Дети, лишённые родителей, мечтают о них, идеализируют, а вот у родителей, по разным причинам разлученных с детьми, отношение к ним имеет более широкий диапазон – от страстной любви до полного равнодушия или даже ненависти, от всепоглощающей искренности до такой же всепоглощающей лжи.
Понятно, что в большей степени это касается матерей, – отцы в кризисных семьях в принципе не заживаются. Кому-то из женщин все равно, что будет с ребенком, главное, чтобы им не мешал. Но есть и другие – осознавшие, что это они причина того, что ребенок стал «детдомовский». И тогда начинается трудная борьба за возвращение сына или дочери домой, ведь мать теперь должна подтвердить своё право на воспитание.
Мы расскажем две истории, происходящие прямо сейчас в районных центрах Смоленской области. Эти истории не завершены и от их исхода зависят человеческие судьбы – именно поэтому мы не называем фамилий матерей и их дочерей. Им помогает фонд «Дети наши», в программе которого «Не разлей вода» стараются воссоединить семьи, где по решению органов опеки изъяли детей.
«Занесите, пожалуйста, в протокол, что я благодарна!»
Когда мы уже уехали, Людмила позвонила вдогонку: «И внесите в протокол, пожалуйста, что я очень благодарна фонду за помощь!» В «протокол» – потому что это самый привычный для 47-летней женщины с двумя судимостями документ. Худая, вежливая, Людмила сдержана до зажатости, – рассказывая о своих мытарствах, она позволила себе чуть заплакать только в самом конце.
Живёт в Вязьме, в новом доме, квартиру она получила за многолетнюю работу дворником. Дворником работает и сейчас, ей не привыкать – ведь профессии у неё нет. Правда, когда-то давно работала в Подольске «на тюльпанах» – в хозяйстве, где их выращивали, и сегодня вспоминает об этом как о чудесном времени, ведь кругом были цветы.
Больше года назад Людмила вышла из тюрьмы после второго срока. В квартире – пусто, голые стены, черновая отделка. Поэтому Людмила и не смогла сразу забрать дочку после освобождения – в этой квартире ещё нельзя было жить. Сейчас – бедно, да чисто. Дальний угол единственной комнаты отгорожен шкафом, за ним стоит диван. На нем детские игрушки и книжки.
– Диван я для Ангелины поставила, чтобы ей там уютно было.
Ангелина – 11-летняя младшая дочь. Родившаяся в заключении и прожившая там с матерью до трёх с половиной лет, она была отправлена к старшей дочери Людмилы, чтобы там дожидаться освобождения матери. Не дождалась.
– Я возвращаюсь – а ребёнка нет, она в детском доме. Моя старшая не справилась со своей сестрой, или что там у них произошло, и отдала её в Шаталовский детдом совсем незадолго до моего освобождения.
Я никогда не хотела, чтобы Ангелина туда попала, я сама росла в интернате, нас в семье было 15 детей, всех не прокормить было.
Дочке там плохо, её несколько раз забирали в психиатрическую больницу, где закалывали какими-то ужасными лекарствами, якобы за «плохое поведение». Я видела её в больнице, спрашиваю у врача – какой диагноз? А мне говорят – никакого, просто плохо себя ведёт.
Плохо себя ведёт – это значит плачет и кричит, что хочет домой, требует, чтобы её выпустили. Хотеть домой – это плохое поведение?
По квартире Людмилы скачет маленькая пушистая кошка. Женщина крошечным котёнком отняла её у каких-то подростков, которые мучили животину. Ангелина постоянно спрашивает у матери по телефону, как там Дымка, говорит, что её семья – это мама и кошка.
– Мама, – говорит мне Геля, – когда я вернусь, я никогда тебя не брошу! – Людмила хрипловато смеётся и быстро вытирает слёзы.
Жизнь ещё не закончена, пока не выращен любимый человек
Директор детского дома, где живёт Ангелина, рекомендует Людмиле поскорее забрать ребёнка – девочка чахнет на глазах. И умоляет опеку отдать девочку матери – но пока тщетно.
Попасть ребёнку в казённый дом просто. Выйти из него – гораздо сложнее. Пока ребёнок находится в детдоме, за него отвечает детдом. А если ребенка передали в семью – отвечает опека, подтвердившая, что у ребенка в семье будут все необходимые условия для развития и безопасность, физическая и эмоциональная. Но вдруг из-за доброты опеки что-то случится с подопечным?
Участвующий в судьбе Людмилы и Ангелины фонд «Дети наши» говорит: «Мать любит ребёнка, ребёнок любит мать». Опека отвечает: «Любовь – это не термин. Как вы её оцените и чем подтвердите? Тут одних чувств мало».
Одних чувств и правда мало. Но ведь есть дела. И одно из таких дел – изменение себя.
Людмила не передовик производства, она женщина «с прошлым»: дважды сильно оступилась и была наказана. Наказание отбыла и теперь жизнь дает ей новый шанс. Работать дворником – не зазорно, если работаешь честно. А начальство Людмилы даёт ей однозначные характеристики: трудолюбивая, неконфликтная, исполнительная, берёт сверхурочные, чтобы заработать. Деньги Людмила тратит на посильный уют в доме и дочь: покупает ей одежду, книги, игрушки.
На стене в доме Людмилы висят грамоты Ангелины – «за хорошую учёбу». Мать, сама не получившая профессии, гордится успехами дочери, хочет, чтобы дочь и после школы училась.
Чем хибара лучше казенного дома
Сафоново – поселок, где раньше все работали на шахтах по добыче бурого угля. Теперь многие шахты закрыты, райцентр изрядно захирел. Между двумя большими районами советских пятиэтажек у самой железной дороги притулился частный сектор с кривыми грязными переулками. Его жители каждый день бегают через «железку», рискуя жизнью, чтобы попасть на электричку или на рейсовый автобус (многие работают в Смоленске).
На высоком замусоренном берегу реки Велички стоит полуразвалившаяся избушка, именуемая «жилым домом», где даже прописаны люди. На провисшей крыше – кошка, в сараюшке громко, но дружелюбно лают собаки. В кривом дровянике «запас дров» – несколько разнокалиберных кусков дерева и мебели. Дверь из пристройки-кухни на улицу раскрыта и из неё тянет дымом.
– Печка дымит, неладная, мы замазывали, да какой-то материал плохой, написано «асбест», а он сыплется, как песок. Но вы не сомневайтесь, в комнате тепло, если дверь закрыть. И трубу мы уже несколько раз чистили.
Наталья – высокая женщина с крашеными в лиловато-седой цвет волосами – нервно курит дрожащую в руках сигарету, одну за другой. Со спины – стройная, и сорока не дашь. Повернётся лицом – на десяток больше. Наталья не знает, вернут ли ей дочь-подростка в дом, который признан аварийным и к проживанию в нём ребёнка не пригодным.
– Как вышла из тюрьмы – уже больше года прошло – пошла в уборщицы, лишних денег у меня нет. Работаю в том же Сафоновском детском доме, где сейчас находится дочь.
Дрова беру неподалёку на лесопилке, мне дают обрезки. Вольер собакам сколотил сосед, собаки – они как дети мои, я их так люблю, одну на рельсах спасла, когда у неё лапка в стрелку попала.
Купила электроплиту, но пока нет кабеля для нее, а так тут вся проводка гнилая. Зато есть водопровод, давно ещё подключили. Когда-то и отопление было от котла, но всё развалилось. Меня опека обвиняла в том, что в доме занавесок нет. Вот видите – теперь есть, и обои поклеены.
По правде говоря, обои клеить здесь – всё равно что скотчем связывать поломанное дерево. Ремонтом тут не обойдешься, потому что дом разрушается. В акте обследования дома, составленном органами опеки, есть даже такая деталь: «вместо туалета – ведро, которое выплёскивается в речку Величку».
По мнению юриста Людмилы Дергачёвой, которая занимается делом Натальи, оно «очень сложное». Много непонятного: например, куда делась квартира, которая была получена матерью Натальи, по словам самой Натальи, взамен этого ветхого жилья, (при этом дочь Натальи оставили прописанной в развалинах). Правда, девочка там не жила, её забирала старшая сестра в Воронеж, но вернула, когда мать отсидела, так девочка оказалась в детдоме.
Есть в деле Натальи и информация о рукоприкладстве, хотя показания самой Натальи – кто кого колотил – путаются. Наталья недавно закодировалась – были серьезные проблемы с алкоголем.
Дочь, 14-летняя Лена, плачет в детском доме – хочет домой. Возраст хрупкий – характер формируется, очень важно, кто окажется рядом. Девочке нужны мать и родной дом сейчас даже больше, чем когда-либо. Фонд «Дети наши» предлагал – если опека даст положительное решение и дело в суде будет выиграно – снять жильё для Натальи с дочкой, чтобы ребёнок жил в нормальных условиях. Увы, состоявшийся буквально на днях суд всё-таки лишил женщину родительских прав. Фонд будет искать возможности помогать семье дальше.
Не разлей вода
Диана Зевина, руководитель программы «Не разлей вода» фонда «Дети наши», уверена, что детям лучше с родителями всегда, а в этих двух конкретных случаях – стопроцентно:
– Две девочки при живых матерях живут в детских домах и очень ждут возвращения домой. Они друг с другом не знакомы, но судьбы похожи: мамы вышли из мест лишения свободы и сейчас хотят воспитывать своих дочерей.
Обе женщины освободились больше года назад, родительских прав лишены не были, судимости у обеих погашены. Когда они вышли из тюрем – сразу подали заявление о возврате детей, но столкнулись с сопротивлением органов опеки, которые подали в суд на лишение матерей родительских прав.
В случае с Людмилой суд отклонил требования опеки, но опека подала апелляцию – «мать ребёнком не интересуется и уклоняется от родительских обязанностей». В случае Натальи суд поддержал опеку и вынес решение лишить женщину родительских прав «по причине ветхости частного дома».
По закону (и по мнению специалистов фонда), лишать родителей прав, то есть юридически сделать мать и дитя чужими людьми, можно только, если жизни или здоровью ребёнка угрожает опасность. Ветхость жилого дома таким обстоятельством не является. Поэтому апелляцию на решение суда подали уже мы. Фонд провел диагностическую работу с женщинами и считает, что они могут воспитывать своих детей.
К диагностической работе привлекаются педагоги и психологи. Прежде всего, наши специалисты помногу беседуют с родителями и с детьми.
Важно даже то, как родитель и ребенок называют друг друга в рассказе. Например, если мать, отвечая на вопросы о ребенке, называет его как угодно, только не по имени, это о многом говорит.
Используются психологические методики для определения отношений родителя и ребенка, для понимания того, насколько их чувства соответствуют словам, например, проективные рисуночные тесты, а также другие тестовые программы.
Дети обычно хотят вернуться в семью, но это не всегда возможно.
Мы также смотрим на реальные действия родителей по изменению своей ситуации, общение с ребенком (звонит ли, навещает ли). Обе наши клиентки – Людмила и Наталья – уже сделали много. Если больших рисков для детей нет, им всегда лучше жить с родителями.
У этих женщин и детей мы видим сильную привязанность друг к другу. Например, Людмила регулярно приезжает за 300 километров (без прямого сообщения!), чтобы навестить дочь.
Сразу после выхода из тюрьмы она не смогла забрать девочку, потому что делала ремонт в квартире и искала официальную работу. А органы опеки ставят ей это в упрёк.
Наталья устроилась работать в детский дом и видит дочь ежедневно, на выходные раньше забирала ее к себе, но сейчас суд лишил её таких прав. Обе девочки подтвердили в суде, что хотят жить с матерями, и прошли психологические тестирования, которые подтверждают сильную привязанность детей к мамам.
Одна из задач программы «Не разлей вода» – трезвое видение ситуации. Мы постоянно смотрим, что происходит у матерей в жизни. Бывают случаи, когда они хотят вернуть детей, а потом не возвращают. Чаще всего не потому, что передумывают, а потому что это оказывается слишком сложно, кроме того, у многих есть алкогольная зависимость, из-за чего они не управляют своими планами.
В таких случаях со временем привязанность к ребенку ослабевает, его место занимают другие люди (мужчины, новые дети). Родитель постепенно привыкает жить без ребенка и может даже находить в этой жизни свои плюсы.
Но часто матери без детей деградируют, спиваются, теряют работу, если она была, жилье. Дети же не могут заменить кровных родителей никем другим, для них это большая трагедия. Мы поддерживаем родителей в интересах детей.
Мы возвращаем детей не во все семьи
В работе с семьями очень ценно желание родителей сохранить семью. За четыре года работы с кризисными семьями наши специалисты общались с сотней родителей и знают, что желание воспитывать детей есть далеко не у всех. И мы возвращаем детей не во все семьи. Смотрим, насколько безопасно им там будет.
За год получается воссоединить несколько семей – в прошлом году к матерям вернулись 2 ребенка, в 2018 году – 8.
Но если вернуть ребенка не получается, большинству детей мы помогаем наладить регулярное общение с родителями. У нас было всего два случая, когда матери после возвращения детей помещали их в интернат. Причем один из случаев связан с диагнозом ребенка, которого не брали в массовую школу.
Но помощь со стороны – купить дрова, сделать ремонт, оформить документы – это всё поможет семье только тогда, когда у взрослых есть желание быть родителями. А в случаях Людмилы и Натальи желание есть и оно подкреплёно конкретными действиями. Поэтому мы сделаем всё возможное, чтобы доказать судьям: наши подопечные имеют право быть мамами.
Фонд выступил и будет выступать на предстоящих слушаниях на стороне семей, мы готовы поддерживать родителей в бытовом, социальном и психологических планах, если понадобится.
Сейчас есть возможность помочь двум маленьким семьям справиться с большой бедой. И если получится, то семьи одержат победу, и это будет ценный опыт для всех, для фонда тоже. Это даст силы и смысл дальше двигаться вперед. Если же суд лишит женщин родительских прав, велика вероятность, что это разрушит судьбы и матерей, и дочерей.
По мнению руководителя смоленского отделения Фонда Алина Киприч, в его работе главное – профилактика:
– Важно начинать работать с кризисной семьёй до того, как ситуация накалится до предела. Это как с болезнью – предупредить её значительно продуктивней и дешевле во всех отношениях, чем запустить и потом мучительно лечить.
Фото Влада Старова
