По приглашению сестер милосердия и добровольцев православной службы помощи «Милосердие» в Москву приехала руководитель Петербургской благотворительной организации «Перспективы» Мария Островская. Два дня специалисты, координаторы и волонтеры «Милосердия», ЦЛП и других организаций могли услышать из первых уст о колоссальном опыте «Перспектив» в работе с волонтерами в домах-интернатах и получить ответы на самые животрепещущие вопросы. Представляем вам одну из лекций о привлечении волонтеров. О том, как их отбирать и мотивировать, о видах волонтерской деятельности и о том, почему важно, чтобы они работали не больше года.
Как менялась позиция волонтеров? Значит, сейчас, собственно, волонтеры так же, как и раньше, осуществляют выполняемую работу. Но мы стараемся, чтобы эта деятельность не занимала больше 30% времени. Это не всегда удается, но мы к этому стремимся. Мы стремимся, чтобы волонтеры много времени уделяли игре с ребенком, и индивидуальному общению, и такой заботе, которая заключается в том, что волонтер идет за ребенком, он реагирует на его интересы и потребности, на его запросы. То, чего не может себе позволить персонал обычно. Он наоборот приписывает ребенку все время. Вынужденно, потому что там регламенты, масса детей. Ну и о поддержке волонтеров у меня отдельная есть презентация, мы можем о этом, если вам будет интересно, отдельно говорить. Но по структуре у нас есть вступительный, промежуточный и заключительный семинар. У нас есть два вида волонтеров. Один вид волонтеров – это 40 часов в неделю в течении целого года с полным отрывом от всякой другой деятельности, у них три семинара – вступительный, промежуточный и заключительный – обязательные. Причем промежуточный и заключительный нацелены на то, чтобы они отрефлектировали свою собственную деятельность, свои собственные цели и дали обратную связь нашей организации, что удобно им в том, как мы с ними обращаемся, какие у них есть предложения по изменению нашей работы.
Заключительный, это что имеется в виду?
|
Год заканчивается – и все волонтеры уходят, приходит новое поколение волонтеров. Наша позиция такая, что волонтерская цепь должна иметь срок. Причем, лучше небольшой – год-два. У нас такая позиция. Я не предлагаю ее, как правильную для всех. У нас такая позиция, что дальше человек начинает либо должен приближаться к ребенку, и тогда брать его на воспитание, либо он должен черстветь, как санитарка. Либо он должен выходить в какую-то профессиональную роль. Он должен куда-то двигаться, в этой точке нельзя зависнуть. И когда, очень смешно, волонтеры очень часто не хотят уходить после года, а мы их выгоняем. И они в дискуссии злобные вступают, говорят: «Мы только поняли, как работать с ребенком, а вы нас выгоняете». Мы им говорим: «Потому и выгоняем, что вы поняли, как работать с ребенком».
Простите, два года или сколько, вы сказали?
У нас год.
Вы решаете проблему привыкания к ребенку, да?
Нет, они сами очень сильно привыкают. Они потом могут к нему привыкать. У нас несколько волонтеров взяли детей на воспитание. Нет, они все равно к нему тянутся.
Можно назвать это программой индивидуального патроната? Почему все-таки год, если они хотят остаться?
Нужна какая-то рамка. Мы когда оставляли на второй год, идя навстречу мольбам, некоторые проходили второй год нормально, но большинство к средине года начинало…
Если хотят себя, скажем, реализовать в помощи детям?
Пусть профессионализируются. Либо они должны взять ребенка на воспитание, либо нескольких, пожалуйста, мы их поддержим.
А если не имеют возможности взять?
Тогда пусть становятся профессиональными. Многие пошли учиться на коррекционных педагогов, на «ККшников». То есть либо ты профессионализируешься, либо ты берешь ребенка на воспитание, либо приезжай к нему в гости, бери его в гости в семью, входи с ним в личные отношения, но уже выходи из системы работы «Перспективы».
А у вас получается, что каждый волонтер на какого-то ребенка, да?
Нет, у нас как раз нет. Это модель другой организации. Хотела о ней вам тоже рассказать, она очень интересная и совершенно другая. Там волонтер закреплен за ребенком, то, о чем Вы говорили, Лида говорила. Это очень хорошая модель, мне она страшно нравится, но это то, как мы работаем. То есть там именно у волонтера есть максимум два ребенка, и это его личный друг, который к нему приезжает.
Вы будете подробней говорить про эту систему?
Я могу рассказывать и достаточно подробно.
Да, если можно.
Да, конечно. Можно, конечно.
И презентация есть второй?
Нет, у меня по их деятельности нет презентации.
А договоры с волонтерами подписываете?
Обязательно.
На срок?
На срок обязательно.
На обязательства?
Обязательств куча. И такой вот, несколько страниц правил поведения, к сожалению.
И к следующему году уже пакет добровольцев готов?
Да.
Простите, я пропустил. Каким образом у вас на следующий год готовится пакет добровольцев?
Пакет добровольцев на следующий год, то есть мы начинаем обычно весной, находим новых волонтеров на следующий год. Но, к сожалению, у нас не получается такой красивой картинки, что эти ходят, а те приходят, с перехлестом в две недели, как мы мечтали бы. Так не выходит, к сожалению. На самом деле, это растягивающийся процесс. И, в общем, в течение лета-осени одни уходят, другие приходят. В принципе, мы стараемся, чтобы состав волонтеров полностью сменился в октябре, тогда мы делаем вступительный семинар. Сейчас мы вынуждены несколько раз делать вступительные семинары, потому что они пачками подходят, не одновременно. У нас же их очень много. У нас около 50-ти волонтеров, которые на полную занятость, на 40 часов в неделю.
Это оплачиваемые?
Да. Ну как оплачиваемые… Они получают так называемую компенсацию расходов на питание, транспортных расходов. В общей сложности, девять тысяч рублей за 40 часов в неделю. Ясно, что это добровольцы, потому что на рынке труда молодежного за 40 часов в неделю можно не девять тысяч заработать совершенно. То есть мотивация людей, которые сюда приходят, она точно волонтерская, мы берем только таких. Если кто-то пришел подзаработать, то это просто нам не подходит. Это в обычном интервью выясняется. При этом я не знаю, как они выживают на эти деньги, но среди них очень много ребят, которые не живут с родителями, и они как-то концы с концами сводят. По крайней мере, они могут как-то прожить этот год, потому что по-другому как? Просто люди хотели бы, но они не могут себе этого позволить.
А компенсация, она из-за того, что благотворительная организация, просто финансов не хватает, или это просто какая-то выделенная грань, которая действительно позволяет набирать людей именно с волонтерскими целями?
Мы следим за тем, чтобы это было ниже самой низкой зарплаты на рынке труда за 40 часов в неделю.
То есть это специально вы делаете, чтобы люди приходили не с другой целью?
Да. Ну и в то же самое время, чтобы это было чуть выше прожиточного минимума, чтобы они с голоду не подохли у нас. То есть, в общем, как-то так мы немножко все время ее меняем, эту сумму. Кроме того, мы подтягиваемся под иностранных волонтеров, у нас есть еще иностранные волонтеры: немецкие, польские, швейцарские, сейчас будут испанские. Какие еще у нас есть? Еще какие-то были. Французы еще были. Потому что во всех европейских странах есть программы такие, которые нацелены, как правило, на выпускников школ. То есть ребенок с хорошей семьи, прежде чем идти в университет, не то, чтобы это совсем общепринято было, но в общем это принято, что он год проработает волонтером. Причем интересно, что в Германии волонтерами называются только эти люди, которые целый год работают с полным отрывом от всякой другой деятельности.
Только они называются волонтеры, а те, которые приходят на пару часов в неделю, то, что мы называем волонтерами в России, они называются общественно полезные работы или как-то так. То есть совершенно другая лексика. В их понимании, волонтер – это именно вот это явление. И мы очень хотим его, мы без конца говорим на всех конференциях об этой форме добровольно-социальных работ. Потому что это для молодежи просто, я считаю, такая школа вообще жизни, укрепления каких-то основ душевных. Потому что просто мы это знаем по обратной связи ребят, что для них этот год значит вообще. Поэтому, в каком-то смысле, мы на них тоже работаем. Но мы следим за тем, чтобы не увлечься и не стать программой помощи волонтерам, а чтобы все-таки впереди, в центре стоял ребенок – наш клиент. И чтобы у нас приоритеты стояли здесь, а не в области поддержки волонтеров. Но иногда эта граница, за ней тоже надо следить. Еще вопросы, пожалуйста.
У вас особой текучки в течение года волонтеров нет?
У нас редко уходят ребята в течение года. Мы их связываем, во-первых, обязательствами. Мы не берем человека, если он сомневается, что он год простоит.
А у вас проходят психологические тесты?
Нет.
Просто вы сами спрашиваете?
У нас порядок такой: сначала с ними разговаривает координатор волонтеров в центральном офисе, иногда даже просто по телефону, иногда лично, и потом человека отправляют собственно в интернат посмотреть на детей, на рабочее место и познакомиться с координатором на месте. И координатор местный, который организует деятельность непосредственно в интернате волонтеров, он, в том числе, и наблюдает, как волонтер общается с детьми, как он себя ведет уже в поле. А потом уже проходит собеседование более серьезное или со службой персонала нашей, раньше со мной все проходили собеседование для принятия окончательного решения.
То есть проходит какое-то специализированное собеседование?
Да, но не тестирование, не психологический какой-то отбор. Не обязательно с психологом, но с каким-то опытным сотрудником.
Со службой набора персонала?
Есть и со службой набора персонала. Но большей частью, просто с двумя координаторами, получается, он проходит собеседование.
То есть не бывает так, что вы его взяли, а он вас потом подвел?
Бывает. Но это, в общем, скажем так, это исключение большое.
Есть какой-то испытательный срок?
Да, два месяца испытательный срок.
А потом вы заключаете договор?
Да.
И тогда только начинаете платить?
Нет, мы платим уже в первые два месяца. Просто он знает, что мы можем расторгнуть в течение двух месяцев договор без объяснения причин.
Именно 40 часов в неделю он работает, да? 40 часов в неделю, один год. Полная занятость. То есть это восемь часов, пять дней в неделю?
Нет, среди них есть вечерники. Но, в общем-то, это тяжело очень.
То есть это работа? Это нелегкая работа в течение года для молодого человека?
Да. Можно сказать, что в половине государственных, например, субсидий, которые мы получаем на наши центры, там просто стоит требование, что привлечение труда волонтеров. Это вы можете показывать даже с чисто школьной точки зрения. Я уже не говорю про существо вопроса, потому что никогда в жизни государство не профинансирует все, что нужно ребенку в таком детском доме, я просто не верю. Все равно будут дыры, все равно придется привлекать дополнительные руки. Мне так кажется.
Хорошо, про денежное оставим в стороне. Вероятно, в этом случае не нужно каких-то дополнительных договоров между координатором волонтеров и организацией? То есть организация в данном случае является заказчиком услуг волонтеров, и сама является постановщиком задач волонтеров?
Да, мне кажется, что в этом случае это возможно. Но она может сотрудничать и с другой организацией. Просто, понимаете, то, что я хотела вам сказать, но это, наверно, завтра. Я хотела показать, сколько работы с волонтерами, по сопровождению их. И у организации, у детского дома может просто не быть этих ресурсов, и можно это делегировать другой организации, которая занимается именно волонтерами: она их готовит, она за них отвечает, она их контролирует, она их поддерживает, она за ними ухаживает. Это весь тот адский труд она берет на себя. Понимаете, в чем ошибка, с моей точки зрения, многих организаций, детские дома, которые пытаются привлекать труд волонтеров? Они думают, что волонтер – это бесплатная рабочая сила, очень здорово, что он есть, вот он пришел – и пусть работает. Но они не вкладываются по-настоящему в работу с волонтером. А тогда просто он или исчезает, или начинает работать кое-как, и его вообще опасно бывает и к детям туда пускать. Я хочу сказать, что можно и самому привлекать волонтеров, а можно и взаимодействовать с организацией, которая за вас всю эту работу сделает.
Мы просто с Вами находимся сейчас в центре такого спрута, где объединены детские дома, у нас три детских дома в системе «Милосердия», Светлана координирует набор персонала для нас. У нас есть и служба добровольцев, мы все переплетены. И мы друг друга по юридическим лицам не сепарируем. То есть у нас коммуникация-то прямая установлена. Да, внутри нашего «холдинга». «Корпорация Деда Мороза».
Да, это могут быть и независимые партнеры, в смысле, независимые организации внутри холдинга, это тоже возможно. Я как раз и хотела, мне казалось, что это хорошее пространство поискать в доме для себя именно организационные формы такие. Я свою задачу вижу в том, чтобы поставить сетку вопросов, на которые вы найдете какие-то подходящие для вас ответы. Не знаю, ну вот такая идея. Еще вопросы?
Я пока камеру ставил, мог пропустить. У меня такой вопрос, а кто ищет этих 25 человек каждый год? И как это, какая механика?
Это все я обязательно расскажу. У меня есть подробная довольно презентация на эту тему. Я считаю, что нам есть, куда, очень есть, куда стремиться с поиском волонтеров. Мы не сверхуспешные в этой организации, но кое-что все-таки у нас наработано. Я поделюсь обязательно, но я думаю, что мы – не образец, то есть там есть, куда еще двигаться. Открыть любую книжку про мотивацию волонтеров, то мы там прочтем массу всего. Огромное количество всяких советов и действий по поводу того, как мотивировать волонтеров. И когда это все читаешь, то складывается впечатление, что если ты сейчас всем этим займешься, ты только и будешь этим заниматься, что мотивировать с утра до ночи волонтеров.
И особенно мне не нравятся, скажем так, советы, когда по существу я должен волонтеру платить в нематериальной форме за то, что он делает. То есть я должен его развлекать, я должен его возить, я должен его чему-то обучать, не имеющему отношения к делу, за то, что он действует. И иногда, например, у меня складывается очень обидное впечатление, касающееся того, что в целом расходы, связанные с ублажением волонтеров, могут превосходить деньги, которые бы выплачивали, небольшую зарплату или компенсацию волонтерам прямым образом деньгами. Есть много программ, где люди получают путешествия, обучение, какие-то огромные вообще бонусы, которые тоже стоят денег. И, по существу, они являются платой за волонтерскую работу. И то, что мы сегодня с вами искали, мы искали такие мотиваторы, которые не требуют специальных усилий особенных.
У меня в организации это уже есть, я только должен это использовать для того, чтобы мотивировать волонтеров. Но для этого мне нужно определиться, что у меня есть, и кого я этим могу мотивировать – тем, что у меня есть. А дальше мне нужно просто определить, где у тех людей, которые мне подходят, гнездо, и именно там разместить предложение о наборе волонтеров. Опять технологии. Объясню немножко конкретнее на примере перспектив, хорошо?
Привлечение добровольцев состоит из информирования, в общем, тут открытий больших нет. Первичного интервью. Потом они знакомятся с тем, с кем им предстоит работать. Потом они проходят собеседования и связывают себя контрактом, поскольку добровольчество не означает, что я свободен приходить или не приходить, делать то или это по своему настроению. Это добровольно взятые на себя обязательства, я бы так сказала. То есть это всегда контракт. И, как мы с вами уже говорили, срочный контракт с определенными обязательствами. А вот теперь по поводу информирования. Собственно, мы с вами сегодня и ограничимся, наверное, вопросом об информировании. Мы прекрасно все с вами знаем, что реклама стоит дорого. И информировать вообще населения либо можно по сетям, но тогда нужно понимать, по каким сетям, где, собственно, водится то, что нам нужно, в каких именно сетях, либо это очень дорогое удовольствие. И если я разобрался, что у меня, например, есть харизматичный координатор, или я разобрался, что у меня высококлассные специалисты, как в ЦОП «Москва», имеющие очень высокую репутацию как специалисты, то я тогда должен куда-то сюда разворачивать поиск волонтеров. Если я понимаю, что я могу вызвать очень легко большое сочувствие образом ребенка, который есть, широкие массы населения откликнутся на такую беду, потому что она понятна. Например, нужна ребенку операция какая-то на сердце. Вот мы видим везде рекламу: давайте соберем деньги на операцию на сердце – и ребенок станет совершенно здоров, у него начнется другая жизнь. То, в принципе, у меня, получается, самый сильный элемент в организации – сам ребенок с его конкретной бедой, которая совершенно всем понятна. Вот ребенок, вот беда, вот дай денег, вот будет такой результат – и ребенок будет здоров.
Совершенно другая история, если это организация, как наша, например, когда большинство населения считает, что эти дети общие, лучше бы они вообще поскорее отправились в Царствие Небесное, это выброшенные вообще средства помогать таким детям. И как меня не раз спрашивали всякие люди сочувствующие: «А Вы уверены, что им стоит жить?» Это совершенно другая история. Мы не так легко можем вызвать сочувствие самой историей про ребенка. Или, например, в случае онкологически больных детей я знаю, что многие считают, что бессмысленно помогать, потому что ребенок, скорее всего, все равно не поправится. Такой миф общественный существует, с которым приходится…
В общем, во всяком случае, есть организации, которым легче работать именно с самим этим клиентом, он сам по себе, скажем, привлекателен для волонтеров. Есть организации, для которых это намного сложнее. Если говорить о «Перспективах», мы сделали очень много лишних движений в области привлечения волонтеров, о которых я хочу вам рассказать. В частности, некоторое время мы транслировали, что быть волонтером – это здорово. На что мы рассчитывали? Мы рассчитывали на то, что у нас есть европейские волонтеры, что само по себе привлекательно. Это европейская традиция, вы присоединитесь к международной команде волонтеров. В Европе принято быть волонтером, и если вы присоединитесь – вы будете просвещенным человеком, который делает модные вещи. Приблизительно так. Это до каких-то степеней работало, но большей частью, в общем-то, скажем так, у нас были очень много неподходящих случаев. Например, кто-то интересовался изучением языка иностранного, поняв, что это международная команда волонтеров. А изучения иностранного языка никакого не будет, например. Кто-то предполагал, что у нас есть программа обмена волонтеров, когда мы из Германии получаем волонтеров и отправляем в Германию русских волонтеров на год в учреждения для работы с такими же людьми и детьми с инвалидностью. Кто-то, собственно, был ориентирован на эту программу, и мог, на самом деле, достаточно спустя рукава работать год. То есть, в общем, это немножко работало как побочная такая мотивация. Кроме того, очень интересно сработала, мы приложили огромные усилия, чтобы получить социальную рекламу. Город дал нам безвозмездно возможность размещения стикеров в метро. Во всех поездах в метро висели наши яркие стикеры по поводу того, что мы привлекаем волонтеров. И когда мы проанализировали, каким образом мы привлекли волонтеров в данном конкретном году, выяснилось, что из метро к нам пришло два человека. Подавляющее большинство людей пришли, в общем-то, из совершенно других сфер и источников. И знаете, откуда пришло большинство волонтеров?
«Сарафанное радио»?
Да, «сарафанное радио».
Мы тоже на этом остановились.
Большинство волонтеров пришли потому, что они – друзья предыдущих волонтеров, или их знакомые. То есть сетевым образом за счет того, что волонтеры, которые отработали у нас год, получили что-то от этой работы такое, что им очень много дало, и они могли искренне посоветовать другим пройти добровольно социальный год. То есть мы поняли, что самый лучший способ привлечения волонтеров – это удовлетворенность волонтера своим проведенным годом. Вот еще почему, как мне кажется, очень важно, чтобы волонтерство было срочным. Потому что если оно бессрочное, вы заключаете контракт на неопределенный срок, рано или поздно человек… Или изменятся его обстоятельства, или просто он устанет от этой деятельности. И тогда он уходит с ощущением, что он предал, бросил, не выполнил своих обязательств. А Достоевский очень хорошо говорил, что больше всего мы не любим людей, перед которыми мы виноваты. То есть если я ушел с чувством, что я слабак, не справился – я никому не буду об этом говорить. Если я ушел с ощущением хорошо сделанного дела, которое много мне дало, то тогда невольно я рекомендую направо и налево кому-то еще пройти волонтерский год. Это наш способ. И как вы, наверно, можете легко догадаться, мы делаем ставку на тех, кто приходит ради себя.
В этом контексте мы сейчас дали такую рекламу везде: «Измени их и свою жизнь на один год». Что мы, собственно, хотим протранслировать? Пройди добровольный социальный год. Это наши волонтеры, потому что у нас нет очень простых историй про детей, которые всем понятны. У нас нет репутации суперпрофессиональной организации, как у ЦОП, где сверкающие специалисты, каких днем с огнем нигде больше не сыщешь. Все-таки мы больше социальная организация, хотя у нас есть очень хорошие специалисты. Но наша репутация, скорее, в другой сфере лежит. Что мы можем им предложить? Мы можем им предложить, в общем-то, очень большую степень самоопределения и свободы, очень большое пространство для творчества, потому что это ценности нашей организации. Довольно сильное влияние на окружающую ребенка ситуацию, потому что это наша сильная сторона. Кто к нам пойдет? В общем-то, пойдут к нам, скорее всего, люди, которые ищут, на самом деле, смысл… К нам пошли юристы, которые просидели в сырьевых компаниях юристконсультами и не понимают, что они тут делают, и зачем они свою жизнь, так сказать, вообще живут, и чем они занимаются.
Я сейчас расплачусь. Это история про меня – про юриста из сырьевой компании.
Ну вот. То есть это люди, которые потеряли ощущение, что они вообще правильно живут. И им хочется, им нужно что-то изменить вообще в жизни, они чувствуют, что они куда-то не туда идут вообще. Эта реклама начала очень хорошо сейчас работать, и к нам хороший поток людей сейчас.
Опять, я не считаю, что есть универсальные рецепты. То есть мое основное послание: нужно очень внимательно посмотреть на свои цели, на свои сильные стороны организации, на свой стиль и темп, как мы уже здесь говорили, на то, что человек может получить от того, что он здесь вообще будет с нами тяжело работать, скажем так. И мне кажется, что если я очень ясно транслирую, что здесь будет, что ты от этого получишь, и на самом деле он это получит, в конце концов, тогда мы получаем маленькую сеть людей, которые привлекают к нам волонтеров. А дальше мы получим следующую сеть. Ну вы же понимаете, это же геометрическая прогрессия. Вот такие вещи.
