В лобби отеля «Мариотт Аврора» напротив меня сидит бизнес-леди и разговаривает по мобильному: «Что ты говоришь? Умный, молодой, красивый? Вернулся в эту клоаку?!! Я не понимаю, у них там в Европе, что, совсем все так плохо?!!». Мысленно радуюсь за родную страну и отправляюсь в конференц-зал. Газета «Ведомости» проводит конференцию «Благотворительность в России». Среди участников много бизнес-корпораций. Радуюсь еще больше.
От джунглей к цивилизации
В последнее время об этом только и слышишь: наш бизнес выводит активы на Запад, таланты и умные люди отсюда бегут, богатым нужна только «труба» и полезные ископаемые. Но без участия бизнеса с социальными задачами государство не справится и значит, нам, простым гражданам, будет очень плохо. «Благотворительность – неотъемлемая часть любого бизнеса на всех стадиях его развития», – считает исполнительный вице-президент финансовой корпорации «Система» Ирина Потехина. Причем, уровень организации бизнеса полностью отражает и форму, в которой этот бизнес благотворит. На этот счет Ирина Потехина даже разработала схему-матрицу. Первая стадия – это «джунгли»: добрые дела совершаются беспорядочно и на волне эмоций. Вторая – «деревня»: компания начинает выделять на благотворительность плановые деньги и решает с ее помощью свои внутренние задачи: пиар, сплочение коллектива и пр. Третья – это «город»: бизнес становится большим и серьезным, благотворительная деятельность – тоже. Она – часть стратегии, подчинена жестким правилам, специалисты определяют показатели ее эффективности и просчитывают результаты. Четвертая стадия – «цивилизация», мы в России пока до нее не доросли: корпорация руководствуется ценностями высшего порядка и берется решать масштабные задачи в сфере экологии, образования, медицины. Одним словом – закрывает ниши, не покрытые государством, и влияет на общественные процессы. У нас, по оценкам Ирины Потехиной, еще остались джунгли, есть много деревень, встречаются города, а кое-кто находится в диффузной зоне – на переходе от города к цивилизации. Только общество пока не готово принять такую форму благотворительности. Преобладает позиция «Дай денег и отойди». Но крупным корпорациям, которые дают деньги, не интересно отдавать просто так. Им интересно запустить проект, участвовать в управлении, сделать его эффективным и увидеть результат. В идеале же, благотворительность в представлении таких корпораций, как «Система», не раздача благ, а создание благоприятных условий. Например, сейчас компания работает над проектом «Лифт в будущее» – хотят восстановить в России систему социальных лифтов, чтобы талантливые молодые люди имели возможность сделать карьеру. Кстати, нечто подобное реализует и фонд Владимира Потанина.
Корпоратив в детдоме
Впрочем, независимые эксперты считают, что далеко не все так прекрасно у нашего бизнеса с благотворительностью. Активное продвинутое меньшинство еще не показатель. «Занимаясь благотворительностью, наш бизнес чаще всего преследует собственные цели, а не цели общества», – считает Мария Черток, директор российского представительства фонда CAF (объявлен в РФ иноагентом). Конечно, проще накупить конфет, приехать всем коллективом в детдом, раздать конфеты и уехать. Компаниям нужны совместные мероприятия, нужно сплачивать сотрудников, развивать корпоративный дух. Это сейчас очень модные веяния. На них в основном и выделяются бюджеты. Развивать долгоиграющие проекты – например, заниматься социально адаптацией тех же детдомовцев, дело сложное, неоднозначное, требующее специальных навыков, да и результаты будут видны не сразу, а только через энное количество лет. И даже когда у компании более серьезные проекты, чем покраска забора всем офисом или корпоратив в детдоме, менеджмент в первую очередь интересует не доброе дело как таковое, а расширение территории присутствия, улучшение имиджа, рост своей значимости в глазах клиентов. Любой, кто устраивался на работу в коммерческую фирму, подписывал трудовой договор, где обязательно был такой примерно пункт: «Сотрудник должен отдавать себе отчет, что ООО «Имярек» – коммерческое предприятие и его целью является извлечение прибыли». В этом кроется и суть корпоративной благотворительности: в конечном счете и она, пусть не прямо, а косвенно, направлена на главную цель – увеличение прибыли. Все остальное уже связано с такими абстрактными понятиями, как чувство гражданской ответственности или чувство долга, и совсем не обязательно, что у руководства они будут на высоте. Мария Черток: «Корпоративная благотворительность – не прихоть одного-двух частных лиц, это часть бизнеса. Вопрос в том, как сочетать цели бизнеса с целями общества. Благотворительные бюджеты компаний большие, но 90% этих денег они тратят впустую. Они не совершают ничего плохого, но и ничего важного, потому что ставят во главу угла свои внутренние проблемы». Большие проекты, хотя бы регионального уровня, компании могли бы решать сообща. Например – программа мер по социальной адаптации и трудоустройству мам с маленькими детьми. Она и социально значима, и во всех отношениях выгодна работодателям. Но для этого нужно объединять усилия, строить сады и ясли, делать систему льгот. А главное, для этого нужно ориентироваться в реальной ситуации, оперировать точными данными и работать в связке с собесами. Ведь выпуская на рынок новый продукт, компании проводят маркетинг, но в случае с добрыми делами этого, как правило, не происходит.
Вас же Путин назначил!
Пока крупный бизнес только готовится заполнить собой ниши социальной сферы, не занятые государством, государство, похоже, уже вовсю пользуется его ресурсами для решения собственных задач. В СМИ упорно ходят слухи, что Кремль принуждает бизнес отдавать часть прибыли на реализацию крупных проектов: Сочи, футбольный ЧМ, политические движения… Даже на борьбу с последствиями пожаров прошлым летом отбирали у капиталистов деньги. Андрей Матвеев, исполнительный директор благотворительного фонда АФК «Система» все отрицает. «У вас же деньги на Олимпиаду взяли?» – «В Олимпстрое мы участвуем на коммерческой основе, это не благотворительность, а инвест-проект, рассчитанный на прибыль». «А вот вам Сурков позвонит и скажет: дайте денег на Наших!» – «Не звонил ни разу». – «Но дома-то для погорельцев Путин вас заставил строить!» – «Не заставлял. Когда сгорела Верхняя Верея, мы собрали совет директоров и приняли решение отстроить поселок, тогда еще никакой государственной программы и в помине не было. Это потом, когда все получилось, как надо, государство приватизировало нашу победу. Нам до сих пор звонят погорельцы, которые выплаченные им компенсации промотали, и требуют денег, возмущаясь: вас же Путин назначил деньги давать и дома строить!» Ну что ж, «Система» может себе позволить быть независимой, а если она приходит в регионы, то губернаторы ждут этого как подарка. Но если компания небольшая, из местных, то ее никто и не спрашивает. Власть сама решает, на что бизнесмены дадут деньги. И попробуй не дай. «В регионах происходит подмена понятий. Нам не дают заниматься собственно благотворительностью – например, профилактикой социального сиротства, а забирают деньги, чтобы латать дыры в бюджете. Достраивать больницу – это не дело благотворителей, а обязанность государства. Ему нужно просто меньше воровать», – считает представительница одной из нефтегазовых компаний Башкирии. «Это нам нужно больше зарабатывать, – парирует представитель АФК «Система», – чтобы хватило и на больницу, и на социальное сиротство». Но истина, наверное, как всегда, где-то посередине.
Стакан наполовину пуст или наполовину полон?
Государство, в том числе и госкорпорации, не имеет права и не должно заниматься благотворительностью, потому что это удел частного, а не государственного капитала. Эффективность социальной сферы – это не подарок, а прямая государственная обязанность. Задача госкорпораций – эффективно работать, чтобы делать максимум отчислений в бюджет страны. Поэтому благотворительные акции Газпрома или Аэрофлота – звучит как нонсенс. Понятно, что бюджетных денег на все не хватает – это и за границей так. Но тогда государство должно стимулировать благотворительность бизнеса. Точнее – создавать для нее благоприятные рамочные условия. А этого как раз не происходит. Например, недавнее нововведение – увеличение социальных вычетов с компаний до 34 процентов – казалось бы, хорошо: все пойдет в социальную сферу. Но НКО и благотворительные фонды при этом пострадали. Они и так ведут социальную, некоммерческую деятельность, а им тоже повысили вычеты. Получается, они должны привлекать больше средств от благотворителей, чтобы эти же средства отдавать в бюджет. По словам президента фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елены Альшанской и президента благотворительного фонда «Кто, если не я» Ольги Рейман, это отбросило наши НКО на десять лет назад. Только за прошлый год их число сократилось с 240 тысяч до 120 тысяч и продолжает сокращаться. Ольга Рейман сейчас думает, не закрыть ли ей свой фонд – работать стало очень тяжело. А ведь именно НКО могли бы эффективнее управлять благотворительной деятельностью бизнеса и направлять ее в правильно русло. У НКО есть и специалисты, и команды волонтеров, и реальные потребности и проблемы социальной сферы они знают хорошо, потому что это и есть сфера их работы.
Социологи Высшей Школы экономики подсчитали, что за 2009 год в России на разного рода благотворительность пошло 28 млрд рублей. Сюда включено все, даже милостыня, поданная на улице. Для сравнения: один только британский фонд MCMillan собирает на борьбу с раком в пересчете около семи млрд рублей в год. Пессимисты разведут руками. Оптимисты скажут: у нас есть перспективы для роста. Ирина Прохорова, сестра известного олигарха, соучредитель его благотворительного фонда и главный редактор издательства НЛО, права: благотворительность в России пришлось возрождать практически с нуля, ведь традиции были прерваны после революции. «Ругая общество и государство, мы просто еще до конца не осознали, что за последние 20 лет коридоры возможностей благотворителей, на самом деле, очень сильно расширились. Раньше ведь не было ни доверия, ни поддержки, ни интереса. Благотворительность – это главный принцип организации общества, рано или поздно мы к этому придем». Хочется верить.
Антонина ПЛАХИНА
