Кто первый встал, того и тапочки

Знает ли папа, сколько у девяти его детей колготок? Есть ли разница — три или девять? Ответы на эти вопросы корреспондент «Нескучного сада» нашел в гостях у Матвея ЦАЦУРИНА, водителя одного из московских храмов. У Матвея два сына — Никита и Ростик — и семеро дочерей — Лиза, Саша, Настя, Соня, Рая, Маша и Аня.


«Мама не хотела за папу замуж»
Первым в многодетной семье гостя встречает ребенок. Тонкий голосок приветствует из-за двери. И тут же с топаньем и хихиканьем дети бегут «радовать» родителей: «Тетя Оля пришла!»
В полутемной прихожей ворох детской одежды. И отовсюду бусинки детских глаз. Только маленькая Рая расчесывает свои длинные темные волосы перед зеркалом и уделяет ему куда больше внимания, чем вошедшей журналистке. Гостинцы в больших семьях тоже не вызывают ажиотажа. Вместо любопытного «А что вы нам принесли?» удивленное «Это нам?».
«Многодетным отцом я быть не собирался», — начинает говорить Матвей. В это время меня осторожненько дергают за юбку: «А вы знаете, что мама не хотела за папу замуж выходить?» Дети постоянно прокрадываются к отцу во время интервью. Поэтому время от времени беседа прерывается воспитательным процессом: «Знаешь, как себя вести, когда взрослые разговаривают? Нужно молча поднять руку и ждать, когда тебя спросят».
Матвей работает по скользящему графику: двое суток за рулем, двое отсыпается. Уходит из дома в шесть утра, возвращается в десять-двенадцать ночи.
Но установлений отца придерживаются и когда папы дома нет. «Папу сразу слушаются. Это я могу по несколько раз повторять», — улыбается мама Аля.


«Сделай крючочки!»
Чтобы получилась необходимая по санитарным нормам жилплощадь, семье Цацуриных дали две квартиры на одной лестничной площадке. Днем семья собирается в одной, в той, где комната папы и мамы, а ночевать две девочки и Ростик уходят в другую — «к бабушке».
Утро начинается с молитвы. Все собрались в большой детской комнате. Девчонки бегают с расческой. У всех уже заплетены косички и хвостики, но интересно, чтобы гостья сделала прическу своей рукой. Непривычная к такому действу, я путаюсь в длинных волосах. Резинок мало, а какие есть — слишком слабые и туго не закручиваются. В результате — полнейшие «петухи» на головах. Входит папа: «Заколки покупаем связками. Куда девают?» По утрам Матвей — если он не на работе, конечно, — всегда следит, помолились ли дети с мамой.
При виде отца девочки сбиваются в кучку. Соня берет молитвослов. Окинув взглядом постоянно перемещающиеся фигурки, Матвей вопрошает: «А где Ростик?»
Ростик смотрит православную передачу у бабушки. Веселая возня затихает. Дети сразу присмирели, Настя пошла за Ростиславом. Матвей ушел в свою комнату, туда же привели мальчика для строгого выговора.
— Матвей, а вы детей бьете, когда наказываете?
Матвей, кажется, засмущался:
— Бывает, достается им от меня. Наказываю, когда виноваты. Толкаю, когда утром заспятся и в школу не идут. Начинаются всякие стоны, слезы, симуляции болезни. Их, конечно, понять можно: живем далеко, вставать приходится очень рано. А может, что-то из домашнего задания не выполнили вот и не хотят в школу. Но я слежу, чтобы они не прогуливали.
Спрашиваю у детей:
— Вас папа ремнем наказывает?
— Нет, он и не знает, где у него ремень лежит.
Завтракают в большой семье в несколько заходов. Матвей лежит в комнате с порванной связкой на ноге, и горячие бутерброды жена Аля несет ему в кровать. Дети усаживаются за столом первыми. Не так давно стол выдвигался на середину кухни. Теперь у него отломалась ножка — от стены не отодвинешь. Так пропадают три посадочных места. Машенька — самая младшая — на руках. Ее покормит Аля, когда другие дети выйдут из-за стола.
«И завтракаем, и обедаем так. Сначала дети поедят, потом мы с Алевтиной. Она мне все говорит: «Сделай крючочки, сделай крючочки на дверях, чтобы они могли запираться» — никак не удается побыть наедине, хотя бы поесть спокойно. Вроде бы все дети из-за стола вышли и по своим делам разошлись. Мы на кухню. Ме-е-едленно закрываем дверь, чтобы не стукнула. Но только язычок дверной щелкнет — сразу все тут как тут: кому хлеба, кому попить, кто спросить что-нибудь. Я еще могу рявкнуть: «Имейте совесть!» — а Аля никуда от них деться не может», — рассказывает Матвей.
Маленькие дети очень любят кататься на взрослых. Захожу в комнату. С криком «Кий-я!» на меня откуда-то с потолка падает Ростик, которому понравилась игра в лошадку. «Нет уж, — говорю, — лошадка устала». Няня Лена, вместе с которой Рая вырезает бумажную куклу, смеется: «Бывает, что «лошадка» под вечер и на ногах не стоит». «А папа меня приемам карате учил», — пыхтит Ростик, пытаясь запрыгнуть мне на загривок уже со стула. До того как Матвей порвал связки, он в свои выходные гулял с мальчиками во дворе. Играл с ними в «мальчишечьи» игры: салки-догонялки, футбол. А еще учил вот так запрыгивать на спину с громкими криками. Чтобы враг — в данном случае в моем лице — покатал, покружил седока, придерживая, чтобы тот не свалился.

Читать дальше