Расшифровка лекции:
В 1944 году в Мичиганском государственном университете в США появилась первая программа подготовки музыкальных терапевтов. Потом открылись курсы в Нью-Йорке. И, таким образом, уже более 60-ти лет практикуется музыкальная терапия в США и Европе, и в другие страны она тоже распространилась. Сейчас в мире, я не знаю, честно говоря, сколько музыкальных терапевтов в мире, в США сейчас около пяти тысяч музыкальных терапевтов. Во многих странах есть ассоциации музыкальных терапевтов, есть конференции, всемирные федерации музыкальной терапии, люди обмениваются опытом, научными знаниями. И сейчас в США музыкальная терапия считается вспомогательной профессией в здравоохранении, и в некоторых случаях покрывается страховкой, то есть является бесплатной для пациента, если у него какие-то особые нужды, для детей, в частности, специальное образование, в некоторых случаях это неврологические какие-то заболевания. Подробней можно это прочитать на сайте.
И что же такое музыкальный терапевт? Музыкальный терапевт – это специальность на стыке музыки, психологии, медицины, педагогики, она входит в список вспомогательных профессий, как я уже сказала, в здравоохранении. Где она практикуется? Практикуется музыкальная терапия в больницах для облегчения боли, для психологической поддержки и для поддержки физиологических функций, таких как дыхание, ритм сердца, глотание. В неврологической реабилитации, мы об этом уже немножко поговорили, она помогает восстановить или поддержать развитие речи, моторики, памяти, глотание, например, во время Паркинсона он помогает. При беременности и родах, для работы с матерью и ребенком, для раннего развития, причем не обязательно в специально образовании, в том числе и с нормально развивающимися детьми, она просто дает такой потенциал на будущее. В тюрьма и исправительных колониях, в дома с квалифицированным уходом, то, что в России называется дома престарелых, помогает повысить качество жизни и как-то оказать поддержку при болезни и старости, и понятно, что в конце жизни тоже может оказать поддержку. В хосписах стационарных и надомных.
Да, я совсем забыла, когда я говорила о том, что у нас будут дальше презентации еще, 13 марта у нас будет отдельная еще презентация обсуждения по паллиативной музыкальной терапии. В специальном образовании, в групповых домах для людей с ограниченными возможностями здоровья. В Соединенных Штатах нет ПНИ, к счастью, там есть дома, где люди живут в условиях, максимально приближенных к нормальным, но с поддержкой медицинской и терапевтической. В психотерапия, в психиатрических стационарах и при лечении зависимостей алкогольных, наркотических и других. И давайте посмотрим кино, наверное, а потом будем разговаривать дальше…
Я хочу просто дать небольшое пояснение. Габби Гиффордс – это сенатор в Соединенных Штатах. Она была ранена в голову выстрелом, и она потеряла возможность говорить, очень серьезные были конъюнктивные нарушения. И она не могла восстановиться. То есть даже при наличии каких-то очень хороших врачей и специалистов по речи она не могла восстановить речь. И вдруг оказалось, что когда она слышит знакомую музыку, она может петь. Естественно, был найден музыкальный терапевт, и она довольно быстро восстановила возможность говорить, сейчас она уже катается на лыжах, говорит, продолжает политическую деятельность. И это привлекло сильно внимание к музыкальной терапии в Соединенных Штатах последнее время, есть какие-то гораздо более обширные фонды, нежели то, что было раньше, больше научных исследований стали проводить. Можно посмотреть видео занятий с ней, на сайте muzterapevt.ru есть раздел «Видео», и в нем есть много-много разных видео с примерами музыко-терапевтических сессий, и в том числе, терапевтических сессий с Габби Гиффордс.
И мне хочется после просмотра этого фильма уже перейти к серьезному такому определению музыкальной терапии, научному. Музыкальная терапия – это научно обоснованное клиническое использование музыки для работы над физическими, эмоциональными, коммуникативными и когнитивными, социальными целями и потребностями человека, осуществляемая сертифицированным специалистом в рамках терапевтических отношений. В терапии могут участвовать люди любого возраста и на любых уровнях психического и физического развития. При этом не обязательно обладать музыкальными навыками и талантами.
Хочу еще раз повторить, что музыкальная терапия – это клиническое использование музыки для работы над физическими, эмоциональными, коммуникативными, когнитивными и социальными потребностями и целями человека, осуществляемые сертифицированными специалистами в рамках терапевтических решений. И мы сейчас будем говорить в отдельных элементах этого определения. То есть, во-первых, в музыкальной терапии всегда должна быть цель. Просто слушание музыки, пение песен может иметь терапевтический эффект, в принципе, но это не терапия. Должны быть терапевтические отношения и компетенция специалиста, и то, зачем мы это делаем.
Например, цель – не научиться петь песню или не научиться играть на гитаре, а цель может быть развить моторику или поддержать развитие речи. Терапевтические отношения – это отношения между терапевтом и клиентом или пациентом. Это сложная граница, не всегда тот, кто занимается музыкальной терапией, является пациентом, иногда это просто человек. И терапевтические отношения позволяют взаимодействовать эффективней, то есть терапевту поддерживать клиента, выстраивается поле, которое позволяет клиенту, пациенту раскрыться полнее в терапии, а терапевту, соответственно, более эффективно оказывать помощь. Потому что он уже интуитивно чувствует это от клиента.
Научное обоснование. Научное обоснование – это подтвержденность того, что мы делаем в терапии, научными исследованиями. То есть люди занимаются терапией с какой-то определенной группой населения, скажем так, аутичными детьми и, скажем, с аутичными взрослыми. И вот за годы работы они обнаружили, что в такой терапии такое вмешательство, такая работа, она более эффективна. И терапевт может провести исследование контролируемое, которое потом будет опубликовано в журнале. Есть несколько журналов по музыкальной терапии, есть американские журналы, есть книги просто по отдельным направлениям в музыкальной терапии, и национальная уже эта литература. Терапевт, который никогда не работал с этим, он, тем не менее, может понять, с чего ему начать, как ему подойти, уже выстроить какие-то свои дальше терапевтические воззрения и свою практику.
Если говорить о процессе музыкальной терапии, собственно, что это такое? Что это за загадочное такое явление, как это всё начинается. Начинается всё с диагностики. Как мы встречаем нашего клиента, пациента? Мы о нем узнаем что-то. Мы можем узнать из медицинской карты, мы можем узнать это от него самого, просто посмотрев на него, взаимодействуя с ним. И на основании диагностики мы ставим какие-то цели, чего не хватает, что нужно этому человеку. И не учитывая при этом его возможности, да? Музыкальная терапия не смотрит на уровень возможностей, на ограничение возможностей. Она, в первую очередь, ищет, что человек может, в чем он успешен, и на основании этого уже происходит работа.
Когда музыкальный терапевт встречается с пациентом, между ними начинают выстраиваться терапевтические отношения, которые углубляются со временим, и выстраивается какая-то стратегия терапии. Терапевт решает, что именно будет происходить в терапии, как мы будем работать над целями, которые обозначены. При этом музыка выступает как такой контейнер, как терапевтическая среда для работы над целью, которую вы поставили. И на выходе должен быть какой-то измеримый результат.
То есть, например, в целях мы можем записать как подраздел целей и задач, задачей будет. например, во время занятий музыкальной терапией в течение десяти минут ребенок с аутизмом установил с вами контакт на протяжении пяти секунд три раза. Если это произошло, то значит, задача выполнена, и это нас приблизило к цели, а цель, скажем, – усилить социализацию этого ребенка. И на основании документации уже могут проходить какие-то описания, формальные исследования, потому что когда задокументирован результат, то наглядней, как это произошло, почему это произошло или почему это не произошло. Если это неэффективно, тогда нужно подумать, изменить либо стратегию терапии, либо цели как-то переформулировать, либо, может быть, даже терапевта сменить.
И хочется поговорить о целях терапии. Мы уже упомянули, что музыкальная терапия эффективна при достижениях целей в пяти сферах здоровья человека. Первая сфера – это физическая, вторая – эмоционально-психологическая, третья – когнитивная, то есть это мыслительные процессы, коммуникативная – это общение, и социальная – это взаимодействие с людьми в обществе. Цели терапии некоторые принялись. Естественно, не всё, но просто что может быть среди целей терапии – снижение боли, нормализация эмоционального состояния, социализация, обучение, улучшение памяти, релаксация физическая и эмоциональная, улучшение речевых навыков, повышение концентрации внимания, улучшение моторных навыков, стимуляция физической активность, самовыражение вербальное или невербальное, улучшение осведомленности о реальности в психиатрии, например. Ощущение контроля над ситуацией, потому что когда человек в музыкальной терапии контролирует процесс – звук, который в данный момент идет, он играет на каком-нибудь инструменте, у него есть ощущение контроля, что «я это контролирую: я могу закончить, я могу сыграть тише, я могу сыграть громче». Очень часто у людей с ограниченными возможностями здоровья такой возможности нет, у них очень мало контроля над ситуацией, особенно у тех людей, которые находятся в учреждении, которых практически нет, и получив эту музыкальную терапию, это можно уже перенести потом на другие сферы. Дальше, другие цели терапии: принятие решений, разрешение конфликтов, академическая успеваемость, улучшение качества жизни.
При этом хочется сказать, что цели терапии, не только в музыкальной терапии, то есть если мы, как я уже сказала, пытаемся дать человеку почувствовать контроль над ситуацией, то для нас очень важно, чтобы этот навык, полученный в музыкальной терапии, перенесся на повседневную жизнь, чтобы произошло обобщение этого результата. Потому что если обобщение не происходит, мы хорошо позанимались музыкальной терапией, стало хорошо, замечательно провели время, но на реальной жизни это никак не отразилось, поэтому очень важно, чтобы результат был обобщаемый, генерализируемый, если можно так по-русски сказать.
Стратегия терапии. Теперь я очень кратко буду сейчас говорить, мы завтра будем очень подробно об этом говорить, пробовать что-то, сейчас я просто обозначу. Во-первых, по количеству пациентов, это может быть индивидуальная или групповая терапия, причем групповая может быть большими и малыми группами, семейная терапия, в классе может быть. Группы при этом могут быть тоже разные, могут быть однородные, неоднородные по разным признакам. По степени вовлеченности может быть реактивная терапия, когда человек что-то слышит – и у него возникает какая-то реакция. Активная терапия – это активное музицирование, когда человек играет. И интерактивная, когда в музыке он взаимодействует с такими людьми. По методологии здесь только такой очень узкий список.
Есть разные методики, разные подходы к тому, как нужно строить музыкальную терапию, и хорошо знать о многих из них для того, чтобы выбрать то, что наиболее эффективно для работы с теми, с кем вы работаете. Есть методика Нордоффа-Роббинса, о которой многие слышали. Мы, наверное, сегодня не посмотрим видео по Нордоффу-Роббинсу, может быть, завтра. Неврологическая музыкальная терапия, введение образов, когда люди слушают музыку и представляют себе какие-то образы, такая скорее психотерапевтическая работа в каком-то смысле. Вокальная психотерапия, психодинамический подход. Опять же, это тоже для групп, естественно, хорошо. Есть специальная сертификация для неонатальной терапии и другие методы.
Что можно делать в музыкальной терапии? Как это происходит. Во-первых, можно импровизировать. Во-вторых, можно слушать музыку вместе с пациентом и обсуждать её, например, да? То есть по реакции человека, отталкиваясь от его реакции, начинаете как-то работать. Можно писать песни. Причем песни можно писать как индивидуально, так и в группах, и с людьми разных способностей. Есть разные способы написания песен, это не обязательно взять лист, карандаш: «Ну что, давай пиши песню, а я её послушаю». Есть много разных текстов, можно очень сильно структурировать эту деятельность так, чтобы пациент вставлял буквально одно-два слова, но это будет эффективно, потому что это его вклад, ну опять же, контроль над ситуацией и самовыражение. Можно обсуждать тексты песен, потому что разные люди слышат разное в одних и тех же песнях. Можно играть в музыкальные игры разного рода, тоже «Каравай, каравай» – он может быть очень эффективен в работе над социализацией, например, или над повышением внимания.
Можно рисовать под музыку, можно медитировать, можно работать над академическими какими-то задачами непосредственно музыки, и музыка позволяет запомнить больше информации, например, или как-то структурировать информацию так, чтобы она стала доступной. Можно использовать серию каких-то структурированных музыкальных упражнений, те, кто был на вокальном круге, видели, как это происходит, то есть, есть какая-то структура, в рамках нее всегда присутствует терапевтическая работа. Можно работать с пациентом на то, чтобы в результате он выступил перед кем-то, это тоже момент такой очень сильный, потому что тот, кто, может быть, никогда не имел шанса быть услышанным, увиденным, он получает такую возможность, и это может дать толчок к последующему развитию позитивному.
Чем хороша музыкальная терапия? Во-первых, она не инвазивна, то есть это не устрашающие какие-то процедуры, там нет иголок каких-то, страшных машин. Это очень обыденно и в то же время радостно, когда человек видит, вот один инструмент, другой инструмент. То есть обычно это очень позитивный момент, не страшный. И когда это привнести, например, в больницу, где люди привыкли к тому, что каждый заходящий в палату – это человек, который, скорее всего, причинит боль или посоветует какие-то неприятные процедуры, это очень важно, что музыкальный терапевт – это человек, который приходит не за этим, а наоборот.
Музыкальная терапия сравнительно недорога, потому что когда есть набор инструментов, то фактически оплачивается только время работы музыкального терапевта. Не нужно каких-то дорогостоящих вариантов оборудования, каких-то процедур сложных. В музыкальной терапии нет побочных эффектов, в целом. Наверное, бывают в частных случаях. Эффективность подтверждена исследованиями, музыка – это наша врожденная способность. То есть она позволяет большому количеству людей участвовать в терапии этой врожденной способностью, потому что мы все так или иначе реагируем. Если включаем музыку – почти все начинают топать в такт и как-то на нее реагировать.
Музыкальная терапия бывает эффективна, когда другие терапии не работают, когда нельзя достучаться до человека ничем, кроме как музыкой. Опять же, при Альцгеймере такое часто бывает, когда человек ни на что совсем-совсем не реагирует, даже уже на знакомых людей, но музыка может помочь выйти из этого состояния. И в музыкальной терапии возможна одновременная работа над несколькими целями. То есть во время сеанса мы можем, когда терапевт, например, поет песню и просит группу или одного пациента подыгрывать нам.
В зависимости от того, что мы делаем в терапии, возможно, работаем над социализацией и общаемся во время игры, возможно, работаем над моторикой, например, если ребенку дать, если нужно работать над моторикой, придется схватить, как-то координировать это всё. Или можно поставить человека, помогающего музыкальному терапевту, с определенной стороны от ребенка, и человека, у которого есть трудности с пересечением, и, например, положить табурет сюда и держать его здесь слева, а попросить его играть правой рукой. То есть ему придется тянуться, а поскольку это будет происходить в музыке, то, скорей всего, у него будет мотивация достаточная для того, чтобы это делать. То есть таким образом возможно и при этом придется продумывать это действие, то есть это будет тоже когнитивный момент, и кроме того, ему будет становиться от этого весело, хорошо, это будет психологическая поддержка.
Давайте немножко отдохнем и посмотрим еще одно видео. Оно сильно старше, чем первое. Первое снимали в 2012 году, а это то, что было давно. Но здесь у нас есть пример работы музыкальных терапевтов в разных областях. В основном, это медицинская среда.
Возвращаемся к нашей презентации. Я надеюсь, что это видео дало представление о том, что это такое, и как это может быть. И мне хотелось бы поговорить о том, кто такой музыкальный терапевт. Может быть, у кого-нибудь есть идеи, что это такое, каков это человек, и что он должен уметь, что он должен знать, и кем он должен быть? Если у вас есть идеи, то пожалуйста.
Желание помочь другим людям и умение играть на инструментах, музыкальнао грамотный.
Желание помочь другим людям и умение играть на инструментах…
Это шатенка, мне кажется. Девушка. Рост – метр семьдесят.
Плюс ко всему сказанному, еще медицинское, конечно, должно быть. Медицинское образование.
То есть музыкальное и медицинское образование и желание помочь людям? Что еще?
Психология еще, здесь получается. Медицинская, и, в частности, это наука о душе, то есть понимание психики таких людей, какие там причинно-следственные связи.
Вообще должно быть системное взаимодействие с другими специалистами, как говорит, что вместе… Медицинские мероприятия проходят, значит, должно быть взаимодействие: сколько, когда.
То есть это еще и человек, который готов к взаимодействию с другими специалистами, другими терапевтами и знает, как с ними построить отношения, да?
Очень, может быть. нужно уметь настраиваться на человека. Не только иметь желание ему помочь, но и уметь чувствовать человека, чувствовать его потребности, как бы входить с ним в контакт какой-то, эта способность должна быть.
Импатия, да? У меня это профессиональный термин уже. Импатия – умение чувствовать другого человека.
А я думаю, что это любой человек, у которого есть диплом, где написано, что он музыкальный терапевт.
Это тоже хорошо, диплом просто так не дадут.
Это просто такая профессия, которая всего много включает – и психологию, и музыкальное образование. И потом, личные качества человека, чтобы он откликнулся на призыв сыграть, спеть, станцевать.
Человек, который может найти подход к другому человеку, профессионал, и при этом знает, как применить музыку в медицине?
Для которого музыка – это средство…
Для которого музыка – это средство?..
Для взаимопонимания, для помощи.
Для помощи другого человека.
Раскованный должен быть.
Раскованный. Хорошо, так.
Как раз хотел сформулировать, что такому человеку должна быть свойственна расположенность к экспрессии, к проявлению, демонстративности.
Это очень интересно, да…
Мне кажется, здесь такой момент есть, как бы, некоторые вещи, которыми музыкальный терапевт должен обладать. В общем, он должен, конечно, владеть музыкальной грамотой, да, он должен иметь представление о психологии, он должен иметь… ну понятно, уже перечисляли. И еще качества его как человека. Мне кажется, это как раз под то, что для каждого человека есть свой музыкальный терапевт…
Да-да, то есть здесь так же, как в психотерапии, например. Это часто вопрос взаимодействия, то есть насколько люди подходят. Но мне очень понравилось высказывание о том, что музыкальный терапевт должен быть экспрессивен. В Америке есть не только музыкальная терапия, но есть еще то, что называется экспрессивная терапия (expressive therapy). И музыкальная терапия – это один из видов экспрессивной терапии. Туда же входят игровая терапия, арт-терапия, сказкотерапия, ну она как часть игровой. Что-то еще я забыла… В общем, да, это целый такой набор терапий, которые в экспрессивную попадают.
А как сказать такое, что вы нашли себя в этой работе, что вы любите эту работу, людям помогаете обрести себя…
Спасибо. Давайте подумаем, чем отличается музыкальное выступление, в том числе, запись, когда мы слушаем музыку, музицирование, музыкальная терапия, музыкальное образование?
Я думаю, целями, в первую очередь.
Целями? В каком смысле?
Потому что у каждого вида деятельности цели разные. Музицирование – может быть, получить удовольствие. То есть человек, который музицирует. Музыкальное образование – получить образование, может быть, зарабатывать деньги, профессиональную деятельность вести. Много может быть целей. Музыкальное выступление – это контакт с аудиторией, известность, внимание людей. А музыкальная терапия – это лечение, помощь другим людям. Мне кажется, это разница очень большая.
Моя версия этого… Я не знаю, как описать таблицы словами, наверно, нужно просто показать. То есть в музыке может быть активное участие и пассивное участие. Когда человек участвует активно – он играет на чем-то, поет, а когда участвует пассивно – он слушает. Цель может быть музыкальная, мы не берем сейчас из контекста, что профессиональный музыкант, когда мы идем на концерт профессиональных музыкантов, мы садимся в партер, покупаем себе дорогой билет, и тем самым подчеркиваем свой социальный статус.
Я говорю сейчас о том, что когда будем слушать музыку, мы просто наслаждаемся музыкой, есть у нас музыкальная цель – просто получить наслаждение от музыки, и мы, в принципе, о другом не думаем, ну если это не статусное мероприятие. То есть когда мы присутствуем на музыкальном выступлении и слушаем запись, то мы участвуем пассивно, и при этом у нас есть музыкальная цель – получить наслаждение от музыки. Когда мы музицируем сами – мы участвуем активно, и у нас тоже есть музыкальная цель – тоже получить наслаждение от музыки, скорее всего, или, может быть, свои навыки как-то улучшить игры на музыкальном инструменте или пении. При музыкальном образовании человек участвует активно, и у него музыкальная цель – это приоритет. Он хочет научиться играть на музыкальном инструменте, да?
А такой еще ответ на вопрос, что вы уже коммуникациями можете оперировать, то есть интернет, сообщества всякие, приглашать на встречи так же через социальные сети, возможно, человек должен уже современный уметь пользоваться компьютером…
Это к качествам музыкального терапевта, да?
Ну да.
Ну, в общем, да. Хотя сегодня мы сражались с технологиями долго.
Немузыкальная цель может быть везде. Как побочное.
Как побочное, правильно.
А тут, скорее, стоит сформулировать как терапевтическая, корреляционная, развивающая цель более. Потому что немузыкальная – она всегда есть. То есть денег заработать, расслабиться.
То есть в музыкальной терапии немузыкальная терапевтическая цель – она приоритетна. Музыкальная цель тоже может быть. Если человек, например, учится играть или ходит на занятия, как-то музыкальные навыки, конечно, улучшаются. И участие может быть активное и пассивное.
Можно сказать тоньше, называть её не немузыкальной, а терапевтической целью. Первый и единственный вариант, где она есть. Улучшение состояния в любом смысле. Снятие тревоги, улучшение функции мозговой и так далее.
С другой стороны, всем людям, если это клиент, а не пациент, будет приятно слышать, что у него есть терапевтическая цель, то есть, может быть, помогающая цель. То есть терапевт однозначно предполагает, что другой человек – это пациент, а он может быть клиентом и в сторону улучшения только двигаться.
Я просто пыталась как-то… Поскольку люди часто говорят, что вот пришли музыканты в хоспис, поиграли в зале – это у нас музыкальная терапия. На самом деле, имеется акустический эффект, но это не музыкальная терапия в полном смысле. И поскольку вопросов на эту тему много, я попыталась как-то это сформулировать. Спасибо за уточнение, мне кажется, что, действительно, может быть, лучше сменить на терапевтическую цель просто для ясности.
Музыкальный контакт в терапии немножко другой. Я просто хочу показать разницу между терапевтическим контактом, он более активен, он ближе, чем контакт между выступающим и слушателем. И я сейчас приведу пример замечательной музыкальной терапии, мне просто невероятно нравится. Хотя это и не музыкальный терапевт, но просто очень похоже.
То есть это очень смешно всё, но, на самом деле, это именно то, чем пользуется музыкальный терапевт, именно поэтому гитара – один из самых популярных инструментов музыкальной терапии, потому что он очень мобилен. Фортепиано, например, тоже относится к требованиям при обучении, но оно не мобильное, оно по динамике чуть-чуть другое, поэтому гитара – она позволяет двигаться, она позволяет встретить клиента там, где он в этот момент находится. Причем гитара – практически требование, чтобы она была на ремне, потому что с гитарой не на ремне очень трудно ходить. Если только есть люди, которые спокойно это делают, но…
Можно узнать разные инструменты, какие?..
Мы попозже поговорим, ладно? Давайте сейчас просто продолжим презентацию, об остальном завтра будем говорить. И подготовка музыкального терапевта, мне очень нравится эта картинка. Музыкальный терапевт – он и там, и там. Он и в левом полушарии, и в правом полушарии, он и креативен, и артистичен, и, в то же время, рационален. Что входит в профподготовку музыкального терапевта. Во-первых, это высшее образование по специальности «музыкальный терапевт». Оно может быть на уровне бакалавра или на уровне магистра, на уровне доктора. Сейчас речь идет о том, чтобы сделать уровень магистра стартовым, то есть бакалавриат считается уже недостаточным.
Будущий музыкальный терапевт проходит, когда уже окончено всё образование в рамках специальности, он проходит интернатуру, это работа в оперном учреждении, оперной программе музыкальной терапии в течение более тысячи часов – от шести месяцев до года, под руководством супервайзера, ментора. То есть терапевт работает, например, рядом всегда есть кто-то, кто покажет ему, как правильнее, подскажет что-то, если человек перегорел и так далее. После этого музыкальный терапевт проходит сертификационный экзамен. Он похож на сертификационный экзамен для врачей в США. И это три часа или 170 вопросов по разным темам. И после этого музыкальный терапевт сертифицирован для работы, то есть при поступлении на работу, если это не частная практика, необходимо предъявить сертификацию, и постоянно нужно её обновлять каждые пять лет. А для этого нужно получать дополнительное образование. То есть это постоянное участие в тренингах, конференциях, либо получение более высокой степени специализации в неврологической музыкальной терапии, методике выведения образов или каких-то специализациях, о которых мы уже говорили.
Всего в мире более ста колледжей и университетов, которые проводят обучение по специальности «музыкальный терапевт». И сертификация обязательна практически во всех странах. В России пока такого нет. Что входит в программу по музыкальной терапии? Во-первых, музыкальный терапевт… Да, меня очень удивило, когда у нас была в мае конференция, и многие спрашивали, когда увидели видео по музыкальной терапии, первое, которое вы сегодня смотрели, кто-то сказал: «Да они ж музыканты», – музыкальные терапевты.
Музыкальный терапевт должен, прежде всего, быть музыкантом. Чаще всего люди приходят в музыкальную терапию, когда у них есть уже установившиеся музыкальные навыки, музыкальный стиль. Часто бывает трудно переключиться от исполнительства в музыкальную терапию, это отдельный такой момент трудности, но это помогает, с другой стороны. Необходимы четыре инструмента – это вокал, гитара, фортепиано и перкуссия. При этом нужно владеть ими на достаточно хорошем уровне, чтобы не смотреть на гриф гитары, когда работаешь с пациентом… И многие терапевты пользуются какими-то другими еще инструментами, что-то еще, что они чувствуют, помогает в терапии, или что-то, на чем они играли до того, как они решили стать музыкальными терапевтами, например, на трубе, на контрабасе.
Кроме этого, нужно обладать знанием музыкальной истории. Это нужно, например, для того, чтобы подбирать музыку для прослушивания. Не зная классики, не зная периодов музыкального развития, трудно это делать. Сюда же входит знание по музыкальной гармонии, тренировка слуха, навыки композиции и импровизации, то есть композиции в реальном времени. Особенно это важно, когда всё строится на импровизации. Кроме этого, необходимы знания по психологии и психопатологии, психиатрии, анатомии медицины, в том числе, неврологии, коррекционной педагогике, в том числе, это вся диагностика, то есть нужно знать, чего ждать от каждого из диагнозов, что можно, и как не навредить.
Гериатрия, это наука о старости, научно-исследовательская работа, клиническая документация, в которой есть определенные стандарты и определенные форматы, и это тоже нужно знать. Кроме того, в обучение обязательно входит клиническая практика. То есть в моем случае, например, каждый семестр в течение 16-ти недель я была приписана к какому-то учреждению – больнице или дому-пансионате, или психиатрической больнице, спецшколе, где под руководством ментора или супервизии тоже я могла что-то попробовать в безопасной постановке относительно, с минимальным вредом для участников. Чем больше этой практики, и потом всё это обсуждалось, то есть был специальный класс, где всё это обсуждалось, разбор полетов. И на протяжении немножко быстрей… это делают на протяжении пяти лет обычно люди, это всё проходит. И потому когда они после этого идут в интернатуру, они готовы к работе. И также общеобразовательные предметы – это литература, язык – просто высшее образование.
Таким образом, у нас получается, что музыкальный терапевт, как мы уже сказали, – это профессиональный музыкант, профессиональный терапевт. Он обладает знаниями для работы с разными группами населения, в том числе, и в составе бригады специалистов, взаимодействие, как вы уже сказали, с терапевтами других направлений, и он может говорить на языке науки.
Что у нас происходит в России с музыкальной терапией? Или у вас? К сожалению, сейчас нет программы высшего профессионального образования по специальности «музыкальный терапевт». Есть несколько программ, они разные все по уровню и по… не знаю, как это сказать по-русски… по возможности доверия к ним. У нас нет активной профессиональной организации, нет стандартов сертификации специалистов в области музыкальной терапии.
То есть преимущество сертификации в том, что если человек сертифицирован, то работодатель, клиент точно знает, что – да, этот человек умеет, да, он прошел вузовскую подготовку, знает, что нужно знать для того, чтобы проводить музыкальную терапию. И, в принципе, дальше идет разговор о том, что подходит мне этот терапевт или не подходит, но, в принципе, он может, да? Он знает, как работать. Если стандартов таких нет, то любой человек, который называет себя музыкальным терапевтом, он, в принципе, может делать что угодно, нет вариантов, возможностей проверить, да? Можно увидеть на практике, но никак заранее нельзя узнать.
Что у нас еще? У нас нет достаточного количества специалистов, которые могли бы преподавать и осуществлять супервизию, менторство. У нас есть специалисты, которые, я уже много говорила об этом на предыдущих лекциях, сегодня тоже немного затрону. У нас есть люди, которые получили высшее образование по музыкальной какой-то специальности или не высшее образование, может быть, и получили образование по какой-то специальности, например, коррекционной педагогике или психотерапии, и которые успешно объединяют свои знания для того, чтобы работать с клиентами. Либо люди, которые прошли какие-то курсы в Восточной Европе, в том числе, по музыкальной терапии и обладают достаточными навыками, просто в результате своей работы они уже получили, в общем, право называться музыкальными терапевтами. Но у нас, к сожалению, очень мало таких людей. Завтра здесь будет присутствовать минимум два таких человека, и это очень меня радует. И завтра мы сможем все вместе пообщаться и увидеть, что в России происходит в этом смысле.
Скажите, а правильно ли я понял, что… образование не входит в обязательный курс прохождения терапии?
Это зависит от вуза. Это везде рекомендуется очень настырно. И в случае, если преподаватель видит, что человек начинает выгорать, его просто не допускают до практики, пока он не придет в себя.
То есть это, скажем, не обязательное условие?
Да, но во многих вузах это просто… Ну да, то есть нужно сказать, что не участвует. Но это не музыкальный терапевт, а психотерапия. То есть нужно ходить к психотерапевту для того, чтобы участвовать в учебной программе.
Ну вот у нас и в нашей стране какие-то школы психотерапии, психоанализа, они обязуют для сертификации прохождение минимального курса личной терапии, как правило, там 50-100 часов. Арт-терапия пока не имеет таких требований, в составе обучения арт-терапии элементы музыкальной терапии тоже проходили, например, но специализированного такого нет. И похоже, что арт-терапия, и музыкальная терапия – единственное такое направление, где оно специфично настолько, что там не будешь же взрослому человеку моторику развивать, да?
Ну да, то есть это от целей зависит. Но я хочу сказать, что в обучение обязательно входит тренировка друг на друге. То есть в маленьких группах до шести человек просто люди тренируются, пробуют, как это с точки зрения пациента, а готов ли я к этому сейчас.
Это практическое образование в психотерапии. И, собственно, навык создания терапевтических отношений, он особенно сложный. Ладно, техники. Техники можно по книжке даже воспроизвести. А вот навык создания терапевтических отношений, понимания, что происходит с клиентом, с пациентом.
Мне кажется, в какой-то степени здесь ментор имеет вот эту роль. То есть в менторство, в супервизию входит, в том числе, обратная связь, когда ментор выступает в качестве музыкального терапевта, а студент – в качестве подопытного клиента. То есть особенно если ментор понимает, что что-то не так идет, он дает попробовать, как это происходит с другой стороны. Но заставить человека заниматься музыкальной терапией…
В рамках практического обучения?
Да-да-да…
Клиентский опыт в рамках практического обучения.
Вопрос. Может ли психолог составить самоанализ своей работы и сам о себе, что он хочет от жизни, и, может быть, какие-то тесты, которые вы знаете, сам пройдет?
Я не психолог. Я же музыкальный терапевт.
А, ну да. Или, допустим, на IQ, допустим, какие-то?
Давайте мы попозже это рассмотрим. Да, мы сказали, что у нас есть музыкальные терапевты в России, но их очень-очень мало, к сожалению. И еще одна проблема, мы очень разрознены, и именно поэтому мне кажутся важными эти мероприятия, особенно завтрашнее, для того, чтобы это объединить и как-то достичь какого-то эффекта поля профессионального, наверное. Кроме того, в России очень мало литературы как переводной, так и оригинальной учебной о музыкальной терапии. И у нас также отсутствует наработанный музыкальный русскоязычный материал для использования в терапии в достаточном количестве. То есть, естественно, он есть, естественно, можно применять чисто музыкально-терапевтически материал в терапии, но стандартов каких-то для работы с разными группами населения у нас нет.
Потому что если в Америке музыкальный терапевт, тоже студент на практике идет в дом престарелых, то ему говорят, что примерно нужно выучить эту, эту и эту песню для первой сессии, а дальше посмотришь, сориентируешься. У нас такого… У нас не стандартизировано это, потому что просто очень мало людей. Возможно, у нас просто даже не со всеми группами населения работают музыкальные терапевты, я точно не знаю.
Возможные трудности применения музыкальной терапии в России. Это то, что мне показалось важным. Опять же, отсутствие профессионально подготовленных терапевтов. Если мы начнем учебную программу по музыкальной терапии, и нам нужно будет отправлять студентов на практику, то не очень понятно, куда их отправлять, потому что без супервизии и без менторства это малоэффективно. Потому что нет обратной связи, нет отражения, нет обучения как такового.
Можно еще организационный вопрос? Сколько у нас еще по времени продлится?
У нас до часу, кажется. Мы уже почти заканчиваем. Опять же, отсутствие русскоязычного терапевтического материала, о чем я рассказала. Приходится каждый раз собираться по крупицам и идти. Вот я сейчас этим и занимаюсь, собственно, каждый раз, когда еду в какое-то новое место, мне приходится думать, что же делать.
Почему отсутствует? У студентов американских…
Нет, это в русском применении…
А чего оно отсутствует, ограниченный репертуар?
Я сейчас об этом говорила, у нас нет стандартизированного репертуара.
А, стандартизированного…
Да. Терапевтического репертуара. У нас не очень развита медицина с человеческим лицом. То есть если у нас проблема насущная – это солидарное состояние больниц и возможности или невозможности попасть в реанимацию, где лежит близкий, то трудно говорить о том, чтоб музыкальный терапевт попал внутрь в реанимацию и поработал с кем-то. И у нас не развито инклюзивное образование, и система паллиативной помощи у нас тоже только-только начинает развиваться. У нас есть особенности русского менталитета. Я не знаю, насколько это правда, но… Я это обсуждала с другими людьми, и многие говорят, что часто русский человек не настроен на то, чтобы ему помогали, а помочь можно человеку, который готов, чтоб ему помогали. Если человек этого не хочет, то музыкальная терапия не сможет ему в этом помочь. То есть можно попробовать, на протяжении нескольких сессий попробовать раскачать на это, это менее инвазивно, чем, скажем, психотерапия в этом смысле. Но заставить его нельзя.
И финансирование, страховка, то есть непонятно, откуда музыкальный терапевт может финансироваться, кроме как из кармана благотворительных фондов и самого клиента. У нас есть, опять же, сказали, у нас есть аналог музыкальной терапии. Во-первых, это музыканты-волонтеры, которые работают в учреждениях. Во-вторых, это специалисты – психологи, неврологи и другие специалисты, которые применяют музыку терапевтически, но не всегда точно знают, как это можно делать. Поэтому есть потребность в обучении и систематизации опыта.
Именно для этого был создан muzterapevt.ru, это некоммерческий образовательный проект, направленный на развитие академической или, другими словами, образовательной, музыкальной терапии в России. Он предназначен для музыкальных терапевтов – специалистов, использующих музыку, как средство терапии, медицинских работников, которые, может быть, пока не знают о том, как музыка терапевтически используется, психологов, социальных работников, музыкальных волонтеров и социальных клиентов, пациентов и их родственников.
Направления основные работы на сайте – это информация на сайте в виде текстов, видео и ссылок, справочная служба по типу «Вопрос – ответ». Она сейчас работает очень медленно, потому что, на самом деле, сайт – это я, и времени у меня на всё не хватает. Я надеюсь, что постепенно мы разрастемся, и это будет более эффективно. Там же предусмотрено консультирование составления протоколов. То есть, например, если даже в условиях отсутствия музыкального терапевта есть потребность в применении музыки терапевтически, то для какой-то определенной группы врачей или группы специального образования можно, в принципе, составить протокол такой формальный достаточно, по которому смогут заниматься музыкой те люди, которые работают с этой группой в этом контексте.
Понятно, что это не будет музыкальная терапия в полном смысле, но это будет какой-то поддерживающей, заменяющей пока службой, заменяющей вмешательство, вместо терапии что-то такое. Кроме этого, будут проводиться, одна уже была, онлайн-конференции и семинары. И мне кажется, важно сделать базу данных специалистов, там есть форма регистрации, чтобы все люди, которые интересуются музыкальной терапией так или иначе, зарегистрировались и могли общаться друг с другом.
Вместо формы у нас пока группа в «Фейсбуке». База данных специалистов состоит, то есть каждая анкета состоит из фотографии, упоминания специализации, очень краткой биографии и вариантов контакта, как связаться с этим человеком, и обычно указано – психолог это, или музыкальный терапевт, или просто музыкант.
Просто люди обычные могут участвовать в проекте?
Я думаю, да. Почему нет?
То есть в вашу группу в «Фейсбуке» можно добавиться и?..
На «Фейсбуке» легко можно добавиться.
А как её найти?
Muzterapevt.ru, там в разделе «Форум», если нажать на «Форум», там написано, что форума у нас пока нет – приходите на «Фейсбук». Потому что я не успеваю сделать форум.
А составление протоколов – это о чем?
Составление протоколов – это составление формальных описаний музыкотерапевтических вмешательств возможных. То есть можно такое, такое, такое упражнение делать так, так, так и использовать музыкальный инструмент. Подробное описание алгоритма. То есть это алгоритм для не музыкальных терапевтов, который может применяться… Первый алгоритм, который мы уже применяем, это алгоритм поддержки больных БАС. В прошлом году мы разработали. Это серия упражнений для больных БАС, которые помогают, во-первых, улучшить психологическое состояние очень хорошо, во-вторых, у меня такая надежда есть, что поддержать их функцию респираторную, дыхание, глотание, речь на какой-то более долгий срок. То есть это основано на научных разработках, но поскольку для пациентов БАС этого пока никто не делал, нам нужно просто делать выборку.
Пока у нас нет возможности очень интенсивно заниматься с большим количеством пациентов, но работа уже начата, и я думаю, что постепенно мы сможем сказать, насколько этот протокол эффективен. Но это такой сложный случай, потому что это не неврологическая музыкальная терапия, и это сложная болезнь, но в случае, например, с детьми с особенностями развития или в случае с пожилыми людьми гораздо проще составить такой алгоритм, который смогут использовать те же работники, скажем, пансионата. Я ответила?
Да, про консультации поговорили. Про базу данных специалистов, я надеюсь, что всё достаточно ясно сказала. Мне бы хотелось создать такое информационное поле, в котором бы мы все могли друг с другом объединиться в зависимости от того, что каждый хочет получить от этого проекта, и помочь друг другу. И надо будет перевести на русский язык слово. Простите, пожалуйста, что я так невнятно, я всё время перевожу.
Семинары, будущие семинары можно… Те, кто здесь присутствуют, могут посмотреть буклеты. А те, кто присутствуют в интернете, могут зайти на сайт muzterapevt.ru, раздел «Семинары» (Seminars) и посмотреть, какие будут занятия. Практически все они бесплатные, почти все они открыты для всех желающих. Все занятия, которые будут проходить здесь – в голубой гостиной Марфо-Мариинской обители, – бесплатно и без записи.
Я напоследок хочу ответить на вопрос, который вы сейчас всё равно зададите. Хотя мы об этом будем говорить завтра, но мне кажется, что важно сказать об этом сейчас, пока не начались вопросы. Универсальной лечебной музыки не существует. Нельзя сказать, какую музыку мне слушать. Но есть три критерия, по которым с большой вероятностью можно угадать, какая музыка будет для вас полезна. Во-первых, это живая музыка. Живая музыка приоритетнее и эффективнее музыки записанной. Это подтверждено исследованиями, это видно из практики каждый раз, когда работаешь с музыкой. Во-вторых, это музыка, предпочитаемая клиентом. То есть если мы пытаемся достучаться до человека, проще это сделать через музыку, которая ему знакома с детства, или как-то еще эмоционально он с которой связан.
В этом смысле, очень показателен вчерашний вокальный круг, для тех, кто не участвовал. Все начали смеяться, просто так получилось, что люди, когда они раскрылись максимально, они начали петь те песни, которые они знают на протяжении всей жизни, вперемешку, импровизируя, это было очень интересно. То есть это важный момент. И в-третьих, это, конечно, музыка, отвечающая целям терапии. Если человек находится на грани самоубийства или в депрессии, или в каком-то таком тоскливом состоянии, если это подросток, то, возможно, ему стоит послушать тяжелую музыку для того, чтобы просто эту эмоциональную энергию какую-то или получить, или наоборот отдать. Если мы включим тяжелый металл для бабушки в пансионате – наверное, это будет не очень здорово.
А если это музыка от 16 до 25 лет для бабушки, и у нее хорошие эмоциональные воспоминания?
У меня есть такая гипотеза, что через сколько, там? 50 лет, те люди, которые слушают вот сейчас, может быть, на него отреагируют…
Специально ориентированной музыки не существует ни для кого?
Нет. В общем, нет. Есть разные методики, есть тот же Oi! Но это больше музыкальная педагогика, которую можно адаптировать к музыкальной терапии. В общем, нет. Тем сайтам, которые пишут, что это музыка для исцеления боли в левой коленке…
Можно говорить о том, что какая-то музыка, которая помогает дыхание выровнять, или которая этому препятствует.
С музыкой, инструментами, интересно, можете вы показать человеку, на котором вы инструменте играете, как ему играть, чтобы вы показали, чтобы он тоже сыграл, почувствовал, как это всё работает? То есть я думаю, это будет тоже интересно, чтобы попробовал новый инструмент какой-то…
Здесь вопрос в том, для чего мы это делаем, да? То есть когда во время моей работы в психиатрической больнице, когда я работала с пациентами, которые плохо откликались или сильно были закрыты в себе, я в какой-то момент поняла, что виолончель для них оказывается каким-то таким чудесным открытием, которое до них доходит, почему-то вдруг их касается. Хотя можно играть на барабанах громко, можно играть на барабанах тихо, можно петь любимые песни, играть на гитаре – на них это не действовало, а этот инструмент на них почему-то вдруг… Они всё время смотрели на меня, могут плакать иногда, или вздыхать, или наоборот улыбаться. И я просто давала людям играть на виолончели, потому что в их случае это было очень хорошо и правильно и позитивно. С другой стороны, когда в комнату, где я занималась с этими людьми, входил человек, который был в таком перманентном, приподнятом состоянии, околоманиакальном и с очень плохими executive function… Не знаю, как это…
Не контролировал себя.
Ну в общем, да. Плохо у него было с самоконтролем, и он заходил поперек сессии: «Алиса! Можно поиграть на твоей флейте?!» Я говорила, что этого делать нельзя, потому что это… Опять не могу перевести… Потому что нельзя, потому что это моя флейта. То есть нужно всегда помнить, иногда стоит сделать плохо или некомфортно клиенту для того, чтобы сделать ему лучше в результате. А иногда можно чуть-чуть нарушить терапевтическую границу для того, чтобы ему стало лучше. То есть это просто уже личный выбор и личная интуиция.
Можно вопрос?
Да.
Есть ли литература по музыкальной терапии на русском языке, чтобы использовать для написания дипломов и курсовых?
Есть, но её очень мало. Её можно найти на сайте muzterapevt.ru. Там есть раздел «Ресурсы», а в разделе «Ресурсы» есть раздел «Литература». Я буквально вчера получила еще некоторое количество литературы на русском языке своих русских коллег, и я добавлю туда. Но там совсем немного, на самом деле, к сожалению. Но есть.
Можно владеть музтерапией и стать музыкальной терапевтом, если ты квалифицированный психолог?
Я думаю, наверно, да. Если он готов освоить музыкальные инструменты и готов переквалифицироваться немножечко, то наверное… На это потребуется довольно много времени. Может быть, меньше, чем если изучать музыкальную терапию с нуля.
Похожий вопрос от Оли и Вероники из Москвы: есть ли возможность получить переквалификацию, если есть профессиональное музыкальное образование?
Ну это в обратную сторону, да? То есть если мы от музыканта пытаемся добавить психологическую, медицинскую составляющую. Да, тоже можно. Но вопрос опять, в России как это сделать – мы пока не знаем, у нас нет программ. Можно посещать семинары, презентации, которые люди из Европы приезжают учить, люди ездят в Европу учиться, некоторые ездят в Америку учиться. В принципе, это всё возможно, но вопрос в том, что сейчас у нас пока я не могу сказать, что обратитесь в такой-то университет и получите переквалификацию. Я хочу сказать, может быть, это для кого-то будет полезно, особенно для тех, кто говорит по-английски, что в американских вузах есть система программы эквивалентности (equivalence), когда для людей, у которых есть какое-то музыкальное образование, и людей, у которых есть, скажем, психологическое образование, медицинское образование, подбирается специальная программа, которая помогает им добрать то, чего им не достает для того, чтобы стать музыкальным терапевтом, но при этом их не заставляют проходить с нуля всё это обучение, и это происходит гораздо быстрее, конечно, чем получение высшего образования с нуля.
Тут Елена Гройберман из Иерусалима спрашивает: в каких странах можно получить сертификат музтерапевта? Есть ли международная организация, объединяющая музтерапевтов?
Есть международная организация, называется World Federation of Music Therapy. На нее есть ссылки. Кстати, ссылки на музыкально-терапевтические организации в разных странах есть опять же на сайте в разделе «Организация», по-моему. Я сейчас не смогу сказать, в каких странах можно получить сертификацию, не смогу перечислить. Сейчас я знаю, что один человек, кстати, музыкальный терапевт русскоязычный, который получил образование в Америке, но живет при этом на Ближнем Востоке, она пишет как раз диссертацию на эту тему, и я думаю, что у нас будут скоро такие данные. И с ней можно, наверное, познакомиться, опять же, в нашем сообществе на «Фейсбуке» и задать вопрос ей, может быть, это будет лучше.
Есть ли в России возможность заниматься при помощи музыкальной терапии с умственно отсталыми детьми из семьи?
В смысле, не в учреждениях? Да, есть. В Москве, по крайней мере, есть такие центры, в которых занимаются с детьми с нарушениями, в частности, Центр лечебной педагогики. У вас, наверное, более старшие?
Дети тоже есть.
Дети тоже есть, тогда Центр социальной реабилитации «Турмалин».
Еще Наталия из Москвы спрашивает про возможную связь музыкальной терапии с сектами и использование в сектах музыкальной терапии.
Я, как православный человек, не была в сектах никогда, поэтому не могу точно сказать, что там происходит. У меня просто нет такой информации. Возможно, это есть, и возможно это есть в каком-нибудь негативном контексте или позитивном, я не знаю. Я знаю, что музыкальную терапию можно использовать для реабилитации людей, в том числе, пострадавших от сект.
Если у кого-то есть вопрос, кто еще не задавал вопросы, поднимайте руки, пожалуйста, потому что микрофон передают.
Есть ли исследования, которые показывают, какой репертуар и направления, стили, жанры или инструменты как влияют, воспринимаются с физиологической точки зрения?
Есть. Измеряют разные показатели. В основном, измеряют уровень кортизола в слюне, измеряют пульс, измеряют дыхание. То есть, есть измерение… Сейчас, я перевожу. Измерение субъективное, что ли, когда опрашивают того человека, который участвует в музыкальной терапии, до и после, а есть измерения объективные, да? Это называется quantitive and qualitative.
Количественные и качественные.
Да, простите меня, пожалуйста. И на основании, измеряется одно и другое, и при достаточно большой выборке пациентов можно говорить о будущем каком-то тренде, об общем показателе. И эти исследования есть, но они по поводу разных групп населения и с разными типами музыкальных вмешательств. Просто нужно в каждом отдельном случае забивать в поиск диагноз, который вас интересует, и музыку, которая вас интересует.
У меня в связи с этим продолжение, если можно. Есть ли какое-то диагностическое всё-таки оборудование, методика? Я не медик, простите, я музыкант, поэтому отсюда туда, поэтому могу какие-то некорректные вещи тоже называть. Ну вот смысл в том, что есть ли диагностическая база, которая позволяет измерять как раз воздействие? Почему этот вопрос, сейчас поясню. По моему интуитивному представлению, не всегда полезна музыка, которую даже любит человек. Ну, будем говорить про хард-рок, он бывает разный, но всё-таки у меня ощущение, что даже если это нравилось в юности человеку, но сейчас, например, в связи с его состоянием психического здоровья наоборот принесет вред, окажется, что эмоционально неприятным должно быт это. Вот мне хочется понять, есть ли тут, собственно, инструмент, которым можно это определить, насколько ему это полезно или вредно. Вообще считается, что – это точно вредно, это притормаживает психику, и на эту тему тоже много всяких исследований. А вот как со взрослым человеком быть?
Я бы не хотела, чтоб за мной закрепилась репутация пропагандиста хэви металла для маленьких детей, потому что это постоянно всплывает…
Не раз говорили, что каждому пациенту должно быть то, что ему симпатично вообще по своей сути.
Просто здесь, я когда говорила про юность, да? Я говорила про пациентов с деменцией альцгеймеровского типа, когда человек ни на что не реагирует или реагирует слабо, и музыка, которая ему была близка в тот момент, просто это измеримый абсолютный момент, да? То есть человек, видно, что у него не было визуального контакта, осанка совеем другая. И когда он слышит… Ну то есть в этом случае очевидно, то есть это не нужно измерять как-то там приборами, потому что это видно, что происходит. Приборы есть, они, в принципе, те же самые медицинские приборы, которые используют врачи для того, чтобы проверить, как бьется сердце…
Здесь всё-таки не присутствует это как инструмент, что вот это как-то, не знаю, дозировать для таких больных?.. Вот это показано, это не показано, это лучше работает, это хуже работает?
Это есть в неврологии, это нельзя измерить, у них нет каких-то измерительных приборов. То есть там делают сканирование головного мозга, например, иногда, смотрят, где волны, где что работает, где что не работает, особенно при нарушениях, каких-то черепно-мозговых травмах и так далее. Но как широко распространенной какой-то стандартной методики для измерения всего в музыкальной терапии нет.
Самая формализованная музыкальная терапия – это неврологическая музыкальная терапия, когда там действительно эти алгоритмы, о которых мы говорили, они доведены просто до стадии… Ну действительно наука такая совсем-совсем, и, в принципе, часто они поэтому с музыкальными терапевтами у них несколько сеансов, а дальше они этим занимаются под присмотром медсестры, например, это можно сделать. Но в большинстве случаев, почему мы говорили о терапевтических отношениях, очень важно, как чувствует, интуиция терапевта, а также то, что он видит во время сессии. Потому что когда он видит, то есть если он встречается в первый раз с клиентом, он пишет отчет обязательно. Он пишет, что на протяжении 20-ти минут ознакомительных сессий пациент ни разу не установил визуальный контакт, бегал кругами, не вербализовал ничего. Во время третьей сессии, например, пациент установил визуальный контакт два раза: первый – на протяжении пяти секунд, второй – на протяжении семи секунд, сидел спокойно на протяжении 70% времени проведенной сессии. То есть виден прогресс, но, с другой стороны, по этим двум нельзя судить.
То есть когда каждую сессию пишется в течение, там не знаю, двадцати сессий, видна тенденция. В какой-то момент он опять перестал смотреть, нужно посмотреть, что произошло вне терапии. Может быть, у него родители развелись, или там кто-то куда-то уехал, или что-то случилось. То есть если говорить об измеряемом результате, то это происходит так, в основном. И в основном, это в специальном образовании происходит, ну и в других областях тоже, но это менее формализовано там. Я не знаю, я опять, наверно, не ответила?..
Нет, ну почти. Я почему задала такой вопрос – когда-то у меня был свой собственный опыт случайный, который меня подвиг потом заняться своим проектом «Колыбельные для всей семьи», которым я занимаюсь уже много лет. Когда я была мамой новорожденной дочери, мы пошли на исследование, энцефалограмму делали ей, и когда ей нацепили все эти присоски, а ей было два или три месяца, она, естественно, закричала. Понятно, реакция ребенка – ему это всё не нравится, дискмофортно. Был крик, врачи попросили успокоить ребенка. Ну, так как укачивания было недостаточно, я включила свой уже привычный… не знаю, нельзя даже сказать, инструмент. В общем, я начинаю петь колыбельную прямо в кабинете у врача. На первом куплете она просто успокоилась – прекратила плач, а на втором, на третьем она уже сладко спала. И они просто удивлены были. Там приглашали врачей из других кабинетов: «Посмотрите, чудо. У нас прямо во время самого исследования энцефалограмма показала пики от сильного состояния возбуждения до полного покоя, результаты такие». Как это воздействует? Но это был такой очень случайный, импровизированный опыт. Но мне кажется, что это как-то недообследованно до конца.
Давайте 7-го мы соберемся, и 7-го по этому поводу поговорим. Потому что, правда, здесь очень глубокая такая тема и не хочется её расковыривать. То есть это всё измеряется либо по психологическим шкалам, которые стандартизированы, либо по… Сканирование мозга и энцефалограмма – они, во-первых, дороги, во-вторых не всегда полезны, поэтому это делается только в таких тяжелых случаях.
Групповые дома. Это сложная тема. Я сегодня зашла в «Википедию» на русском языке про ПНИ, там, в принципе, об этом написано, что из себя представляют наши ПНИ. Я сразу скажу, что я там никогда не была, я только слышала об этом. И в понедельник будет мой первый опыт. Я так понимаю, что это примерно то же, что было в Соединенных Штатах в 60-70-е годы. Когда человек попадает туда, там оказывается в очень стесненных условиях, когда много людей живут вместе. Они получают какой-то базовый уход на часто просто физиологическом уровне. Они имеют право на обучение, но они не получают обучения, они не социализируются, они не адаптируются в общество, они очень редко имеют какой-то минимальный контроль над тем, что они и кто они, и как они вообще над ситуацией в своей жизни. Они привыкают к этому, и у них нет возможности что-то исправить, и, в принципе, они там остаются всю жизнь просто закрытыми от общества.
Что происходит в США? Я буду говорить о той стороне, с которой я видела этот процесс. Я работала в психиатрической больнице, и когда люди восстанавливались, в основном, там были люди, которые в очень тяжелом состоянии, с какими-то хроническими психиатрическими расстройствами и другими нарушениями многочисленными. Когда люди восстанавливались настолько, чтобы они могли выписаться из закрытого учреждения психиатрического, социальный работник начинал с ними обсуждать возможности их помещения либо в независимое проживание, либо в групповой дом, либо к родственникам. Люди, которые отправлялись в групповой дом… Групповой дом – это есть разные варианты, но в общем и целом он отличается тем, что, во-первых, в групповом доме живет минимальное количество людей. То есть это просто такая группа, которая почти как маленькая коммуна. Не семья, потому что каждого своя комната, но они там вместе могут питаться, они вместе могут на какие-то развлекательные мероприятия выезжать. При них обычно есть социальный работник, медицинский.
Вот, у нас есть социальный работник Марина Александровна Лубяник. Может быть, она дополнит потом. И основной принцип – это то, что человека ограничивают минимально. Человека ограничивают ровно настолько, насколько… для того, чтобы обеспечить его безопасность физическую и психологическую, чтобы он, если у него случится обострение, не ушел куда-то и не пострадал или не причинил вред каким-то другим людям, чтобы его помогли отследить. То есть минимальный. Насколько минимально можно его ограничить – настолько минимально его ограничивают. Есть закрытые групповые дома, когда на ночь закрывают двери, там за ними следят, в принципе, но всё равно у них есть ощущение, что «это мой дом», «я могу принимать решение», «я могу пойти в магазин, я могу не пойти в магазин», «я могу дружить с кем-то». У них нет этого постоянного вторжения в их пространство и ощущения того, что они бесправные овощи. Марина, давайте Вы тоже добавите.
Спасибо большое. Есть фильм «Антон тут рядом». Его сняла Любовь Аркус. Это очень известный фильм документальный о мальчике с аутизмом. Как раз возникла ситуация, когда у него тяжело заболела мать, и этот мальчик, молодой человек – непонятно было, куда его девать, вот они рассматривали разные варианты, куда его пристроить, этого мальчика. Отец был с матерью в разводе, мать заболела… Там видны условия психоневрологического интерната. То есть очень всё хорошо показано. Есть, оказывается, деревня Светлановка где-то в районе Ладоги, я уже не помню точно, где как раз то, что описывает Алиса, это существует, это организовано, наверное, американцами. Я хотела сказать, что там показаны разные виды. И в конце концов, не могу вам рассказывать, чем закончилось, чтобы вам было интересно фильм смотреть…
Вы знаете, тут есть еще один фильм, если сравнивать опыт, в котором показано пребывание человека сначала в таком учреждении закрытого типа, и потом его возможность встроиться в жизнь, это называется «Внутри себя я танцую», такой фильм есть. Да, это не наш фильм, но там как раз показано, как человек, который вышел из закрытого учреждения, пытается вписаться в жизнь, проходит через комиссию. Интересно тоже сделан фильм.
А можно добавить? По поводу, что у Антона всё не очень хорошо, и Люба обращалась с просьбой, потому что проблемы, Люба обращалась с просьбой помочь. Это я просто к слову, просто вспомнилось. У меня два вопроса уже к Алисе. Первый: «Я с детства пел ребенком песню группы «Комитет охраны тепла» «Ночью спят аристократы, тюрьмы, книги, автоматы». Насколько это может пагубно сказаться?
А второй вопрос: там в фильме у вас ставят музыку и ставят «цифру», вот есть ли разница между «цифрой» и аналогом по звуку, хочу у вас узнать, как у профессионала?
По поводу ребенка. Я думаю, что, на самом деле, эта песня способствует его развитию речевому и гармоническому, и так далее. Мне кажется, что это зависит от посыла, с которым вы это делали. Если это было с лаской и любовью, то я думаю, что если 10-летний ребенок, 15-летний, а лучше 16-летний ребенок об этом вспомнит, то у вас будет вариант взаимодействия. А что касается аналога и «цифры» – это совершенно не ко мне, потому что я не знаю… Для меня важнее различие – «живое» и «неживое» звучание, потому что ели бы к этому афроамериканцу пришел человек, что «а теперь давайте снимем наушники и вместе споем эту песню, и там еще шейкер в руку», то этот пожилой джентльмен обрадовался бы еще больше. Я думаю, что он, может быть, встал бы и начал танцевать, если у него не до конца атрофировались мышцы и так далее. А что касается «аналога» и «цифры» – это, скорее, всё-таки к музыкальным эстетам.
И просто еще таких два вопроса. Занимаетесь ли вы группами с глухонемыми? И вопрос, Вы знаете, как они слушают музыку?
Я не занимаюсь, но для меня в процессе образования было очень большим таким открытием узнать, что, на самом деле, это применяется. В музыкальной терапии применяется с глухонемыми людьми, потому что кроме аудиосигнала есть еще вибротактильные ощущения от музыки. Именно поэтому «живая» музыка в этом смысле лучше, потому что она здесь в пространстве, а колонку всё-таки надо как-то там ставить. И я не знаю, может быть, есть разница между «аналогом» и «цифрой» в этом смысле тоже. Может быть, это надо исследовать. И поскольку они это чувствуют, эти биения. Есть глухонемая барабанщица, например, одна из самых вообще выдающихся перкуссионистов планеты, она делает невероятные вещи с барабанами. То есть она выходит с одним барабаном, двумя палочками и рвет любой зал на части. Я не помню, как её зовут, я поищу, если хотите.
Эвелин Гленни, это не она?
Я думаю, да.
Скажите, пожалуйста, в Америке для скольких зоологических единиц считаются уже разработанными протоколы музыкально-терапевтического лечения? И есть ли среди этих зоологических едини наследственные заболевания?
Я не знаю, что такое зоологические единицы. Протоколов, я не скажу, какое их количество. В основном, это неврологические заболевания, Паркинсон.
Шизофрения.
Шизофрении нет так такового протокола, это просто теплофизическая работа.
Фактически нет законченных протоколов?
Их мало. Их мало, и они по неврологии.
И наследственных нет там? Дистрофия, например.
А можно еще вопрос практический? У вас были такие победы, что вытянули человека из особо сложной ситуации? То есть помогли своим опытом, инструментами, что он реабилитировался и начал жизнь вести нормальную, как человек обычный?
Есть такой момент в американской этике музыкально-терапевтической, когда я вижу, что после выписки пациента я не имею права узнавать, что с ним случилось дальше. Я могу наблюдать процесс от самого низа, от самого плохого состояния к моменту выписки. После этого я не могу о человеке узнавать. Если он подойдет ко мне, скажет «Здравствуйте» – я, конечно, отвечу. Но, в принципе, я не могу поддерживать контакты, потому что не все хотят, чтобы другие люди вокруг них знали о том, что они были в психиатрической больнице или они были в терапии с музыкальным терапевтом.
У меня были разные индивидуальные и групповые пациенты, которых я видела в группе, и пациенты, с которыми я занималась индивидуально. Мне каждый раз было очень радостно видеть, как человек постепенно переходит из состояния разрушенного… Я не знаю, я, наверное, могу об этом сказать здесь, потому что мы в Марфо-Мариинской обители, мы все понимаем, что это за место. Это, собственно, то, почему я решила стать музыкальным терапевтом. Мне очень интересен, и я даже не знаю, «интересен» – недостаточное слово, меня очень трогает тот процесс, когда человек – он как разбитая икона, да? В какой-то степени мы все разрушены или испачканы, да? Вот образ человека.
И у нас у всех есть возможность, в какой бы мы стадии ни были телесно, духовно, когнитивно, эмоционально, у нас у всех есть этот потенциал дойти до нашего первообраза, до сути того, какие мы, какие мы есть. И когда происходит этот момент в музыкальной терапии, что ты помогаешь какому-то этапу этого становления, этого развития, этого восстановления, наверно, правильное слово, это, конечно, ощущается, как прикосновение к чуду каждый раз, хотя каждый раз… Понятно, что мы занимаемся музыкальной терапией, я знаю, как это работает, я примерно могу предсказать, что произойдет через четыре-десять сессий, но каждый раз это происходит по-разному, и каждый раз это происходит на каком-то другом уровне, и каждый раз это новый человек. И это совершенно невозможно никак описать, это просто ощущается. И каждый раз думаешь, что замечательный человек выписывается, за него радуешься, а когда наступает последняя сессия, понимаешь, что отпустить так трудно.
И здесь каждый раз еще такой момент прощания, который очень тяжелый не только для клиента, но еще и для терапевта. Музыка это облегчает сильно. И я не представляю, как психотерапевты могут расставаться со своими клиентами. Наверно, это другое немножечко. Наверное, это зависит от их подхода к терапии тоже. Простите, что немножко эмоционально, мне кажется, просто это очень важно.
Такой вопрос по поводу длительности музыкальной терапии, да? Это длится какое-то время. И всегда есть время какое-то завершения. Если какой-то опыт, когда длится слишком долго, ты чувствуешь, что долго, но ты не можешь отказать, потому что, допустим, человек по страховке…
Здесь очень помогают цели и документация. То есть, если цели достигнуты, и это задокументировано, то можно начать разговор либо с клиентом, если он уже дееспособен, либо с его родственниками, либо с медицинской командой, которая помогает в лечении. И сказать, что мы сделали всё, что нужно, или наоборот у нас не получилось, и прогресса нет, непонятно. И в этот момент нужно решить, происходит ли завершение терапии, либо ставить какие-то новые цели, и тогда мы работаем уже в направлении следующем, следующие наборы целей, и смотрим, возможно ли к ним прийти.
А если длительность музыкальной терапии определенной состоит из таких-то часов, лимит такой жесткой лимитации, всё зависит от цели, которую поставили, и когда её достигли?
Можно идти от цели, а можно, поскольку неопределенность пугает, можно сказать, составить такой договор иногда даже письменный с клиентом, что мы занимаемся музыкальной терапией на протяжении 12-ти недель, после этого мы переоцениваем, садимся и смотрим, что получилось, чего мы не достигли, чего мы достигли, и стоит ли продолжать.
Хорошо. А статистика у нас, сколько занятий для какого эффективного процесса приблизительно нужно? Или это в каждом конкретном случае?
Это каждый конкретный случай. Слишком много, да.
Хотел спросить, Вы – музыкант, в общем-то, и сейчас погода, весна, и начнется период, что будет теплая погода, и можно будет, если вы этим занимаетесь, на улице проводить занятия, то есть это может быть даже полезно для некоторых? Может, какие-то концерты будете с каким-то коллективом давать?
Может быть, да. Мне было бы проведение терапевтических сессий под открытым небом, это совершенно замечательно было бы.
У Вас бы там лучше получилось спеть в группе, или одна, то есть на природе…
Хорошо. Спасибо.
Вспомнила вопрос. Когда, например, сидит человек, в глубокой депрессии находится, что у него тяжелое заболевание, но ты приходишь к нему, и ты с ним занимаешься. И там один, два, три раза, это очень круто, потому что это первый раз с ним происходит, да? И потом в какой-то момент наступает тот момент, когда эта зарядка от того, что просто с тобой это происходит, просто музыка к тебе приходит, какая-то зарядка заканчивается, что ты можешь про это сказать?
Да, есть такой момент рутинности. С одной стороны очень важно в терапевтических сессиях соблюдать какие-то… Я думаю, что нужно искать новые стратегии, то есть важно сохранять какие-то элементы, которые будут одинаковыми из сессии в сессию, то есть открывающей песней и закрывающей песней. Или общая структура, что сначала мы садимся в круг, если это индивидуально, сначала мы, не знаю, зажигаем свечи…
За руки…
Нет, за руки нельзя. Нарушение терапевтических границ. Сначала мы импровизируем с перкуссией и гитарой, потом мы слушаем любимые песни и обсуждаем их, потом мы пишем песни, а потом мы релаксируем, не знаю, под флейту или записанную музыку какую-то. И эта структура, она, в принципе, одна и та же, но поскольку каждый раз происходят разные песни, каждый раз происходит разное что-то, то можно поддерживать интерес, чтобы человек ждал. Можно что-то оставлять незавершенным с предыдущих сессий. У меня очень хорошо работали сессии, когда мы начинали писать песню, мы не дописывали чуть-чуть каждый раз, а потом, когда дописывали, говорили о том, что было бы хорошо их записать, а потом – было бы хорошо добавить к ней барабаны, а потом – добавить к ней еще что-нибудь, а, может быть, потом сделать еще тетрадку со славами, чтоб это оформить красиво и дарить знакомым. То есть это каждый раз можно что-то такое оставлять незавершенное.
Но это просто из опыта, а не то, что какая-то теория. Но есть такой момент, и причем, это даже не только со стороны клиента, когда постоянно приходишь в одно и то же место, ты видишь одних и тех же людей, то иногда и у терапевта бывают такие моменты. Это даже не то, что это выгорание… Это называется плато (plateau). В этом случае, по крайней мере, все мои менторы просили меня просто чуть-чуть подождать, потому что потом вдруг количественный эффект, он переходит в качественный неожиданно, происходит такой скачок. Если изменений никаких не происходит на протяжении очень долгого времени, то, может быть, стоит подумать, может быть, совсем сменить как-то стратегию, или, может быть, это действительно музыкальная терапия не для пациента.
По поводу, приходишь к человеку в ПНИ, когда заканчивается терапия, я боюсь, что в текущих российских реалиях, к сожалению, для того, чтобы заканчивать, нужно, чтобы у нас была, мы говорили, медицина с человеческим лицом. И группы специалистов в том же ПНИ: социальный работник, медицинский работник, психолог и, может быть, музыкальный терапевт, которые собираются вместе и говорят, что мы работаем над такими целями, мы хотим, чтобы человек социализировался, получил какие-то основные трудовые навыки, научился себя обслуживать минимально. Как только он будет готов, как только он достиг этих целей, можно его выписывать – и он пойдет в групповой дом, где будет жить один. Я слабо верю в то, что такой сценарий сейчас возможен в России. Поэтому пока это не изменится, наверно, музыкальная терапия просто будет поддерживающим таким длительным-длительным процессом. И в этом смысле, конечно, это очень тяжело и для либо терапевта, либо того человека, волонтера, который туда ходит. И я думаю, мы завтра о выгорании тоже поговорим, но, к сожалению, вот так вот…
