Забейте в поисковике «Максим Абрамов» – тут же выскочит дополнение «мальчик без ног». Уже появилась мода на фото с необычным юным скейтбордистом. Людям невдомек, что чувствует и думает при этом сам «объект». А Максиму уже 10 лет, и он всё понимает.
Однажды о нем уже узнала вся страна. Полуторагодовалым Максим обгорел на пожаре – страдая от холода, затащил в постель включённый обогреватель, пока его родительница промышляла спиртное. Малышу ампутировали обе ноги по бедро и собирались отдать в дом ребёнка для инвалидов – ведь мать лишили родительских прав. Сейчас о Максиме снова говорят, и уже больше в других странах, – он стал известен как единственный юный скейтбордист без ног, виртуозно владеющий этим не самым простым спортивным снарядом. Многие уже забыли о том, с чего началась эта история.
Сестра вымолила брата
– Я ненавидела его мать – по-настоящему, затопляющей горячей волной, только один раз, – признается Инна Лаллав, приемная мама Максима. – Когда увидела на снимке в доме, где он жил, жёлтые резиновые сапожки. Максюша носил их накануне пожара.
Инне нелегко произносить это, потому что ненавидеть ей не по душе. Она любит и умеет любить. Небольшого роста, тоненькая, женщина почти всё время тихо улыбается, хотя то, что она говорит, совсем не весело. Мы разговариваем с ней в кофейне, сетью которых Инна управляет. Зарабатывать деньги она умеет – и умеет их тратить.
Нет смысла описывать, сколько сил и нервов, а порой и денег стоило Инне пройти путь от обычной женщины, узнавшей о несчастном ребёнке и начавшей ему помогать, вначале дистанционно, до полноценной приёмной матери. Было всё: надежда, отчаяние, непонимание друзей и близких, равнодушие одних чиновников и неожиданная помощь других, милосердие одних врачей – и чёрствость других. И то, чего Инна совсем не ожидала: что её будут травить в соцсетях незнакомцы, обвиняя в том, что она пиарится на горе малыша.
– Против были все родственники и друзья – почему бы просто не помогать ему в больнице или в детском доме, зачем обязательно брать на себя полную ответственность за чужого ребёнка? Они не понимали – он не был чужим, сразу, как я его увидела.
Поддержала решение только моя дочь Наташа, она немного старше Максима. Если бы не она, не было бы с нами Максиплюшина. Она, как коршун, бросалась на всех, кто пробовал обидеть его. Ей он доверяет бесконечно. Он может мне не рассказать что-то, а ей скажет.
Он кричал и закрывался от фотокамер
О клинике, где лежал Максим перед тем, как попал в семью, у Инны воспоминания разные. Да, это великолепное лечебное и научное учреждение, где занимаются самыми тяжёлыми детьми, – научно-исследовательский детский ортопедический институт имени Турнера. Ведь мальчик начисто лишился обеих ног и его нужно было протезировать, то есть готовить ослабленный организм к непростой операции. Учесть, что ребёнок совсем маленький, значит, будут расти и кости, которые остались от ног; что ему нужны совершенно особенные протезы и послеоперационный уход, длительная реабилитация и, по сути, обучение ходьбе с нуля. Помните, как в книге Бориса Полевого лётчик Мересьев вскочил на протезы – и тут же с них упал?
– Я знаю, что в этом институте замечательные специалисты и делают они совершенно невозможные вещи. Но у меня в памяти остались и горькие страницы. Максим был для них, для персонала, одним из многих пациентов. Он был «государственным ребёнком» – то есть ничьим. Меня не пускали к нему, потому что я была одна из нескольких претендентов на усыновление и самая проблемная – всё время что-то для ребёнка требовала, например, врача-реабилитолога, оплатила его работу, а мне говорили: «Как это – к одному будет приходить реабилитолог, а к другим – нет, это несправедливо!». Но я не могу заплатить за это для всего института, я не миллионерша, хотя многие думали иначе. У меня был небольшой бизнес, как и сейчас.
Зато журналистов к Максиму пускали всегда – это была тогда «жареная» тема. Они искренне охали и ахали, глядя на маленького страдальца, который в очередной раз примеряет протезы и падает с них под вспышки камер. Для одного фотографа – надел-упал, и так несколько раз, несколько дублей, для другого – надел-упал, для одной телекомпании, для другой…
– Когда я его уже забирала домой, когда он уже перестал был ничьим, а стал маминым сыном, я меняла карточку в фотоаппарате. Не снимала, а только меняла карточку. Максимка увидел камеру и закричал, закрываясь руками: «Мама, нет, нет! Мама, нет, нет!».
Дикая боль, вода в лицо и захлёбываешься
Предстояло многому учиться заново, а многое для ребёнка стало вообще откровением – например, что это твой чистый, тёплый, обустроенный дом, где тебя ждут и любят. Некоторые страхи из прошлого преодолевали с трудом.
– Максюшин не мог мыться. Он панически, до крика боялся воды, затащить его в ванну, под душ было делом нереальным, мы его умывали с ладошки, сначала просто глаза протирали, потом он стал даваться мыть лицо, и уже потом дошло до нормального мытья. Он сам не знает, почему так боялся воды, но я предполагаю, что это из-за того пожара. Его же тушили.
Пожарные поливали водой дом. Ребёнок был без сознания, а тут ледяная вода, видимо, привела его в чувство, и этот ужас – дикая боль, вода в лицо, когда захлёбываешься… Он этого не помнит, я просто так думаю, откуда такой страх. Зато теперь знаете, как он плавает! Он же занимался по особой программе с тренером, теперь в бассейне меня обгоняет. Я плыву, как обычный человек, а сын – пользуясь особой техникой, которая даёт преимущества.
Она не делала зла сознательно
На самом деле, мальчик знает, что его родила другая женщина, её здесь называют (когда приходится) «мама Галечка».
– Я её никогда не видела и, честно говоря, видеть не хочу. Не о чём нам говорить. Но она у меня вызывает не ненависть, а жалость. Она не делала сознательного зла, только по глупости и по наивности. Бедная деревенская девочка, представляете, Амурская область, поехала искать счастья в город, счастья не случилось, вернулась беременная, родила, отец неизвестен, дала сыну свою фамилию и имя своего отца в качестве отчества. Стала пить. Ушла выпивку искать, оставила мальчика одного дома. Она ведь по доброте оставила ему обогреватель, чтобы он не замёрз. Когда узнала про пожар – сбежала. Её судили, посадили, лишили родительских прав.
Она не искала встреч с нами, скорее всего, понимая, что глубоко виновата перед ребёнком. Но если кто-то её подобьёт на какое-нибудь ток-шоу, а сейчас это, сами знаете, модно, – пока не представляю, как это будет. Нам шоу не нужно. Нам нужна нормальная спокойная жизнь.
У детей праздник, а ваш сын на протезах
С одной стороны – у Максима в его замечательной семье всё отлично. С другой – есть наше общество, которому инвалиды по-прежнему не слишком нужны. Можно сколько угодно произносить высокопарные фразы о всеобщем равенстве и об интеграции инвалидов в обычную жизнь, но судьба Максима говорит о другом. Прежде всего – его не берут в школу.
– Максюшин очень хочет учиться в обычной школе, с обычными детьми. Мы же ему всё время говорим о том, что он такой же, как все, он гуляет с собакой, он пылесосит, на скейте катается, а в школу ему путь заказан, получается. С детского сада это пошло. Максим ходил в хороший детский сад, и на одном празднике директор меня отводит в сторону: «Поймите правильно, родители других детей просят вашего мальчика покинуть зал, у детей праздник, а ваш сын на протезах может их расстроить, они платят за наш садик не для того, чтобы морально травмировать своих детей».
Я так не плакала с тех пор, как впервые увидела Максюшу ещё в больнице. Конечно, мы ушли оттуда. Не из зала, а вообще. То же самое со школой. Приезжаем, показываем отметки, характеристики психолога – сын ведь на домашнем обучении и учится он хорошо, – директор кивает головой, просит время подумать, а потом говорит: – Ой, нет, ему будет трудно здесь. – Как трудно? Он же не ползает, он ходит, он всё умеет! – Нет, другим детям будет неприятно.
Моя школа называется «Сто языков»
На самом деле, это не дети говорят такое директору, а их родители – они считают, что мальчик-инвалид не должен омрачать радостную школьную жизнь их отпрысков. Обычные дети, между прочим, к Максиму относятся как к равному. На протезах? Ну, бывает, бегать не можешь, зато на скейте катаешься, плаваешь, умный, весёлый, добрый – что ещё надо для общения? Из-за этого фактического поражения в правах Инна… создала свою школу-сад, где занимаются дети-инвалиды.
– Их немного, зато каждому уделяется внимание педагогов. У кого-то аутизм, у кого-то ДЦП, и все они оказывается за бортом обычной школы, где нужны только «полноценные члены общества». А мы не нужны. Моя школа называется «Сто языков». Конечно, это не сто иностранных языков, но это языки общения с миром и друг с другом – кто-то это лучше делает жестами, кто-то воспринимает мир через запахи или через музыку, мы ведь все разные, но можем и должны найти общее в наших интересах.
Мы организуем пространство жизни здесь и сейчас, чтобы дети росли, воспринимая этот мир органично, учась всему новому не через силу, а по естественной потребности. Например, нас есть чудесный педагог – он незрячий, он учит детей восприятию мира «с закрытыми глазами», и это очень интересно.
Ты должен быть на шаг впереди
Увы, живя в социуме, невозможно на него не реагировать. Когда Максима еще возили в коляске – он нетвёрдо владел протезами, – как-то подбежала одна пожилая женщина и укрыла мальчика детским одеяльцем. На вопрос Инны, зачем это, прохожая заявила: «Инвалидов надо накрывать и прятать, а то другие дети их боятся или могут обидеть». Как говорится, без комментариев.
С другой стороны, сообразительный Максим сам понял свою исключительность. Когда ему хотелось поиграть с чьей-то игрушкой на детской площадке, он просил игрушку не у ребёнка, нет, он ковылял на протезах к матери ребёнка и так выразительно смотрел её в глаза, что та не могла отказать «бедному инвалиду». Инна, столкнувшись с такими манерами сына, стала отучать его от этого – помогло.
– У нас есть самодельная книжка -дневник – «Максимкина книжка». Там есть вся его жизнь у нас. И даже полосатая рубашечка, в которой я забирала его из больницы, хранится. Сын мне как-то сказал: «Мама, получается, что я такой долгий путь к тебе проделал!»
Скейтборд, многочисленные интервью, известность, – не главное. Главное, что он живёт полноценной жизнью, учится, развивается, познаёт мир. Я говорю сыну: «Ты должен быть не вровень с другими детьми, ты должен быть на шаг впереди них, потому что они здоровы, а ты нет, и у тебя должно быть преимущество».
Фото: vk.com/innalullove
