внутренней стороне предплечья. В своих спортивных штанах она похожа на теннисистку: такая же пружинящая, стремительная, уверенная и модная. Но нет, у Миры другое дело – свое агентство рекламы и маркетинга в Краснодаре. Она говорит быстро и решительно: «Я с самого детства отдыхаю здесь – на косе. Поэтому я не могла не участвовать. Мы на свои деньги быстро оборудовали здесь штаб. Мы хорошо зарабатываем».
Она показывает мне в своем телефоне фотографии. Вот открытая, по-декабрьски заброшенная веранда, предоставленная местным рестораном. Под Новый год здесь уже варят кашу для волонтеров в больших котлах и выдают инвентарь для уборки, средства защиты. «Мы и Новый год здесь встретили. Нас было человек 20».
Сейчас это закрытое, обогретое и оборудованное помещение, в котором ежедневно готовят еду, снаряжают СИЗами и кормят волонтеров.
– Мы купили сюда уличные газовые обогреватели, как в ресторанах, стеллажи, каждый день покупаем сюда продукты.
– А сколько своих денег вы сюда уже вложили?
Мира смущенно улыбается.
– Месячную зарплату? Полугодовую? Все сбережения?
– Ежедневное содержание штаба обходится в 530 000 рублей.
Полчаса назад Мира привезла на своей машине коробку с подобранной замазученной птицей. Она очень быстро, резко и уверенно передвигалась по штабу, собирая необходимое. Ветошь. Салфетки…. А когда врач стал ставить птице зонд и вливать шприцем физраствор, неожиданно испугалась:
– Ой нет, я не смогу, я шприцев боюсь.
Продам мазут. Недорого. Самовывоз
В штабе обстановка походная. Но идеальный порядок. На каждом пункте свои координаторы. В уголке выдачи средств индивидуальной защиты можно попросить даже теплую шапку или носки, если забыл или потерял. Организаторы закупили теплые вещи и продолжают принимать посылки от желающих помочь. Пункты выдачи заказов работают бесперебойно.
На «Стене любви» автографы всех, кто здесь побывал: имена и города, сердечки и пожелания. Самая популярная надпись – «Море, прости!». Самая смешная – «Продам мазут. Недорого. Самовывоз».
В каждом штабе можно получить сорбент – полисорб или его аналоги. Всем, кто трудится с мазутом, рекомендуют пить его перед едой 2–3 раза в день.
Полисорб я выпила еще утром перед выездом в штаб: ничего, на вкус не сильно противный, как сильно разведенный крахмал. Сейчас уже можно и позавтракать.
Во всех штабах кормят сытно, вкусно и много. В любом штабе, куда ни придешь, с порога предлагают поесть или хотя бы попить чаю. При мне координатор кухни, передающая дела своему сменщику, составляла памятку для волонтеров, раздающих еду:
«Надеть перчатки. Надеть шапочку. Предлагать как можно больше еды. Не ждать, пока попросят».
Здесь всегда есть брикеты шоколадок и упаковки с печеньями, паллеты с водой и ящики свежих яблок. Самое трогательное – домашние пироги, булочки и торты, которые постоянно несут местные жители. Кто-то наварит борща, кто-то напечет сосисок в тесте, кто-то принесет рукодельный зефир. Остаться голодным просто невозможно.
«Ребята, кому положить завтрак? Каша манная с бананом, каша овсяная с изюмом и семечками». Горячую еду регулярно готовят такие же волонтеры.
К обеду обязательно будет суп. Сегодня – борщ с мясом. Походный термос на 30 литров наполняется свежим супом дважды в день. На второе можно выбрать вкуснейший плов или гречку с тушеной печенкой. Другой термос – поменьше – для веганов. В каждом штабе для веганов продумывают еду отдельно. Свежий салат. Каждый день.
Заглядываю на кухню:
– А сколько сегодня вы готовите?
– Просили 150 порций приготовить.
Молодой человек носит термосы с готовой едой в штаб:
– Мам, а веганами называют тех, кто не ест мясо? А мы как называемся?
– Люди.
Проедет только «Урал»
Мы уже надели СИЗы, очки и респираторы. Флешбэками всплывают воспоминания о ковидном госпитале. Когда ходила туда волонтером, снаряжались почти так же. Особенно когда начинаешь поверх СИЗа надевать бахилы и заматывать скотчем. Но здесь есть своя фишка. Эко-волонтеры не хотят переполнять и без того пострадавшую природу использованными средствами защиты. Поэтому не сильно загрязненные СИЗы используют дважды: режут на кусочки и наматывают на сапоги вместо бахил.
«Урал» подошел! Пора грузиться».
Военный грузовик для перевозки людей – большой. Очень большой. Мы подходим к борту и запрокидываем голову в поисках хоть какой-нибудь ручки, за которую можно ухватиться. Не находим. Чтобы залезть в кузов, нужно поставить ногу на маленькую подножку и ждать, пока сильные руки сверху втянут тебя в кузов.
– Посадите Наталью Васильевну в кабинку!
Наталья Васильевна ни по возрасту, ни по комплекции не сможет взобраться даже на подножку.
– А вы откуда?
– Из Усть-Лабинска. Мы сюда пять часов добирались на нашем желтом сарайчике – школьном автобусе. В полтретьего ночи выехали.
– И что? Вас заставили?
– Да не, не заставляют. Нашему району выделили этот участок и просят, чтобы каждые выходные хотя бы один человек от нас съездил. Вот мы решили собраться все вместе и съездить за раз. У нас здесь в группе и администрация наша, и руководитель управления образования, и заместитель, и секретарь. Я вот педагог.
Места на скамейках закончились. Но трое встают ногами на бортик и едут снаружи, держась за… Не знаю, изнутри не видно, за что они там держатся. Но сидящие внутри тихо им завидуют: по дороге открываются восхитительные виды и им достанутся лучшие впечатления.
Бугазская коса легла тонким перешейком между Черным морем и Бугазским лиманом. Можно перебежать его поперек за 5 минут. И с одной стороны увидеть энергию моря, а с другой – тут же – безмятежность лимана. Лиман своей полированной гладью завораживает и невольно заставляет остановиться. Будто молча внушает: «Все хорошо. Все незыблемо. Все по плану». В лимане плавают абсолютно чистые птицы. И вид белоснежных лебедей вызывает у всех, кто едет в машине, прилив восторга. «Птички! Живите!»
«Урал» резко останавливается. На каждой такой остановке плотные ряды людей в белых комбинезонах съезжают в сторону кабинки. Будто кто-то невидимой грубой рукой хочет уплотнить и без того плотные ряды.
– Кто там впереди говорил, что нельзя потесниться? Вон еще сколько места! – раздается веселый голос от борта. Взрыв смеха. Потесниться здесь можно, только умяв ряды.
Береговую линию между Анапой и Витязевом уже поделили на «зоны». Каждому району Краснодарского края выделили свою зону очистки. Бугазская коса – самая удаленная от центра Анапы. Там, где заканчиваются муниципальные зоны, остается труднодоступная зона – для волонтеров, последняя – для МЧС. Туда дольше всего добираться.
Особенность этого района – особая структура песка, из-за которой сюда может проехать только высокопроходимая техника. Внедорожники здесь регулярно застревают и беспомощно крутят колесами, только сильнее закапываясь в песок.
На обратном пути подсядем на другой «Урал» – с сотрудниками МЧС. Они возвращаются с дальнего участка косы.
– Ну как там?
– Лепешки мазута лежат. Складываем их лопатами в мешки.
– А почему без респираторов?
– Да нормально!
Люди в скафандрах и гигантские куличики
С утра на косу опустился густой туман. И если вчера в кофте и куртке было невозможно жарко работать, то сейчас холодный ветер продувает до костей. Застегиваю СИЗ с капюшоном. Так сразу теплее. Не продувается.
Кажется, что здесь снимают фильм про колонизацию незнакомой планеты. В молочном тумане по песчаному пейзажу медленно двигаются белые люди в масках и респираторах. Кто-то копает, кто-то неторопливо переносит с места на место сита – большие, как носилки. Кто-то тащит белые мешки. Как будто художник по костюмам специально подбирал их по цвету.
Туалетная кабинка с надписью ЧС смотрится особенно комично посреди этого лунного пейзажа. «ЧС» – «чрезвычайная ситуация» – так подписано все, что используют для ликвидации последствий. Но туалетная кабинка будто и сама по себе создана для ЧС.
Там, где уже отработали сеялки, вырастают гигантские куличики. И группа в белых костюмах продвигается дальше, оставляя за собой все больше песочных пирамидок.
Стационарные сеялки – это местное ноу-хау. Металлические сетки на подставках, похожи на мольберты. Двое набрасывают песок на сетку, один стучит по ней, чтобы не застревал песок. Песок проходит сквозь сетку, кусочки мазута остаются на сеялке и падают через воронку в мешок.
Ручные сеялки здесь тоже есть. Попробовала: в одиночку держать и трясти деревянную рамку с сеткой, полной песка, тяжело, быстро устают руки. Результативнее сеялки на двоих – как носилки. Еще результативнее – сеялки-мольберты.
Придумал их Ставрий Асланов. Ставрий – предприниматель, поставляет продукты в санаторно-курортный комплекс. Но его первое, техническое, образование не позволило ему сидеть сложа руки.
По три пальца на каждой руке у Ставрия замотаны пластырем. Он крепит воронку к новой сеялке и неожиданно отдергивает палец, поверх одного из пластырей капает свежая кровь.
– А отчего у вас все пальцы забинтованы? Оттого, что много пришлось мастерить?
– Нет, это оттого, что я неаккуратный.
Это его чат «Сети, сито, лопата» постоянно выкладывает результаты работы с сеялкой и сетями и зовет помощников.
«В первые дни после выброса задача была – не скажу проще – была понятнее. Вот лежит мазут, ты его убираешь. Приходишь завтра и знаешь, откуда продолжать работу. А 27 декабря мы работали между речкой Можепсин и Джемете, и там было уже много мазута, перемешанного с песком. Его нужно было разделять.
Сеять песок – это же понятое дело. И дедушки наши сеяли, когда дома строили. Раньше ставили панцирные сетки под углом и закидывали на них песок. Я в детстве делал это с большим удовольствием.
И я стал искать ответ на вопрос: как, придя на берег, я могу быть максимально полезен. Родилась первая установка. Сетка, каркас и упор. Потом туда добавили желоб. Потом поменяли желоб на воронку и изменили плоскость крепления сетки, то есть стали крепить ее с обратной стороны.
Первые три опытных образца я привез в Витязево. Там работали ребята из МЧС. Те из них, кто взял наши сеялки, чувствовали себя счастливыми.
Сегодня у нас здесь на косе работают 24 экземпляра».
Туман рассеялся, и я смотрю на бескрайнюю полосу песка, уходящую вдаль:
– А сколько же нужно таких сеялок, чтобы все очистить?
– Я посчитал. Мы вдвоем с другом с помощью двух установок за 3,5 часа перепахали 100 кв. м пляжа. Значит, если 2000 установок и 2000 человек будут работать 40 дней – мы очистим всю береговую линию.
Пока передадим опытные образцы руководителям наших анапских здравниц. Пусть они сами сделают выводы. Я не могу ничего навязывать, я только делюсь своим опытом.
– А ваши дочки купаться пойдут в этом году?
– Надеюсь. Я для этого здесь.
Слои мазута – как тягучая карамель
Рассматривать подписанные СИЗы интересно: «Лена Ханты», «Роман Байкал», «Костя Екб». Волонтеры приезжают сюда со всей страны.
Ирина Бохан – почти местная, из Краснодара. Отпросилась с работы и приехала со своим краснодарским турклубом. «Я родилась у моря. И не было года, чтобы я не купалась в море. Ну как так: нельзя разуться и пройти по воде? Мы даже в январе-феврале разрешаем детям ножки помочить. А что, если я сейчас разуюсь и зайду в воду?»
«Сказала Ира, боясь снять респиратор», – смеется ее напарница.
Утренний туман отодвинулся, как занавеска на окне, и солнце брызнуло на берег. Сразу захотелось расстегнуть СИЗ, стало жарко.
Присаживаюсь к девушке в белом комбинезоне (а кто здесь не в белом?). Она работает одна. Откапывает песок и разбирает его руками. Как зовут? Соня. Мы – две Сони – начинаем копать вместе. Сантиметрах в десяти от поверхности, под песком, как в торте, лежит слой черного мазута. Прорезиненными перчатками мы вынимаем эти тягучие, как хорошая карамель, пласты. Едкий запах тут же бьет в нос. Соня работает в респираторе, я срочно натягиваю свой. Копаем вокруг – слой большой, распластался не меньше чем на метр по поверхности. Такие «блины» здесь встречаются повсюду. Мазут, вытекший на берег в первые дни разлива, следующий же шторм покрыл слоем песка.
Но когда он нагреется на солнце – потечет и начнет испаряться. Поэтому волонтеры не уходят отсюда. Хотят откопать максимальное количество до потепления.
Перчатки тут же становятся черными и липкими. Главное – не схватиться грязными перчатками за респиратор. Так нас инструктировали.
Куски мазута складываем в мешки. Мешки прочные, с полиэтиленовой прокладкой, такие не растекутся и не порвутся. Мешки наполняем не до верха. «Тебе тяжело его поднимать? Вот и тому, кто будет грузить, будет тяжело», – инструктирует кого-то Ставрий.
Сегодня волонтеры сами грузят мешки в ковш курсирующего по косе трактора. Вчера дежурили ребята из МЧС. Они грузили мешки в ковш и потом ждали, пока он отвезет их к штабу за 6 километров и обратно.
Подхожу к одному из них:
– А вы чего без респиратора?
– Да зачем? Вот когда мы в начале января ковшом пласт снимали, там да… Там тогда выкинуло на берег ракушку, потом слой нефти (мазута. – Ред.) и засыпало опять слоем ракушки. Идешь как по жиже… А это (кивает в сторону белых человечков) – бестолковое занятие. Зачем? Солнышко нагреет, он весь в песок уйдет. Откуда пришел, туда и уйдет.
Смена окончилась. В штабе переодеваются вернувшиеся «с полей». Педагоги из Усть-Лабинска вместе со своей «администрацией» тоже вернулись с объекта. Шумной женской стаей приводят себя в порядок. Им еще шесть часов ехать обратно.
– Наталья Васильевна, вы кофе уже выпили?
– Я полисорб выпила.
– А хорошо съездили! Позагорали, дельфинов видели. Когда бы еще так на море всем коллективом съездили! Жалко, купальники не взяли с собой.
Все смеются. Шутки про купание и купальники сейчас, в мазутном январе, самые ходовые.
Сезон будет?
Использование сетей придумал руководитель группы проектов развития «Сколтеха» Владимир Каляев
Министр природных ресурсов Александр Козлов, отчитываясь перед президентом, сказал, что готовится проектно-сметная документация, которая улучшит состояние пляжа, и к маю 2026 года проект обновления пляжа должен состояться. Новость о том, что пляжный сезон в Анапе будет только 2026 года, облетела все встревоженные каналы. И министру пришлось разъяснять, что работы ведутся и прямо сейчас тоже. «Грунт с загрязненным песком вывозится на временную площадку и будет вывезен утилизатором, будут приведены работы на пляже с привлечением сил МЧС и волонтеров и новых технологических решений. К лету пляж Анапы должен соответствовать нормативу, мазута быть не должно».
То есть своим заявлением он как бы обнадежил, что сезон 2025 года должен состояться.
А что думают местные жители?
Рубен похож на немолодого хиппи. Его длинные волосы, свисающие из-под мелкой вязаной шапочки, даже не пытаются скрыть возраст своего хозяина. Вероятно, именно так должны выглядеть хозяева кайт-школ:
«Поверьте, кайтерам все равно. Отпуск есть? Ветер есть? Поехали кататься! Хоть в противогазе. А вот семьи с детьми… Не знаю. А ведь весь бизнес-то здесь строился на отдыхающих».
Юлия Мясникова живет в Анапе и растит двоих детей. Она активист группы «Сети, сито, лопата»: ставит сети Каляева, просеивает песок на Бугазской косе.
На вопрос «Будет ли сезон?» у нее нет ответа. «У нас сезонный город. Основной заработок у людей здесь, конечно, летом. Но я не уверена, что люди доверятся и поедут в этом году. Визуально вода чистая, а кладешь в море полипропиленовую сеть (технологию назвали «сети Каляева» по имени ее разработчика. – Ред.) и тут же видишь, как на нее налипают пятна мазута. А где гарантия, что ты пойдешь купаться и на тебя это все не налипнет? А дети, которые глотают все время воду во время купания?»
«Сезон будет?» – спрашиваю я у бариста на Центральном пляже.
«Да не слушайте никого! Это все «ящик» раздувает. Сто раз такое уже было. Ну, после шторма, может, пахнет мазутом. А так нет».
«К разговорам о курортном сезоне на Черноморском побережье я отношусь очень скептически, – говорит эксперт проекта «Земля касается каждого» Александр Емельянов. – Даже если в песке останется немного мазута, на жаре он будет выделять токсические вещества. А это небезопасно.
Самый оптимистичный прогноз? Оптимистичный прогноз мне сделать сложно. В лучшем случае понадобится один год, чтобы полностью ликвидировать последствия ЧС. С оговоркой, что все последствия ликвидировать в любом случае невозможно. Но уложиться в один год можно, только если случится технологический прорыв. Например, мы научимся правильно собирать мазут из воды, очищать песок.
Есть и пессимистический сценарий. Если мы не сможем помочь природе, то негативное влияние мазутного разлива будет сказываться приблизительно 15–20 лет. За это время микроорганизмы смогут его переработать. А что за это время будет с флорой, фауной и человеком?
Меня удручает масштаб этой катастрофы. Мазут находили уже на берегах Абхазии и Грузии. Куски мазута я нашел на берегу Таманского залива и даже в Приазовском заказнике. Ученые считают, что мазут дойдет до побережья Турции, Болгарии.
Масштаб катастрофы грандиозный. И, пожалуй, только в этом уникальность этой катастрофы.
Во все остальном катастрофа 2024 года, к сожалению, один в один повторяет катастрофу 2007 года. Тогда затонуло пять судов и в воду попало около 3000 тонн мазута. Одно из их, танкер класса река-море «Волгонефть-139», как в злой шутке, передал эстафету танкеру «Волгонефть-239» в 2024 год.
Мы ничему не научились на прошлой катастрофе. Хочется надеяться, научимся хотя бы на этой».
* * *
Собираясь в Анапу, зашла в аптеку, надо было купить с собой полисорб и другие сорбенты. Набираю с собой полный пакет, расплачиваюсь и, уходя, зачем-то говорю аптекарю:
– Вот. В Анапу еду.
– А что там? Ротавирус?
– Да нет! Там же мазут разлился!
– Не знаю, не слышала. Нам тут некогда.
