Дом Пашкова: прелестнейший вид на всю Москву и его хозяин-хам
Строго говоря, Румянцевская библиотека ведет свою историю с 1828 года. А дом Пашкова – старейшее здание из тех, в которых она размещается, – и вовсе с 1786. Так что начнем с дома Пашкова.
Дом был выстроен для капитан-поручика лейб-гвардии Семеновского полка Петра Егоровича Пашкова. Ему в то время уже было 60 лет, но он нисколько не утратил вкуса к жизни и к роскоши. Современники называли дом Пашкова «московским палаццо» и «кремлем одного человека». Автором, скорее всего, был известный (и, заметим в скобках, недешевый) архитектор В. Баженов.
Немецкий писатель Жан Поль восхищался: «Сад и пруд кишат иноземными редкими птицами. Китайские гуси, разных пород попугаи, белые и пестрые павлины живут здесь на свободе либо висят в дорогих клетках. Ради этих диковинок и прекрасного вида по воскресеньям и праздникам собирается здесь множество народа».
Он же отмечал и «пространную вышку в куполе дома, откуда открывается прелестнейший вид на всю Москву».
А вот к соседям капитан-поручик относился наплевательски. Владелица ближайшего участка, родственница историка Василия Татищева даже пыталась с ним судиться – ельник, посаженный Пашковым, лез ей прямо в окна.
В 1790 году Пашков скончался. Его наследники предпочитали жить в другом особняке, попроще. «Кремль одного человека» медленно разрушался.
«Новый путеводитель по Москве» писал в 1833 году: «Почтенный читатель! Не спешите ныне к сему дому, если не хотите, чтобы сердце ваше страдало: вы увидите тот же дом, тот же сад, но все в самом жалком состоянии… Окошки забиты досками, сад порос мохом и густой травою».
В 1839 году роскошное, но обветшавшее здание выкупила казна. Дом привели в порядок, и в 1843 году в нем расположился Московский дворянский институт. Через девять лет его преобразовали в Четвертую городскую гимназию.
Наследство канцлера Румянцева: 28 тысяч книг
Между тем, в 1828 году в Санкт-Петербурге император подписал указ об учреждении Румянцевского музея. Эту коллекцию на протяжении нескольких десятилетий собирал государственный канцлер Николай Петрович Румянцев. Часть он и вовсе унаследовал от своего отца.
Один из современников, публицист А. Старчевский писал о Румянцеве: «С юных лет Румянцев отличался кротостью, благородством души, светлым умом и необычайной понятливостью».
И вот, в 1826 году канцлер Румянцев умирает. Ценное собрание завещано «на общую пользу». То есть, фактически, государству. И государство принимает вполне логичное решение.
В 1831 году музей открывается для посетителей. Правда, для всех желающих двери открыты лишь по понедельникам, с десяти утра и до трех дня. Но специалисты – по предварительной договоренности – могут работать и в другие дни недели, кроме выходных.
Многие музеи и сейчас функционируют в таком режиме.
Собрание Румянцева состоит из книг, рукописей, монет и медалей. Но главное в нем, разумеется, книги. Всего 28 000 томов, среди которых имеются целые библиотеки, приобретенные канцлером «при случае».
Можно было бы сразу назвать эту коллекцию не музеем, а библиотекой. Но мешали монеты с медалями.
Парадокс, но против ценного собрания играло его местоположение. В Петербурге, в столице Российской империи, в городе Эрмитажа и Кунсткамеры, румянцевские книги не воспринимались как нечто сверхвыдающееся. Они, фактически, терялись в массе прочих достопримечательностей. На поддержание музея в порядке не выделялось достаточно средств. Ему явно грозили забвение и обветшание.
Теперь в Москве: живопись, гравюры и этнография
Тридцать лет Румянцевский музей обслуживал посетителей в Петербурге, на престижной Английской набережной, в фамильном румянцевском особняке.
В 1862 году его переводят в Москву. Там музею уже приготовлена почетная роль. Как утверждал критик Владимир Стасов, попечитель Московского учебного округа Николай Исаков решил «создать в Москве публичную библиотеку наподобие петербургской, приводившей его тогда в восторг, как вообще и все русское общество».
Под музей отвели дом Пашкова. Князь В. Голицын писал: «Еще с лета 1861 года здание начали приспосабливать под музей; после нескольких ремонтов в нем постепенно были произведены большие переделки. Отдельные помещения превращены в залы… устроены каменные своды, деревянные перекрытия заменены железными, голландское отопление духовым (позже пароводяным)».
Отвели, впрочем, не полностью. Его объединили с вновь созданным Московским публичным музеем.
В получившемся культурном учреждении было три музейных отдела – живописный, гравюрный и довольно странный Дашковский этнографический, названный в честь знаменитого этнографа Василия Дашкова. Там экспонировали самые разнообразные предметы, собранные многочисленными русскими путешественниками.
Один из современников писал: «Этнографический музей своими образцами всевозможных кустарных изделий, шитья, тканья, вязанья, резьбы из дерева и т. д. дает богатый материал как для изучения, так и для воспроизведения, и содержатели мастерских пользуются этими образцами для изготовления по ним целых партий различных русских изделий, сплавляемых за границу, а фабриканты ситцев, сарпинок и проч. берут образцы узоров с тканей домашнего производства, представленных в музее».
Библиотеку же выделили в отдельный раздел и объявили публичной.
На фасаде появилась надпись: «От государственного канцлера графа Румянцева на благое просвещение». Точно такая же, что украшала дом на Английской набережной.
Взлет и падение Ивана Цветаева
Первым директором московского Румянцевского музея стал уже упоминавшийся Николай Васильевич Исаков, попечитель Московского учебного округа.
В 1867 году его сменил также упоминавшийся этнограф Василий Андреевич Дашков. Он пребывает в этой должности больше других – почти три десятилетия, до смерти. В 1896 году музей возглавляет археолог и писатель Михаил Алексеевич Веневитинов.
А в 1910 году директором становится легендарный Иван Владимирович Цветаев, отец поэтессы Марины Цветаевой и создатель Музея изящных искусств на Волхонке. Именно при нем в Румянцевке, как ее называли москвичи, случилась нашумевшая история с порчей книг.
Поэт Лев Львович Кобылинский, более известный под литературным псевдонимом Эллис, работая в библиотеке, сделал несколько вырезок. Он был уличен, история долго и бурно обсуждалась в газетах. Тогда же случилась и крупная кража из гравюрного отдела Румянцевского музея. Вскрылись другие недостачи.
Все вместе это послужило причиной для обвинения Цветаева «в служебном нерадении» и отстранения его от должности.
Больше всех переживала его дочь Марина. Правда, не за отца, а за Эллиса. Она жила стихами, Эллиса боготворила и ответила его гонителям:
«– Погрешности прощать прекрасно, да, но эту –
Нельзя: культура, честь, порядочность… О нет».
– Пусть скажут все. Я не судья поэту.
И можно все простить за плачущий сонет!
А Иван Цветаев с этого момента стал свой музей называть просто Музеем, а Румянцевский – «музеем, из которого меня выгнали».
Ленин-конспиратор
Здесь долгое время висела картина Александра Иванова «Явление Христа народу». Илья Репин писал: «По воскресеньям перед нею толпа мужиков и только слышно: „Уж так живо! Так живо!« И действительно, живая выразительность ее удивительна! И по своей идее близка она сердцу каждого русского. Тут изображен угнетенный народ, жаждущий слова свободы!»
В библиотеке занимался Ленин. Он записывался как помощник присяжного поверенного и указывал адрес: «Б. Бронная, д. Иванова, кв. 3». Хотя на самом деле проживал в Большом Палашевском переулке и помощником присяжного поверенного тоже не служил. Конспирация.
К трехсотлетнему юбилею царствующего дома Романовых решили расширить Румянцевский музей. Добавить туда множество отделов, не имеющих к культуре никакого отношения. Сельскохозяйственный, морской, военный, земский. Сделать этакий вообще музей, назвав его Национальным.
Но дальше планов дело не продвинулось. В первую очередь из-за того, что экспонатам и без этого было тесно в стенах «кремля одного человека». В одном из отчетов значилось: «Недалеко то время, когда всякое новое пожертвование будет для библиотеки не желанным даром, а тяжким бременем, ибо пожертвованным книгам придется за неимением помещения лежать в ящиках».
А музей все продолжал пополняться.
При новой власти
После опального Цветаева в директорское кресло сел бывший черниговский предводитель дворянства князь Василий Голицын. Он сделал несколько пристроек к зданию – картинную галерею, книгохранилище, еще один читальный зал на 300 мест. Обустроил Кабинет Толстого. Создал Общество друзей Румянцевского музея.
Удивительно, что он довольно долго продержался в этой должности после событий 1917 года. Но в 1921 году его все-таки арестовали, и Румянцевский музей возглавил писатель Анатолий Виноградов, бывший ученик Ивана Цветаева и друг цветаевской семьи.
В этот момент дочь Цветаева Анастасия была без работы и, соответственно, без средств к существованию. Узнав об этом назначении, она радостно явилась на прием к своему старому знакомому. И получила отказ.
«Сожалею, что бессилен помочь вам в работе: штат полон по-прежнему, – произнес Анатолий Корнелиевич. – Ничего не сумею. И мне кажется, работа библиотекаря вам вредна: у вас же сильная близорукость».
Марина Цветаева потом написала: «В бывшем Румянцевском музее три наших библиотеки: деда: Александра Даниловича Мейна, матери: Марии Александровны Цветаевой, и отца: Ивана Владимировича Цветаева. Мы – Москву – задарили».
Библиотека как самостоятельное учреждение возникла лишь в 1924 году. Тогда же ей присвоили и имя Ленина – он только-только умер. За ней же оставили дом Пашкова.
Русскую живопись переместили в Третьяковку, зарубежную – в Музей изящных искусств, тот самый, цветаевский. Коллекция Дашковского музея отправилась в Петроград, впрочем, ставший уже Ленинградом. Часть в Кунсткамеру, а часть в этнографический отдел Русского музея, ныне Российский этнографический музей.
С 1992 года библиотека перестала носить имя Ленина. Сегодня она просто РГБ.
