Таймыр – это тундра. Очень красивая, но суровая. Людей на этой огромной территории живет мало, но сиротами дети становятся и здесь.
На Таймыре два детских дома, один «богатый» – в Норильске, другой «бедный» – в Дудинке. Забирают в семьи детей из этих учреждений так же, как и везде, – нечасто. Тем более детей коренных народов – долган и нганасан.
Если в детдоме есть дети европейской внешности, их возьмут скорее, чем потомков коренных северян. Расизм? Ну как сказать -– ведь часто приемные родители хотят взять ребенка, хоть чем-то на них похожего, а сами северяне в усыновители не рвутся.
Местные жители не видят трагедии в том, что дети растут в приюте – почти все они сами выросли в интернатах, оторванные от родных чумов и селений, и потеряли семейные традиции.
Будущие психиатр, пожарник и директор детдома
Но в каждом правиле есть исключения. В нашей истории таким исключением стала москвичка Елена Бекетова. Кандидат психологических наук, детский психолог – и приемная мама пятерых детей. Четверо из них – дети-северяне. Двое по национальности долганы и двое – нганасаны.
Ксюше 14 лет, она хочет стать психиатром и открыть причину шизофрении. Денису и Антону по 11 лет, Денис хочет пойти в пожарные, спасать людей. А 13-летний Сергей планирует в будущем вернуться на Север и работать директором детдома на Таймыре.
Последние двое, мальчики Сережа и Антон, приехали в Москву совсем недавно – Елена летала за ними на Таймыр на деньги, собранные неравнодушными людьми. Ведь один только авиабилет от Москвы до Норильска стоит больше 17 000 рублей. Также собранные деньги пойдут на обустройство детей на новом месте: Елена продала свою двухкомнатную квартиру в Москве нынешней осенью и купила дом под Наро-Фоминском. В маленькую квартиру нельзя было усыновить еще двоих детей, а в дом можно. Ребятам нужно всё, от портфелей до одежды, в бедном детдоме «приданого» дать не могут.
«Я могла иметь своих детей. Но решила: удочерить и усыновить – добрее»
Елена, целеустремленный романтик, как она о себе говорит, со школы бредила Севером:
– Я прочитала о Севере всё, что могла, – от Рытхэу (Юрий Сергеевич Рытхэу, 1930–2008 – чукотский писатель, переводчик, писал на чукотском и русском языках – прим. ред.) до малоизвестных авторов. Хотела быть учителем в маленькой школе посреди тундры. Но так сложилось, что стала усыновителем детей этих народов.
Я могла иметь своих детей. Но решила: усыновить – это добрее. Вот рожу ребенка – и на одного счастливого человека станет больше. Но ведь так я не сделаю ни на одного несчастного меньше! От очень многих людей я слышу: мол, мы тоже хотели когда-то взять ребенка, но… А далее это самое житейское, скучное, обиходно-бытовое «но».
Елена решила стать мамой особым путем – «родить сердцем»:
– Я захожу поздно вечером в комнаты, смотрю, как спят мои дети, и думаю: какое огромное, бесконечное счастье, что они у меня есть. И какой был бы ужас, если бы в молодости я послушала «доброжелателей» и родила своих. Да, сейчас у меня, наверное, были бы уже внуки. Но вот эти пятеро моих самых родных и любимых детей – их бы у меня не было, они бы так и остались одни, без мамы! Поймите меня правильно. Рожайте своих, воспитывайте и делайте счастливыми. Просто не забывайте о бездне горя, скрывающейся за стенами детских домов, о тех, у кого вначале была беда. Может быть, вы сможете спасти оттуда одну или несколько жизней.
Нет ли у вас очень доброго ребенка?
Первой у Елены появилась Ксюша. Она родилась на далеком Таймыре в неблагополучной семье – водка, никому не нужные, почти беспризорные дети. Потом – изъятие из семьи, приют, детский дом. Казенное учреждение, где у детей вроде бы есть все, кроме… кроме самого главного для любого ребенка – материнской любви.
Младшего брата Дениску забрал его (но не Ксюшин) отец. А она оказалась не нужна никому. Но, несмотря на горький жизненный опыт, девочка получила от природы в дар ум, уравновешенный и серьезный характер, а главное – доброту к людям. В восемь лет попав в детдом, она вначале переживала, а затем взялась за книги. Научилась получать истинное удовольствие от чтения. И мечтала о маме. Их мечты совпали:
– Я за тысячи километров от нее тоже жила и действовала в логике своей мечты. Получив на руки документы о праве на усыновление, первым делом обзвонила опеки Крайнего Севера и расспросила о детях. Спросила, нет ли у них очень доброго ребенка. Вполне закономерно мне тут же рассказали о Ксюше – доброй, ласковой и серьезной, читающей много книг. И Ксюшин шанс из нуля мгновенно превратился в 100%. Вопреки скучному здравому смыслу. По волшебным, но тем не менее вполне реальным жизненным законам. Я послала на Ксюшу свои документы, хотя до этого мы даже не виделись – у меня были только фото и короткая характеристика.
Мама явилась за Ксюшей в прямом смысле с неба – прилетела на «Боинге». И забрала в другой мир, в другую жизнь – из заснеженной тундры прямо в весеннюю Москву.
«Полицейский был такой добрый, он дал нам молочка!»
Вторым ребенком Елены стал Денис, сводный брат Ксюши. Когда он родился, девочке было 3,5 года. К этому моменту их кровная мать спилась уже полностью, и маленькая сестра сама нянчила его как умела – кормила и пеленала, пока женщина валялась пьяной. Иногда она уходила и бросала детей одних, голодных и грязных. Тараканов в квартире развелось столько, что ванна была заполнена ими, как водой, – ни помыться, ни даже просто умыться. Мебели не было – спали на грязных матрасах на полу.
Однажды мать ушла совсем. Долгих две недели дети держались как могли. Есть было нечего. Ксюша попыталась сварить найденный рис, но не знала, как зажечь плиту. Нашли и съели сухие макароны. Потом соседи вызвали полицию, и детей забрали в больницу. «Полицейский был такой добрый, – восторженно рассказывала потом Ксюша. – Он дал нам молочка!» К этому моменту Ксюше было лет семь, а Денису около четырех.
Дальше судьба разлучила брата и сестру. У детей были разные отцы, которых они, как часто бывает в таких обстоятельствах, не видели ни разу в жизни. Но вот родной отец Дениски откуда-то появился и забрал сына прямо из больницы.
Спустя три года Елена удочерила уже десятилетнюю Ксюшу, она упивалась обретенным счастьем. Лишь одно тяготило ее – она скучала по Дениске, плакала. «Я утешала ее, – вспоминает Елена. – У родного отца Денису должно быть хорошо. Но я 35 лет проработала в школе детским психологом. Опыт подсказывал мне, что Дениса, скорее всего, ждет в перспективе тот же самый детский дом – отцы и матери таких детей обычно похожи друг на друга».
Мальчик-дикарь с золотым сердцем
Когда Елена с Ксюшей решили взять в свою семью второго ребенка, решили сначала поискать Дениску – что с ним стало? Оказалось, его только что изъяли из семьи и поместили в Ксюшин «родной» детдом. Слетать на далекий Таймыр во второй раз было для Елены уже делом техники. Несколько месяцев ушло на формальности и сбор денег на эту поездку:
– Но во что превратился мальчик за те пять лет, которые он провел у отца! – говорит Елена. – Беспробудное пьянство, открытый разврат и жестокие побои – вот и всё, что видел ребенок. Сожительница отца, устав от его пьянства, выгнала его с Денисом из своей квартиры, хотя была по-своему доброй женщиной – к ней потом прибегал мальчик хоть немного поесть.
Часто по ночам Денис один бродил по улицам, пока отец пил у очередного собутыльника. Мальчик озлобился, начал воровать, курить и проводить время в компании таких же «трудных» (а на самом деле брошенных и глубоко несчастных) детей и подростков. Так и не научившись читать, не видя ни в какой форме нормальной человеческой жизни, он рос дикарем. Как меня отговаривали его брать сотрудники опеки, уверяя, что я сломаю жизнь себе и Ксюше!
Крушил все вокруг – а перед сном просил маму взять на ручки
Но где-то под толстой оболочкой маленького хулигана скрывался тот самый Дениска – Елена и Ксюша в это верили, хотя брат давно забыл сестру. «Права я или нет, не знаю, но выраженная доброта, некая страсть к добру – это во многом врожденное качество, – делится наблюдениями детского психолога Елена. – Очень многие хулиганы, с которыми мне приходилось работать в школе, имели в душе эту страсть к добру и были самыми золотыми волонтерами в школьном Отряде добрых дел, которым я руководила много лет».
Полгода им с Ксюшей было очень трудно. Но не легче было и самому Денису. Все для него было ново и непонятно – от требования чистить зубы и мыть руки до запрета брать чужое. Он привык к жесткой иерархии дикой стаи, где командует тот, кто может сильнее ударить. Отсутствие физических наказаний он воспринимал как признак слабости и сигнал к неподчинению. Полгода воровал, дрался и крушил все вокруг. А перед сном клал голову маме на колени и, как малыш, просил поиграть с ним в «ладушки» и «сорока-сорока». И взять на ручки. У него этого просто никогда в жизни не было.
Старший брат
Елена полгода не знала, сможет ли вся ее «добрая психология» перевесить весь багаж деструктивной энергии, которой Денис был переполнен до краев:
– Я боялась, что просто не успею дать ему нужное количество любви, катастрофически недополученной в жизни, что мальчик успеет вырасти, спиться и сесть в тюрьму раньше, чем я успею дать ему эту любовь.
И все же – ура! Добро, которому я служу, заставило меня через полгода взять еще одного сына – Костю, 17-летнего парня, оставшегося круглым сиротой. Костя стал Дениске старшим братом. Настоящим старшим братом, почти отцом, хотя он никакой и не северянин. И буквально на глазах спала вся та уличная шелуха, под которой прятался маленький, доверчивый ребенок с золотым сердцем. Тот самый Денис, по которому тосковала Ксюша.
Отказался от мечты о семье, чтобы не оставить брата одного
Но на Таймыре остался лучший друг Ксюши – Сережа. Когда Елена забирала Ксюшу на самолет в 4 утра, она стояла под дверью мальчишечьей спальни в детдоме и просила разбудить Сережку, чтобы проститься с ним. Накануне он подарил ей на память свое фото.
Когда Елена прилетела за Денисом, Сережа грустно смотрел на фото повзрослевшей Ксюши у меня в телефоне. В день нашего отъезда он ужасно расстроился и загрустил. «У Ксюши и Дениса теперь мама, – читала я на его лице. – Куда уж мне теперь до них, детдомовскому сироте?!»
И тогда Елена решила взять Сережу в семью. Тут оказалось, что у него есть младший брат, Антон.
«Разумеется, я решила взять обоих, – говорит Елена. – Но в детском доме вначале подумали, что я хочу взять одного лишь Сережу. И начали из самых благих намерений уговаривать его написать согласие на разлучение с братом. Мальчик внутренне заметался: с одной стороны – мама, Ксюша и Москва, с другой – долг перед младшим, Антоном! И вот 13-летний подросток нашел в себе силы благородно отказаться от семьи, чтобы не оставить брата одного… Я в ужасе позвонила в детдом: «Перестаньте терзать ребёнка! Я подаю документы на обоих». Теперь Сережа и Антон со мной».
Не хотят чум в квартире
Многим может показаться странным, почему у всех детей русские имена. Причина простая и грустная: коренные народы долган и нганасан так долго отучали от своей культуры, что она осталась только в фольклоре и народных праздниках. Говорят все по-русски, фамилии и имена в ходу русские, правда, много старинных, видимо, привитых когда-то осевшими здесь староверами, – Агафья, Лукерья, Трифон, Ерофей. Елена Бекетова – романтик, но вовсе не наивная женщина:
– Конечно, эти дети не носители культуры Севера. Не больше, чем мои московские школьники из пьющих семей – носители культуры Пушкина и Толстого. Им в детдоме рассказывают о культуре Севера. Но она им не интересна, хотя принадлежность к определенному этносу для них имеет значение.
Их мечта – цивилизация. Даже сама идея оформить наш дом в этностиле вызвала резкое отрицание. Они не хотят в чумы. Хотят в МГУ, хотят в Большой театр ходить. Ну а от меня у них постоянное погружение в атмосферу помощи несчастным людям.
Рассказывая о своих детях, Елена Бекетова ни разу не употребила прилагательное «приемные». Она хочет объяснить другим потенциальным родителям, почему нужно усыновлять не только того, кто на тебя внешне похож, но и того, кто нуждается в этом больше других, – как дети крошечных северных народов.
«Многих представителей народов Крайнего Севера России осталось меньше 50 000 человек (некоторых – меньше 1000), – говорит Елена. – Над этносами с древней самобытной культурой нависла реальная угроза полного исчезновения. Вот был народ – а будет пустота.
При этом много детей северных народов сейчас живет в детских домах. Их будущее проблематично, каким бы хорошим ни был детский дом. В то же время множество хороших семей ищет детей для усыновления и способны дать им родительскую любовь, хорошее образование и счастливое будущее. Я благодарна Дудинскому детскому дому за моих детей, но хотела бы, чтобы и другие воспитанники нашли свои семьи».
