Нигилизм и не только
Первопроходцем «мостков» был писатель Радищев. Его, впавшего в немилость к государыне и подвергнутого тяжелейшим репрессиям, похоронили на окраине столицы, на кладбище, некогда созданном для нищих.
Одного не учли – таким образом не Александр Николаевич опустился до уровня убогого кладбища, а кладбище поднялось до планки, поднятой автором «Путешествия из Петербурга в Москву», чуть ли не самой популярной книги среди русской мыслящей интеллигенции. Это произошло в 1802 году.
Постепенно к могиле Радищева приходило все больше и больше людей. Приносили цветы. Выступали с речами. Но хоронить, однако же, предпочитали в местах более престижных: в Александро-Невской лавре, на московском Новодевичьем. И только в 1848 году на кладбище похоронили еще одну знаменитость либерального толка – Виссариона Белинского.
В 1861 году рядом с могилой Белинского появляется еще одна могила – Николая Добролюбова. На этих похоронах держал речь Чернышевский: «Какого человека мы потеряли, ведь это был талант. А в каких молодых летах он кончил свою деятельность, ведь ему было всего двадцать шесть лет, в это время другие только учиться начинают… Добролюбов умер от того, что был слишком честен».
За эту речь Чернышевского осудил еще один из присутствовавших, П.Баллод: «Говорить так резко там, где, конечно, присутствовал не один шпик, для меня казалось диким. Он плакал, говорил и был вне себя».
Кладбище делалось своего рода продолжением нигилистических салонов. Впрочем, само слово «нигилизм» возникло лишь на следующий год, когда вышел роман Тургенева «Отцы и дети» – там он называл нигилистом Евгения Васильевича Базарова.
Слова не было, а нигилизм вовсю существовал. Следующее громкое событие на этом кладбище пришлось на 1866 год – могилы Белинского и Добролюбова обнесли общей наградой. И спустя несколько лет, когда умер Дмитрий Иванович Писарев, место ему было уготовано на том же Волковском, в компании с коллегами, литературными критиками.
Не очень понятно, кого на тех похоронах было больше – столичных либералов или же агентов Третьего отделения. Вот, к примеру, донесения одного из них:
«За гробом шествовал здешний нигилистический синклит, можно сказать, что гроб изменил даже свою физиономию и походил скорее на пирамиду, усыпанную цветами».
Другой же агент дополнял: «Могила приготовлена была как раз против того места, где погребены Белинский и Добролюбов, в нескольких шагах от могилы известного нигилиста Ножина, умершего во время производства следствия по поводу покушения 4 апреля.
При опускании гроба в могилу, с него сорвали все гирлянды и цветы, которые разошлись по рукам присутствовавших. Гроб был опущен в могилу без священника, и в нее посыпались цветы; первый венок было предложено бросить отцу покойного.
Зарывание было уже кончено и могила убрана цветами, а публика все не расходилась – как бы ожидая чего-то: первый раз обратил на это внимание Павленков и с соседней высокой могилы произнес краткое слово, в котором выразил, что всякие надгробные речи излишни и что лучшим почтением памяти покойного служит то, что на могиле собрались люди самых разнообразных убеждений, что свидетельствует о честной и благотворной деятельности покойного».
Но, несмотря на пожелание господина Павленкова, без речей не обошлось. Литературный критик Григорий Евлампиевич Благосветлов, к примеру, сказал: «Здесь лежит замечательнейший из современных русских писателей; это был человек с твердым сердцем, развившийся под влиянием государственных реформ последнего времени, ни перед чем не отступавший и никогда не падавший духом.
Будучи заключен в крепость, он в сыром и душном каземате, окруженный солдатами, под звуками оружия, продолжал заниматься литературою, и надо заметить, что то были лучшие его произведения».
Тот же Благосветлов присутствовал и на похоронах упомянутого в донесении Добролюбова.
Огромным событием сделались похороны Ивана Тургенева. Иван Сергеевич скончался в 1883 году. Сестрица Ленина, Анна Ильинична Ульянова писала о них: «Вся погребальная процессия была сжата тесным кольцом казаков. На всем лежал отпечаток угрюмости и подавленности. Ведь опускался в землю прах неодобряемого правительством «неблагонадежного» писателя.
На его трупе это показывалось самодержавием очень ясно. Помню недоуменное тягостное впечатление нас, двух юнцов. На кладбище пропускали немногих, и мы не попали в их число. Потом попавшие рассказывали, какое тяжелое настроение царило там, как наводнено было кладбище полицейскими, перед которыми должны были говорить немногие выступавшие».
Анне Ильиничне несколько дней назад исполнилось всего лишь девятнадцать лет, но в компании друзей Тургенева она себя чувствовала словно рыба в воде.
А юрист Анатолий Кони вспоминал: «Прием гроба в Петербурге и следование его на Волково кладбище представляло необычное зрелище по своей красоте, величавому характеру и полнейшему и единодушному соблюдению порядка.
Непрерывная цепь 176-ти депутаций от литературы, от газет и журналов, ученых, просветительных и учебных заведений, от земств, сибиряков, поляков и болгар заняла пространство в несколько верст, привлекая сочувственное и нередко растроганное внимание громадной публики, запрудившей тротуары, – несомыми депутациями изящными, великолепными венками и хоругвями с многозначительными надписями.
Так, был венок «Автору «Муму» от общества покровительства животным
Венок с повторением слов, сказанных больным Тургеневым художнику Боголюбову: «Живите и любите людей, как я их любил», от товарищества передвижных выставок; венок с надписью «Любовь сильнее смерти» от педагогических женских курсов.
Особенно выделялся венок с надписью «Незабвенному учителю правды и нравственной красоты» от Петербургского юридического общества… Депутация от драматических курсов любителей сценического искусства принесла огромную лиру из свежих цветов с порванными серебряными струнами».
Каждый, кто как умел, выражал свою скорбь.
На кладбище по Расстанной дороге
Затем были Всеволод Михайлович Гаршин, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, Николай Сергеевич Лесков, Глеб Иванович Успенский. Все больше и больше людей забывало, почему это кладбище так называется, при чем здесь мостки.
На самом деле, когда оно еще специализировалось на безвестных и безденежных, почва на кладбище представляла собой весьма характерную для Петровской столицы болотную топь. Чтобы можно было хоть как-то перемещаться по кладбищу, между могилами проложили мостки.
Постепенно у этих мостков появлялись названия – надо же было как-то ориентироваться самим и ориентировать здешних могильщиков. Часть тех мостков, бывших некогда Надтрубными (по проходившим под ними трубами канализации), как раз и сделались Литераторскими.
Территория давно стала цивилизованной, мостки канули в прошлое, а вот название осталось. Как Никитские ворота и Кузнецкий мост в Москве.
Политическая значимость этого кладбища была, естественно, неколебима. Характерна статья публициста Григория Захаровича Елисеева: «Ты говоришь, что «нам ничего не осталось в наследство от прошлого», что у нас нет никакого великого общественного дела, над которым мы могли бы работать в настоящем, что у нас нет никаких надежд и идеалов в будущем, что мы имеем в своем обладании одно Волково кладбище, одни могилы наших великих покойников – Белинского, Добролюбова, Писарева, Тургенева, Кавелина и других подобных им, хоть и на других кладбищах нашедших себе вечное успокоение, но по духу и мысли несомненно принадлежащих к этой же светлой плеяде Волкова кладбища.
С ними, с этими покойниками, должна жить наша мысль в постоянном единении, на их могилы должны мы ходить освежать свою душу, страдающую и томящуюся в беспросветной мгле настоящего воспоминаниями об исчезнувших идеалах и надеждах, и там искать разрешения и уяснения наших будущих судеб».
Разумеется, со временем здесь стали хоронить не только литераторов. На кладбище покоятся останки ученых Дмитрия Менделеева, Владимира Бехтерева и Ивана Павлова, скульптора Василия Козлова (автора знаменитого памятника Ленину перед Смольным), композитора Исаака Шварца, множества революционеров – Веры Засулич, Георгия Плеханова, а заодно матери Ленина Марии Александровны Ульяновой и его сестер (в том числе и Анны Ильиничны).
Среди всего этого пантеона как-то даже экзотически воспринимались простые питерские обыватели, которые здесь тоже хоронили своих умерших родственников.
Одна из простых жительниц столицы вспоминала: «Выезды делали и на Волково кладбище на могилки, где у нас за решеткой были похоронены дед, бабка, прадед и другие родственники. На Волково отправлялись в четырехместной карете, которую тогда можно было нанять для такой поездки за рубль или рубль с четвертью.
На могилках располагались также с самоваром и едой. Кто-нибудь снимал с ноги сапог и голенищем раздувал самовар, что нам, ребятишкам, очень нравилось. Поездка эта иногда объединялась несколькими родственными нам семьями. Служили литии по покойникам. У мужчин не обходилось и без возлияний».
На кладбище ездили по так называемой Расстанной дороге. По преданию, именно расставание с усопшими и положило ей название. Там же располагался и трактир «Расстанье», в котором было принято устраивать поминки.
А вот значимость кладбища как символа свободолюбивой борьбы постепенно не то чтоб утрачивалась, но явно теряла свою остроту, становилась обыденностью. Пример тому – спокойный, даже скучный тон одной из газетных заметок 1910 года: «23 января, в 23-ю годовщину смерти поэта Надсона, кружком литераторов, в старой церкви Волкова кладбища была отслужена панихида, после которой все находившиеся в церкви почитатели поэта в предшествии духовенства, направили к могиле покойного на «Литераторских мостках», где и была отслужена краткая лития.
На литии, кроме литераторов, присутствовала и публика, главным образом учащаяся молодежь. На могилу поэта возложены новые венки».
Где страстные речи, горящие взоры? Где агенты спецслужб? В прошлом все. Теперь главные революционные силы – не на кладбищах, а на фабричных окраинах. Именно там вдали от глаз полиции готовится главное потрясение за всю историю страны.
Музей расширяет экспозицию
В 1935 году, когда умерла дважды уже упоминавшаяся Анна Ильинична Ульянова, кладбище сделалось отделом Государственного музея городской скульптуры (основная территория его располагалась на другом питерском кладбище, на Лазаревском).
В связи с этим «экспозиция» расширилась: на «Литераторских мостках» перезахоронили Ивана Гончарова, Александра Блока, Николая Помяловского. Их могилы по разным причинам готовились к уничтожению, так что музейный статус пришелся явно кстати.
Много хоронили здесь в Великую Отечественную, в блокаду.
Кладбище стало – как всякое знаменитое кладбище – обрастать слухами и анекдотами.
В частности, в перестройку кто-то пустил слух, что прах Ленина тайно вывезли из мавзолея и захоронили рядом с матерью и сестрами, на «Литераторских мостках». Кто-то под это дело даже установил рядом с могилами Ульяновых соответствующий памятник.
Могила же Радищева, с которой, собственно, все началось, давно утрачена. Доска в его память сейчас установлена в ограде Воскресенской кладбищенской церкви.
Увы, так бывает нередко.
