Мариинская больница: на заре благотворительности

В этом отношении интересен пример Мариинской больницы, здание которой по сей день располагается в доме № 2 по улице Достоевского (бывшая Новая Божедомка).

Спасительные пуговки звонков

Эта больница переехала сюда, в новое здание, специально для нее построенное в 1806 году архитектором И. Д. Жилярди по проекту другого архитектора, петербуржца А. А. Михайлова. Место было избрано исходя сразу из трех соображений. Их опекун излагал в донесении: «1. Место это довольно возвышенно, ни с какой стороны близко не застроено и следовательно доступно для свежего воздуха. 2. Сухое. 3. Вода имеется в колодцах самая хорошая и здоровая».

Средства выделил Опекунский совет учреждений императрицы Марии Федоровны. Это была одна из первых полностью бесплатных клиник города Москвы. Мария Федоровна лично сформулировала главное условие: «Бедность есть первое право на принятие в больницу».

Здесь было предусмотрено 200 кроватей для нуждающихся. Продумана была каждая мелочь — как говорилось в специальном описании, даже «пуговки звонков находятся на стенах около каждой кровати, и от них проведены снурки к больному, так что больному не нужно даже подниматься на постели для того, чтобы позвать прислугу».

Руководство больницы старалось использовать самые современные изобретения. Здесь монтировали сушильни, оборудовали прачечные, для дезинфекции использовали генераторы горячего пара. Обустраивались цветники для услаждения взора и грядки для выращивания свежих овощей к столу. Ограду больницы украсили традиционными московскими львами, похожими то ли на кошек, то ли на собак. А по окончании лечения пациентам выдавалась теплая одежда, обувь, необходимые лекарства и денежное вспоможение.

При больнице также действовал и хоспис на 12 человек. Он, правда, тогда назывался Приютом для неизлечимых больных. Действовало фельдшерское училище на 30 слушателей. Словом, это был своего рода комплекс милосердия.

Именно здесь в 1818 году было составлено первое руководство для обучения сестер милосердия на русском языке. Автором его стал главный врач больницы Христофор фон Оппель.

Правда, со временем зарплаты докторов начали отставать от их потребностей. Для поддержания дохода врачи из Мариинской больницы подрабатывали в семьях — служили так называемыми домашними докторами. Этнограф В. Харузина писала: «Мы — у окон детской, смотрим, что делается у нас во дворе. Вот медленно по рыхлому снегу подъезжает к нашему подъезду поместительная карета, запряженная парой старых и малоподвижных лошадей. Из кареты выбирается не спеша ее обладатель, приземистый широкоплечий господин в объемистой черного сукна шинели с большим капюшоном, в круглой шапке. Это наш годовой домашний врач Константин Игнатьевич Володьзко. В то время семья часто сговаривалась с каким-нибудь врачом, который за условленную плату был к ее всегдашним услугам в случае надобности. К. И. состоял на службе в Мариинской больнице, где имел казенную квартиру. Скорости телефонных сообщений тогда не было и в уме. Если кто-нибудь заболевал, посылали за К. И. в Мариинскую больницу прислугу на извозчике, и он приезжал в своей карете на медлительных наемных лошадях».

Конечно, при такой загруженности доктора охотно брали на себя обязанности домашних врачевателей.

Существовала, кстати, и обратная практика. Если здешние эскулапы не справлялись с постановкой диагноза или же лечение никак не приводило к результату, сюда приглашали знаменитости из других московских медицинских учреждений и устраивали своего рода консилиум. Подобная традиция ранее не существовала вообще.

Самым же знаменитым пациентом той больницы был известный философ-космист Николай Федоров. Здесь он и умер в 1903 году.

Достоевский и типичная квартира доктора

Можно сказать, что с той больницей нам, дальним потомкам, сильно повезло. Именно здесь, в правом больничном флигеле родился Федор Достоевский — его отец служил тут «лекарем при отделении для приходящих больных женского пола». В церковной книге появилась запись: «В октябре родился младенец в доме больницы для бедных у штаб-лекаря Михаила Андреевича Достоевского и жены его купеческой дочери Марии Федоровны Достоевской, урожденной Нечаевой, наречен Федором».

И, соответственно, больница оказалась в фокусе внимания мемуаристов и исследователей. Сам писатель уточнял впоследствии: «В правом крыле внизу окна во двор, если встать лицом к главному фасаду; затем переехали в левый флигель, где и жили до отставки отца».

Брат же его, Андрей Достоевский писал: «Квартира, занимаемая отцом во время моего рождения и младенчества… была в правом (при выходе из двора) каменном трехэтажном флигеле Московской Мариинской больницы, в нижнем этаже. Сравнивая теперешние помещения служащих лиц в казенных квартирах, невольно обратишь внимание на то, что в старину давались эти помещения гораздо экономнее. И в самом деле: отец наш уже семейный человек, имевший в то время 4-5 человек детей, пользуясь штаб-офицерским чином, занимал квартиру, состоящую собственно из двух чистых комнат, кроме передней и кухни. При входе из холодных сеней, как обыкновенно бывает, помещалась передняя в одно окно (на чистый двор). В задней части этой довольно глубокой передней отделялось с помощью дощатой столярной перегородки, не доходящей до потолка, полутемное помещение для детской. Далее следовал зал — довольно поместительная комната о двух окнах на улицу и трех на чистый двор.

Потом гостиная в два окна на улицу, от которой тоже столярною дощатою перегородкою отделялось полусветлое помещение для спальни родителей. Вот и вся квартира! Впоследствии, уже в 30-х годах, когда семейство родителей еще увеличилось, была прибавлена к этой квартире еще одна комната с тремя окнами на задний двор, так что образовался и другой черный выход из квартиры, которого прежде не было. Кухня, довольно большая, была расположена особо, через холодные чистые сени; в ней помещалась громадная русская печь и были устроены полати; что же касается до кухонного очага с плитою, то об нем и помину не было. Тогда умудрялись даже повара готовить и без плиты вкусные и деликатные кушанья. В холодных чистых сенях, частью под парадною лестницею, была расположена большая кладовая. Вот все помещение и удобства нашей квартиры».

Может показаться, что условия существования обычного врача были великолепными, особенно в сравнении с хрущевскими пятиэтажками. Что ж, примерно так оно и было. Условия существования были достойными и уж никак не унизительными. Одной только прислуги трудился целый штат: «Кухонную нашу прислугу составляли четыре личности, а именно: а) кучер Давид Савельев, или, как его называли, Дав-вид; он был, собственно, прислугою отца. Кроме своей четверки лошадей, Давид ничего не знал и не имел более никаких занятий… б) лакей Федор Савельев, брат кучера. Я не понимаю, почему он назывался лакеем. По самому расположению нашей квартиры, он не мог быть в горницах и исполнять лакейских обязанностей. Он, скорее, мог называться дворником, и обязанности его состояли в том, чтобы наколоть дров, разнести их по печкам и наблюдать за самою топкою печей; наносить воды… в) кухарка Анна. Обязанности ее ясны по самому названию ее профессии… г) прачка Василиса».

По современным меркам просто роскошь.

Мариинская больница. Век двадцатый

Федор Михайлович покинул этот дом в 1837 году — он направлялся продолжать образование в Санкт-Петербург, в Императорское инженерное училище.

Больница же и при советской власти сохранила свое благородное предназначение.  Ее теперь описывал другой литературный классик, уже социалистической эпохи — писатель Юрий Трифонов: «Туберкулезный институт помещался на тихой старинной улице за Садовым кольцом. Машина въехала во двор и остановилась перед подъездом с тускло освещенной вывеской: «Приемный покой». Санитары увели Веру Фаддеевну в этот подъезд, доктор Горн ушел с ними, а Вадим побежал в канцелярию оформлять документы. Через десять минут он вернулся в приемный покой. Дежурный врач, толстая черноволосая женщина в пенсне и с усиками над верхней губой, сказала ему строгим, мужским баритоном:

— Больная Белова в ванной. Нет, видеть ее нельзя. И посторонним находиться здесь тоже нельзя…

Вадим прошел в пустую длинную комнату и сел на скамью… Где-то за спиной играло радио… Вера Фаддеевна вышла в длинном халате и шлепанцах. Старушка, вся в белом, с тонкими спичечными ножками в черных чулках, вела ее под руку.

— Мама! Ну, до свиданья! — сказал Вадим, шагнув к матери, и остановился. — Выздоравливай!…

Все окна корпусов больницы были освещены, и желтые полосы лежали на утоптанном дворовом снегу».

К тому времени в историческом флигеле уже существовал мемориальный музей Достоевского. Он был открыт в 1928 году и стал первым в мире музеем писателя.

В основной части здания находится НИИ фтизиопульмонологии. Нынче бывший домовый храм Петра и Павла отреставрирован и освящен, и в нем проходят службы.