Казалось, современники должны были его на руках носить. Но они, наоборот, довели его до инсульта.
Вино и шелк
Пастер не вошел в науку – он в нее ворвался. Родившийся в 1822 году в семье провинциального французского кожевника, он, по неписанным законам той эпохи, должен был кожевником и стать. Или, в крайнем случае, школьным учителем, о чем мечтал его отец.
Пастер, однако, стал профессором, притом уже в 26 лет. Совершенно невозможный случай, особенно для человека, вышедшего из ремесленной среды.
При этом старт был взят довольно поздно. В годы ученичества мальчик, что называется, разбрасывался – овладел плотницким, гончарным и даже весьма непростым стекольным ремеслами, освоил ботанику, много времени посвящал занятиям живописи.
А про математику, которую Карл Гаусс называл царицей всех наук, Пастер писал: «ничто так не иссушает сердце, как занятия математикой».
Тем не менее его открытие – да, именно открытие – структуры кристаллов винной кислоты – тянуло как минимум на профессорское звание. Которое изумленные коллеги и присвоили серьезному молодому человеку с коротко подстриженной бородкой.
Как и подобает господину профессору, Пастер активно занимается преподавательской деятельностью. В том числе руководит естественнонаучным факультетом в университете Лилля. Но активная педагогическая деятельность прекращается после студенческих волнений – ученый, будучи не слишком практичным в жизненных вопросах, умудрился рассориться и со своими студентами, и со своим начальством.
К счастью, наука в меньшей степени зависит от настроений в обществе. И Пастер погружается в проблемы пива и вина. Очень уж быстро оно приходит в негодность – его вкус меняется, притом далеко не в лучшую сторону, появляются неприятные запахи, оно мутнеет. Ученый занимается вопросами брожения, а параллельно с этим изучает модную в те времена теорию самозарождения микроорганизмов.
Пастер сызмальства больше всего любил два запаха – виноградного сусла и дубильных веществ от кожевенного производства отца. Да и сам отец, Жан-Жозеф Пастер, будучи истинным французом, утверждал:
«В бочке вина больше мудрости, нежели во всех книгах по философии в мире».
К ученому обращается делегация французских фермеров с просьбой выяснить, что можно сделать. К ним присоединяется мадам Бусико, вдова основателя крупного парижского универмага. Она жертвует на исследования 100 000 франков – сумму довольно серьезную.
В результате появляется монография Пастера «Исследование о вине». Он предлагает нагревать бутылки до 50–60 градусов, чтобы убивать бактерии, которые вредят вину. Таким образом, положено начало новой технологии – пастеризации.
И, разумеется, ученый фактически спасает экономику страны. Соблюдая правила, предложенные Пастером, можно здорово уменьшить порчу вина, особенно во время перевозки. А для Франции с ее гастрономическими традициями это очень существенное обстоятельство.
Одновременно Пастер совершенно точно устанавливает, что никакого самозарождения микроорганизмов нет, им нужно откуда-то взяться. Более того, именно эти микроорганизмы вызывают и процесс брожения (до Пастера считали, что брожение – реакция химическая), и процесс гниения, и множество заболеваний.
Ранее думали, что возбудители болезни возникают в организме сами по себе и проявляют себя под воздействием «миазмов» или «нездорового воздуха».
Пастер, по сути, положил начало микробиологии.
А тут подоспела и новая тема. На юге страны – эпидемия, поразившая тутового шелкопряда. Еще один столп государственной экономики под угрозой – шелковые ткани, из которых шьют легчайшие и элегантнейшие туалеты. И которые потом, как и французское вино, расходятся по всему миру. Не говоря уж об импорте шелка-сырца, который снизился в 6 раз.
Поначалу ученый отказывался. Говорил, что это совершенно не его тематика, что он ни разу в жизни не держал в руках кокон шелкопряда. Но власти надавили на его слабое место–- патриотические чувства. И Пастер согласился.
В результате и диагноз был поставлен, и лечение назначено.
Смертельное шоу
Луи Пастер, наверное, так и вошел бы в историю в качестве химика-микробиолога, занятого проблемами легкой и пищевой промышленности. Но в его семье произошла трагедия. Один за другим умерли от тифа трое детей Пастера.
Ученый приступает к поиску вакцин.
Тиф не единственное бедствие. Люди гибнут и от бешенства, и от холеры. Надо прекратить весь этот ужас. Пастер максимально освобождает себя от всех административных и прочих занятий. Направляет официальное письмо полковнику Фаве, адъютанту Наполеона III. Ученый сообщает, что ему осталось только 20–25 лет работоспособного времени и он должен посвятить эти годы исключительно борьбе с опасными заболеваниями.
И приступает к работе, делая исключение разве что для своей любимой темы, связанной с брожением. Тем более что она напрямую связана с вредоносными микроорганизмами. Деньги у ученого были – Министерство народного просвещения назначило Пастеру пенсию по выслуге лет.
Пастер испробовал множество разных подходов. Он, например, установил, что куры не болеют сибирской язвой, потому что их температура тела – 45 градусов по Цельсию – была губительной для соответствующих бацилл. Он помещал кур в холодную воду – куры заболевали. Вытаскивал из воды и обкладывал теплой ватой – куры выздоравливали.
Но как применить это к человеку? Совершенно непонятно.
Будучи первопроходцем, Пастер экспериментировал, фактически вслепую. Для изучения куриной холеры, он варил куриный бульон и помещал в него возбудителей заболевания. Но что это дает? Не ясно.
Тем не менее именно куры натолкнули ученого на верный путь. Он прививал цыплятам старую, ослабленную культуру холеры – и они оставались здоровы. Затем прививал им же молодую, активную – и птицы снова не заболевали. Но если привить молодую культуру цыплятам, которым до этого не прививали ослабленную, то они погибали.
Все более отчетливо решение проблемы виделось в вакцине.
В принципе, метод вакцинации – то есть прививки легкой формы болезни с целью выработки иммунитета против нее – уже существовал. Но только против одного заболевания – против оспы. После куриных опытов Пастер предположил, что таким образом можно вырабатывать иммунитет и против других страшных заболеваний.
Сейчас это кажется вполне очевидным, но в те времена достижения Пастера виделись вовсе не прорывом, а, наоборот, абсурдом. В 1880 году после его доклада на заседании Французской академии медицины один из участников, 80-летний доктор-ортопед вызвал его на дуэль. Дедушка вообще не верил в микроорганизмы, а тем более в их способность причинить какой-либо вред.
Говорят, что секундант явился к Пастеру прямо в лабораторию, и ученый заявил ему: «Раз меня вызывают, я выбираю оружие. Вот две колбы; в одной бактерии оспы, в другой – просто вода. Мой противник выпивает одну из них, а я выпиваю другую».
В результате до дуэли дело не дошло – старик решил не рисковать.
А про прессу вообще нечего говорить. Всячески обыгрывая схожесть фамилии Пастер со словом «пастор», газетчики с сарказмом рассуждали об «обращении неверующих в микробиологическую веру».
Но по мере продвижения ученого в экспериментах, интонация менялась с саркастической на уважительную. Особенно после публичного эксперимента, своего рода смертельного шоу, которое ученый подготовил в 1881 году на ферме Пулье-Ле-Фор. Пастер взял 60 овец и коров, половине из них сделал прививку сибирской язвы, а потом, в присутствии зрителей заразил всю эту рогатую компанию смертельной формой заболевания. Спустя 48 часов, как и было заявлено, 22 особи лежали мертвыми, две скончались прямо на глазах у зрителей, а еще шесть умерли к концу дня.
Наиболее же ярко гений ученого продемонстрировал себя в случае с бешенством. Возбудитель бешенства нельзя увидеть в микроскоп, и в 1880-е его в принципе невозможно было обнаружить. Тем не менее исследователь догадался, что микроб бешенства на самом деле существует. Больше того, Пастер понял, что он селится в мозговых тканях. А затем подумал, если инкубационный период бешенства составляет несколько недель, то не стоит ли сразу после заражения вводить пациенту ослабленную, но быстродействующую культуру? Оказалось, что стоит.
Лечить уже заболевшего человека вакциной – это с трудом укладывалось в голове. Но только не в гениальной голове Луи Пастера.
Впрочем, как говорил сам исследователь, «открытия приходят лишь к тем, кто подготовлен к их пониманию».
«Дворец бешенства»
Тем не менее научное сообщество продолжало воспринимать идеи Пастера в штыки. Когда дело дошло до вакцинации реальных пациентов, зараженных бешенством, каждый неудачный случай (а они были отнюдь не по вине исследователя) ставился ему в вину. Как и отсутствие медицинского образования. Не станем повторяться, ведь об этом мы уже писали. (см. https://www.miloserdie.ru/article/vaktsina-gospodina-pastera-vojna-s-boleznyu-idet-do-sih-por/)
В результате в 1887 году ученого разбивает инсульт. А спустя несколько месяцев наступает мировое признание. В Париже создается Пастеровский институт. И хотя некоторые острословы называют его «Дворцом бешенства», всем понятно: Пастер победил. Русский император пожертвовал на институт 100 000 франков, бразильский – 1000 франков. Жители Эльзаса-Лотарингии – именно там родился первый спасенный Пастером пациент – передали институту 48 365 франков.
Директором института назначается сам Луи Пастер, но теперь эта должность скорее почетная – он с трудом говорит, а писать не способен. И хотя со временем его организм частично восстановился, о полноценной работе речь не шла.
Великий ученый скончался в 1895 году в возрасте 72 лет. Похоронили его в стенах Пастеровского института – специально для этого случая там устроили склеп. Именем Пастера названо более 2000 улиц в мире.
