Свобода
Мария Тенишева (урожденная Пятковская, по отчиму фон Дезен) родилась в 1858 году в Санкт-Петербурге. Росла без отца, была обделена родительской любовью. Писала в мемуарах: «Я была одинока, заброшена. Моя детская голова одна работала над всем, ища все разрешить, все осознать».
Тем больше был интерес девочки к картинам, украшавшим стены: «Когда в доме все затихало, я неслышно, на цыпочках, пробиралась в гостиную, оставив туфли за дверью.
Там мои друзья – картины. Их много висит на стенах, одна к одной. В зале и столовой их тоже много, но они черные, неприветливые, пугают меня. На одной из них на черном фоне выделяется корзина с плодами и белое крыло большой подстреленной птицы: голова ее свесилась, перья взъерошены… Мне эту птицу очень жаль, не хочется глядеть. На другой – огромная рыба лежит на столе, окруженная виноградом. Рот у нее открыт, ей, верно, больно… Тоже неприятно.
В гостиной – другое дело. Там все картины веселые, цветистые… Моя любимая, всегда останавливающая мое внимание, представляет заснувшую в кресле даму у туалетного стола. Стол весь отделан тонкими кружевами, на столе много, много интересных вещиц, так и хочется в руки взять. На шлейфе атласной юбки дамы лежит черненькая собачка, но она не спит, сторожит хозяйку…
Там были и другие картины: женские головки, какие-то святые с глазами, поднятыми к небу, пейзажи с яркими закатами, замки. Все эти картины возбуждали во мне удивление, а трогала меня одна: широкий, цветущий луг, вдали лес и река, небо такое прозрачное… Она вызывала во мне тихую грусть, манила туда, в леса и луга. Я всегда вздыхала, глядя на нее. С нее всегда начинался мой обход, ею и кончался. Проходили незаметно счастливые часы, много неясных мыслей мелькало в голове, много вопросов…
Я думала: как это может человек сделать так, как будто все, что я вижу, – настоящее, живое? Какой это должен быть человек, хороший, умный, совсем особенный? Как бы мне хотелось такого знать… Этих хороших, умных людей называют художниками. Они, должно быть, лучше, добрее других людей, у них, наверное, сердце чище, душа благороднее?».
Будучи совсем юной, шестнадцати лет от роду, Мария вышла замуж за некого Рафаила Николаевича Николаева, не оставившего, впрочем, след в истории. Да и сам брак вышел быстротечным. Не удивительно – ведь он был совершен не по любви, а для того, чтобы предоставить юной женщине свободу. В то время подобное практиковалось.
Тенишева писала: «Он – высокий, белокурый, чистенький, 23-х лет, женственный, бывший правовед. Мы несколько раз с ним виделись. Он сделал мне предложение.
Когда меня спрашивали, люблю ли я жениха, я отвечала: «Не по хорошу мил, а по милу хорош». Я не знала, что такое любовь. Я любила в нем мою мечту, но он нравился мне, казался порядочным, а главное, что привязывало меня к нему, это – сознание, что он причина перемены моей жизни, что замужество является символом свободы и что прошлое кончено навсегда».
Итак – скороспелый брак, материнство. В скором времени Мария Клавдиевна вместе со своей дочерью уезжает в Париж, где берет уроки пения у блиставшей в то время Матильды Маркези. Затем – она возвращается на родину, и знакомится с Вячеславом Николаевичем Тенишевом. Венчались они 1892-ом году, и вот тогда началась новая, совершенно новая жизнь
Новая жизнь
Князь Вячеслав Тенишев был крупным предпринимателем-промышленником. В средствах не стеснялся, за невестой ухаживал красиво. О своем свадебном путешествии Тенишева вспоминает: «У Вячеслава был свой собственный пароход, построенный на Бежицком заводе. Мы сели на «Благодать» в двенадцать часов дня… Местами водное пространство незаметно суживалось, чувствовались берега, заросшие кустами, окутанные бледно-зеленой дымкой. Искрящаяся мелкая рябь на воде ослепительно блестела на солнце, и теплый ветерок ласково щекотал лицо. Мы были прикованы этим зрелищем. Для слов и восторга не было места».
После заключения брака Вячеслав Николаевич купил имение Хотылево в Брянском уезде Орловской губернии. Здесь Мария Клавдиевна впервые пробует себя в роли благотворительницы. Она организует одноклассную школу, а также ремесленное училище, столовую и рабочий клуб при Бежицком рельсопрокатном, железоделательном, сталелитейном и механическом заводе.
Нужно сказать, что Мария Клавдиевна с супругом жили вне столиц (и Москвы и Петербурга) не только по собственному желанию. Родственники Вячеслава Николаевича его супругу – разведенную жену и бесприданницу – не признали, и в родословную князей Тенишевых Мария Клавдиевна вписана не была. Так что светская жизнь, жизнь в центре, была для нее в определенном смысле закрыта. Ну что ж, Тенишева создала собственный центр притяжения.
Марфа-Посадница: центр художества
Круг ее общения, однако, составляли вовсе не сталелитейщики, а богемная элита того времени. Она водит близкое знакомство с Васнецовым, Врубелем, Малютиным, Бенуа. Уже через год после свадьбы Вячеслав Николаевич дарит своей любимой супруге село Талашкино, расположенное в двадцати километрах от Смоленска. В полутора километрах от Талашкино, во Фленове, новая хозяйка организует художественные мастерские, за что Николай Рерих назвал ее «настоящей Марфой-Посадницей», и утверждал, что Тенишева – «созидательница во всех своих проявлениях». Он пишет Марии Клавдиевне: «Только на почве таких центров с их чистою художественною атмосферою, с изучением исконного народного творчества, с примерами отборных образцов художества может расти истинно национальное наше искусство и занимать почётное место на Западе. От всего сердца позвольте сказать Вам – слава, слава!»
Тургенев же в одном из разговоров признавался Тенишевой: «Эх, жаль, что я болен и раньше вас не знал. Какую бы интересную повесть я написал».
Тенишева не скрывает причин, в силу которых она решилась на создание мастерских. Причины сугубо миссионерские: «За границей все воспето, все изучено, иллюстрировано, издано, нам же, русским, поучиться негде и не на чем. До сих пор в России, у которой нет ни художественных изданий, где целые периоды русского искусства не нашли своих историков, а произведения выдающихся представителей русского мастерства еще не изданы, – до си пор находятся люди, издающие за громадные деньги давно прославленные иностранные шедевры… Что мне иностранные мадонны XIII века? Что мне мраморные капители? Что мне затейливые произведения Бенвенуто Челлини?»
Основным промыслом, который возрождался в тенишевской мастерской, был промысел эмалевый. Тенишева сама была признанным художиком-эмальером. Вместе с помогавшем ей художником Жакеном, Тенишева получила более 200 тонов эмали, что позволило поднять эмалевую живопись на уровень масляной, а Обществу изящных искусств в Париже, Союзу декоративно-прикладного искусства в Париже и Археологическому обществу в Риме избрать Марию Клавдиевну в свои члены.
Кроме того, Тенишева прославилась как собирательница. Ее интересовали исключительно предметы русской старины, но зато на этом поприще она достигла завидных успехов.
Ну и, конечно же, традиционная благотворительность. Мария Клавдиевна вспоминала: «Продолжая мои любимые занятия, я принимала горячее участие во всех предприятиях Киту, усердно во всем помогая ей. В это лето Киту (ближайшая подруга Тенишевой Екатерина Святополк-Четвертинская – авт.) задумала открыть в Талашкине школу грамоты. Надо было найти подходящее для этого помещение. Строить было долго, нетерпение брало скорей привести в исполнение задуманное дело. В конце усадьбы был довольно подходящий домик, выстроенный когда-то для егеря. По упразднении охоты он стоял долгое время пустым. И наш выбор остановился на нем. Понадобились парты, учебные пособия, обстановка учителю. Все это понемногу нашлось, даже учитель, Коненков Степан Ефимович.
Дело быстро наладилось. Ребятишек сразу набралось человек тридцать. Мальчики шли охотно учиться, но девочек заманить никак не удавалось – боялись. Придет, бывало, походит с недельку и больше глаз не кажет. Чтобы их приручить, мы установили уроки рукоделия. Накупим, бывало, цветистого ситцу, накроим сарафанов по росту тех девочек, которые будут по ним учиться шитью. Это понравилось. Казалось уже, они стали поддаваться, но как только сарафан был у нее на плечах, конечно, сшитый с нашей помощью, девочка снова пропадала».
Что поделать – добрые дела начинаются тяжело.
«Придите, владейте, мудрые»
В 1905 году в центре Смоленска, рядом с домом Тенишевой, возникает своего рода филиал талашкинского центра – музей «Смоленская старина». Для него выстроено специальное здание по мотивам русских народных сказок. А в 1911 году Тенишева, по примеру многих русских меценатов, передает свою коллекцию государству. К этому событию Мария Клавдиевна лично изготовила эмалированное блюдо с памятной надписью: «Московскому археологическому институту. Придите, владейте, мудрые. Блюдите скрытню сию и да будут во веки сокровища во граде Смоленске на служение народу русскому. Блюдо сие построила трудами своими княгиня Мария Тенишева в лето 1911 года». А директор Московского археологического института Александр Успенский выступил с проникновенной речью: «Если музей есть гордость Смоленска, то женщина, проявившая такую любовь к просвещению, – есть гордость всей России».
Увы, Мария Клавдиевна сразу же столкнулась с традиционным хамством русского чиновничества. Стоило ей перестать быть собственницей, «хозяйкой», как отношение к ней резко поменялось. Тенишевой приходится отстаивать свои права во всем, вплоть до досадных мелочей. Она, в частности, пишет: «До устройства в городе Смоленске правительственной телефонной сети у меня существовало телефонное сообщение из города Смоленска с имением моим Талашкино, отстоящим от Смоленска в 18 верстах. С открытием же действия телефонной сети в 1894 году мною безвозмездно была отдана почтово-телеграфному ведомству телефонная линия и включенный в проводе телефонный аппарат.
Отправляла прошение: «Уменьшить плату, а именно поверстную с 15 рублей до 10, а абонентскую с 75 рублей до 60, так как абонент не есть коллектив, а для личного пользования и распоряжений, касающихся моих служащих… Разрешить в имении моем установить взамен второго казенного аппарата, за который взимается плата 50 рублей, собственный за плату 10 рублей и, кроме того, установить свою собственную подстанцию от 4 до 5 номеров».
И получала ответ: «Ввиду того, что никаких льгот в пользовании правительственными телефонными сетями ни для кого не допускается, Главное управление не может отступить для отдельных лиц от утвержденных условий пользования Смоленской сетью».
То, что совсем недавно этот телефон был собственностью Тенишевой, в расчет, ясное дело, никто не принимал.
Государь был доволен
Между тем и мастерские, и музей делались все популярнее. В 1912 году в рамках торжеств в честь столетия победы над Наполеоном «Смоленскую старину» посетил сам император. Это событие потрясло здешнюю интеллигенцию. Одна из свидетельниц писала своему родственнику: «Я не могу удержаться от порыва поделиться с тобой тем, что пережила сегодня… Сегодня день для меня такой, что уста немеют, сердце замирает от восторга, а в голове одна мысль – сон это или наяву?.. Сегодня я увидела близко-близко всю царскую семью, я пожала милостиво мне протянутую руку моего Государя, и его чудные глаза приветливо улыбнулись… Что это была за минута, когда они вошли в музей!».
Сам же Николай отметил в дневнике: «Город хорошо расположен и имеет красивые гористые окрестности. Мы объехали все главные улицы, посетили древний Успенский собор, новый бульвар вдоль старых городских стен, исторический музей, устроенный кн. Тенишевой и Дворянское собрание».
Государь был доволен.
Прерванная работа
В 1919 году Мария Клавдиевна Тенишева оставила Россию. Муж ее к тому времени уже скончался, она ехала в сопровождении своей подруги и сподвижницы Екатерины Святополк-Четвертинской, верным помощником В. Лидиным и горничной. Поселилась в хорошо известном ей Париже, написала книгу воспоминаний. Скончалась в 1928 году там же, в пригороде Сен-Клу. В некрологе, написанном И. Я. Билибиным, говорилось: «Всю свою жизнь она посвятила родному русскому искусству, для которого сделала бесконечно много».
На превью статьи: Портрет М.К.Тенишевой кисти И.Е.Репина, 1898 г.
