О городах и селах, оказавшихся в серой зоне, говорят, что они полностью разрушены и людей там совсем не осталось. В действительности люди есть – и им очень нужна помощь.
В серую зону регулярно приезжает настоятель храмов во имя Державной иконы Божией Матери и во имя иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», руководитель специального гуманитарного центра Крымской митрополии, симферопольский священник Димитрий Кротков. Фигуру батюшки в подряснике и надетом поверх него бронежилете здесь хорошо знают: с февраля 2022 года отец Димитрий совершил более 100 таких поездок.
Корреспондент «Милосердия.ru» встретилась с отцом Димитрием Кротковым в Москве в ходе работы Общецерковного съезда по социальному служению и записала его истории о серой зоне и людях, которые продолжают жить под обстрелами.
Бутылка воды по космическим ценам
– Серая зона – это Кинбурнская коса по всему периметру, Энергодар, Васильевка, Пологовский район, Розовка (Запорожская область), Керменчик, Никольское, Егоровка, Евгеновка, Степное Марьинского района (ДНР). В серую зону также входят населенные пункты, пострадавшие от взрыва Каховской ГЭС: это Голая Пристань, Алешки, Кардашинка, Великая Кардашинка, Коханы, все села до Каховки (Херсонская область).
В некоторых селах все дома стоят целые, есть электричество, вода, газ. Есть села, где уцелела часть домов: например, в Голой Пристани кое-где есть свет и газ, но некоторые дома, построенные из самана, полностью сложились под напором воды.
Есть поселки, формально объявленные полностью разрушенными, но там до сих пор остались люди. Нам доказывали, что в Степном никого нет, туда ехать не надо, там опасно. Но там живет от 120 до 180 человек, зимой меньше, летом больше. Есть очень отдаленное село Покровка на Кинбурнской косе, тоже объявленное разрушенным. В Покровке стоит 150-летний храм, зданию школы тоже 150 лет. Там около 120 человек сейчас живет.
В некоторых селах магазинов не было вообще: например, в селе Геройское на границе Херсонской и Николаевской областей недавно открылся, но работает нерегулярно. В Голой Пристани есть четыре магазина и стихийный рынок с космическими ценами. В некоторых поселках литровая бутылка воды стоит 150 рублей. Спекулируют не только на продуктах, но и на стройматериалах, продают по цене в 3-4 раза дороже. В той же Голой Пристани нет ни больниц, ни школ, ни садов, ничего не работает, откуда людям зарплату брать? Деньги есть только у пенсионеров, и то на 10 тысяч не сильно разгонишься. Огороды часто стоят заброшенные. Люди боятся работать на земле, высок риск, что прилетит ракета, что в огороде будет спрятана мина или лепестки подброшены. Поэтому свое хозяйство – больше не подспорье.
Шесть самых опасных мест в серой зоне
Самые опасные места сейчас – это села Никольское, Владимировка, Благодатное, Степное, Егоровка, Евгеновка (находятся на территории ДНР. – Ред.). Хотя все это условно, сейчас опасно даже в Васильевке (село находится в Запорожской области. – Ред.), а от нее 17 км до линии фронта.
Когда мы приезжаем в эти села, приходится соблюдать строгие правила безопасности. Там нельзя собирать людей вместе надолго, высок риск попасть под обстрелы.
В селе Владимировка под Волновахой погибла женщина, которая нам помогала. У Русланы во дворе мы обычно выгружали адресные посылки (одежда, обувь определенного размера, лекарства, что-то специфическое), иногда там же оставляли продуктовые пайки. В одну из поездок начался обстрел, мы переждали, сели в машину и выехали из села. На обратном пути, проезжая мимо дома Русланы, я заметил, что куски металла валяются за забором. А потом увидел, как из ворот выносят тело Русланы. Муж ее после этого переехал в Волноваху, занимается там волонтерством.
Тысяча свечей
Минимум тысячу свечей я беру в каждую поездку, ведь многие села и поселки живут без электричества.
Помню, приехали мы в село Степное Марьинского района Донецкой области. Выгрузили гуманитарку, раздали. Очень важно раздать ее быстро, любая толпа может оказаться в зоне внимания и обстрелов.
Мы вручили гуманитарку всем, кто собрался на площади. И местные жители нам говорят: «На самом краю села живет дедушка одинокий. Мы до него никак дойти не можем, там опасно». Мы деда нашли с горем пополам, дом у него частично разбит, окон нет. Он сам сидел в подвале. Принесли ему продукты, он очень обрадовался, обнял нас.
И тут я вспоминаю про хозяйственные свечи. Иду за ними, возвращаюсь, достаю. Он одной рукой взялся за голову, другой держит свечи и кричит: «Я не верю, не верю, что у меня теперь есть свечи!» Мы потом часто к нему приезжали, привозили гостинцы, сладости и непременно свечи хозяйственные.
Вросшие в землю
Почему люди не уезжают? Я и сам часто задавал себе этот вопрос. Уезжает в основном молодежь, остальные цепляются за дома, землю.
Мы пытались одну пожилую бабушку эвакуировать, она ни в какую: «Это мой дом, я лучше здесь умру или погибну». В основном остаются пожилые люди, готовые к смерти. Насколько, конечно, к ней можно быть готовыми.
Людей средних лет с детьми тоже достаточно в серой зоне. Единственное объяснение – они вросли корнями в свою землю. Мне кажется, это смирение перед волей Божьей. И боязнь перемен даже в условиях обстрелов и опасности. Этим людям проще у себя в доме под обстрелами жить, чем в ПВР, в одной комнате с чужими людьми.
Мальчик, который никогда в жизни не видел шоколада
Я сам многодетный отец, и дети на опасных территориях, недоедающие и мерзнущие, эмоционально ранят меня больше всего.
Как-то мы приехали в город Голая Пристань Херсонской области. Вручаю продуктовый паек многодетной маме и чувствую смущение, неловкость. Мама радовалась продуктам – будет чем кормить детей. А вот трое ребятишек от 2 до 7 лет смотрели на меня с ожиданием: «А нам ты что привез?»
Я вспомнил, что в машине лежат несколько шоколадных батончиков, ими удобно перекусывать в долгой дороге. Дети улыбнулись при виде сладостей, а мама заплакала от радости за детей.
Младший даже растерялся – он видел шоколад впервые в жизни и не знал, что с ним делать. Смотрел на братьев, повторял вслед за ними – развернуть, откусить, прожевать, зажмуриться от удовольствия. Мальчишка родился, когда покой и мирная жизнь ушли из этих мест. Когда в этой бесконечной серости и тоске дети подбегают и обнимают, хочется плакать. Слова людей, улыбки, благодарность дают огромную радость и снимают усталость.
Чудо с инвалидными колясками
Иногда промысел Божий приводит нас туда, где необходима именно такая помощь.
В одну из поездок мы взяли инвалидные коляски, и я подумал: «Господь разберется, кому надо их отдать».
Мы хотели везти их в Голую Пристань, но по пути заехали в женский монастырь в Благодатное. Коляски лежали поверх основного груза. И матушка игуменья мне говорит: «Батюшка, а коляски для кого-то? Нет ли возможности нам отдать? У нас они как раз нужны людям».
Вот Господь и управил: им и отдали, и они очень были рады этому. Скоро этим же монахиням из Благодатного повезем тестомес, в монастыре пекут хлеб, раздают людям.
Это не прогулка с элементами экстрима
На пострадавшие территории мы возим буквально все: продукты, вещи, предметы гигиены, лекарства, подгузники для лежачих и детей. Обязательно заезжаем в храмы, монастыри: они просят масло, ладан, облачения. Недавно 18 тонн муки и почти 2 тонны соли укомплектовали в пайки, передали в приходы и для выпечки просфор. Во многих населенных пунктах есть священники, приходы, в которых проходят службы, несмотря на обстрелы.
Продуктовый паек весит 10 кг, раздавать его приходится быстро, потому что любое промедление может стоить жизни. Где-то собирается 17 человек, где-то 30, где-то 500-600. В Новой Збурьевке мы за раз как-то 1100 пайков продуктовых раздали, 1100 бытовых и еще около 5 тонн питьевой воды. Еще в гуманитарку входят те предметы, о которых человек в мирной жизни редко вспоминает. Например, полиэтиленовая пленка, монтажная пена – они нужны, чтобы хоть как-то закрыть разбитые окна и согреть дом. Стекло по таким дорогам не довезешь, да и не каждый сумеет вставить в окна новые стекла.
Сначала помощь собирали силами Крымской митрополии. Постепенно нас стали поддерживать другие епархии – Екатеринбург, Ростов-на-Дону, Казань. Недавно большой груз из Москвы отправил Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению.
У меня есть команда и несколько внедорожников. Так как почти все дороги сейчас разбиты, едем по наитию. Иногда машины ползут по рыхлому сыпучему песку, только он лежит не на берегу реки, а на сопках и перевалах. Ехать приходится на пониженной передаче, в таких условиях даже полноприводная машина застрянет. Только так колонна может добраться до отдаленных сел – Покровки, Виноградово, Геройского (Кинбурнская коса). Где-то 150 человек живет, где-то – 60, а где-то и вовсе 35. Все они почти постоянно существуют под угрозой обстрела.
С нами ездят и гражданские, и священнослужители из других регионов, в основном мужчины, не только из Крыма, но и Санкт-Петербурга, Москвы. Всех предупреждаем – это не прогулочная ознакомительная поездка с элементами экстрима, когда можно посмотреть на разрушенные дома или сгоревшую технику. Но такие любопытствующие с нами и не ездят, главный мотив людей – помочь. Те, кто садится за руль, четко знают алгоритм действий, умеют пользоваться рациями, не теряются в экстремальных ситуациях, прошли курсы тактической медицины. Любая поездка мне морально и физически очень тяжело обходится.
Если не поставить барьер, сойдешь с ума
Я так и не смог привыкнуть к ужасу на лицах людей, их страху. К тому, что мы собираем адресную помощь, приезжаем, а людей уже нет в живых. Мы постоянно ездили к пожилым бабушке с дедушкой в Егоровку (село расположено в ДНР. – Ред.), в которой всего несколько человек осталось. Старики были очень слабенькие, жили без детей. В одну из поездок, подъезжая к их дому, мы увидели разбитое жилище. Местные жители потом рассказали, что их тела собирали по частям.
И столько жизненных историй проходит через меня лично, что, если некий психологический барьер не поставишь, сойдешь с ума.
Я до сих пор не могу забыть Горловку 2017 года (отец Димитрий начал ездить в серую зону с 2014 года. – Ред.). В одну из поездок мы привезли много рентгеновской пленки для разных видов аппаратов, подгузники в детское отделение. На моих глазах парень принес в отделение девушку на руках с дыркой в животе. Он передал ее медикам, она умерла на наших глазах. Я не могу забыть детские больничные отделения, забитые детьми без рук и ног. Смотришь на них и понимаешь – это дети, которые останутся инвалидами, калеками, порой и сиротами.
Чувствую безысходность, потому что не могу оказать помощь в необходимом масштабе. Мы с товарищами закрываем потребности людей на этих территориях, как мне кажется, не больше чем на 5%.
Подробнее о деятельности о. Димитрия Кроткова и Специального гуманитарного центра Крымской митрополии можно узнать здесь.
Коллажи Татьяны СОКОЛОВОЙ на основе личного архива отца Димитрия КРОТКОВА
