Необычный губернатор
Немецкий мальчик Костя Грот, в будущем великий и человеколюбивый русский государственный деятель родился в 1815 году в Санкт-Петербурге в привилегированной семье. Его отец был «товарищем по воспитанию» тогдашнего императора Александра Первого. Александр Павлович это, конечно, помнил, он вообще добро не забывал. Дед же – пастор лютеранской церкви на Васильевском Острове. Престижное место.
В 1826 году поступил в Царскосельский лицей. Разминулся с Пушкиным на девять лет, но вряд ли они стали бы приятелями. Аккуратный, рассудительный, с логарифмической линейкой в голове немецкий мальчик и кучерявый задира-повеса, не упускавший возможности сбежать в манеж повеселиться с разбитными царскосельскими гусарами.
По окончании лицея, в 1835 году Константин Карлович вступил в должность секретаря президента гоф-интендантской конторы. Раз в несколько лет – очередное повышение. Типичная карьера для типичного чиновника. А в 1853 году случился неожиданный поворот. Гроту дали губернию.
Этому предшествовали многочисленные ревизии по России, в которых Константину Карловичу доводилось принимать участие. Взяток он не брал принципиально, более того, как только ему взятку предлагали, сразу становился еще строже, еще внимательнее вникал в документы. Но при этом не стремился довести дело до суда.
Его фирменным стилем был третий вариант – загнать казнокрада в угол и заставить его выплатить все, что наворовал.
В частности, с тверского вице-губернатора удалось получить 70 000 рублей, хотя он к тому времени уже оставил должность. Для казны это, конечно, был идеальный вариант.
Кстати, Гоголь писал своего «Ревизора» в частности на основании рассказов Грота, разъезжавшего по бескрайним просторам России «инкогнито и с секретным предписанием».
Но еще больше, чем режим секретности, инкогнито Грота охранял его возраст, чиновникам и в голову не приходило, что государственный ревизор может быть настолько молод.
Итак, в 1853 году Грот – исполняющий дела самарского губернатора, а на следующий год, после получения подходящего чина – действительного статского советника – уже и полный губернатор.
Робкого чиновника как будто подменили. Получив возможность действовать, он сразу начал действовать. Безжалостно приводить полусонную средневолжскую губернию к суровым немецким стандартам.
И самое интересное, что у него получилось. С 1853 по 1860 годы сумма доходов губернского города увеличилась с 50 до 90 тысяч рублей в год. На всякий случай поясним, никаких особенных государственных потрясений и, следовательно, скачков инфляции в то время не было, это честные цифры.
Грот взялся сразу за все: за чиновников, за полицию, за театр. Чиновникам он запрещал брать взятки (сам тоже, естественно, не брал, за что, еще будучи ревизором, получил прозвище «Неподкупный») и велел писать бумаги яркими чернилами и разборчивым почерком.
Полиции – вообще невиданное дело – запретил задерживать людей до предъявления им обвинения. Театр он просто выстроил, купив для него землю на свои личные сбережения.
На улицах вдруг появились мостовые, тротуары, на пустом месте вырос увеселительный Струковский сад, открылись мужская гимназия, приходские училища, духовная семинария, библиотека.
Спуск к Волге сделался удобным, оборудованным. Соответственно, возникла набережная, излюбленное место для прогулок. Вспыхнули первые спирто-скипидарные фонари.
Использовать обычный спирт Грот запретил категорически: «спирт будет быстро разворован и выпит если не фонарщиками, то городскими обывателями».
Несмотря на фейерверки добрых дел, Константин Карлович прекрасно понимал, с кем он имеет дело.
Откуда-то нашлись деньги на повышение жалования государственным служащим. После чего им самим стало неинтересно брать взятки, опасность лишиться должности вдруг стала сильнее соблазна незаконного приработка.
При редакции «Самарских губернских ведомостей» открывается «кабинет для чтения», который довольно быстро превращается в полноценную общедоступную библиотеку. Ее пополняют знакомые губернатора, в Самару высылают свои книги столичные писатели, поэты, публицисты и историки. Только Императорская публичная библиотека пожертвовала по просьбе Грота 223 тома.
Можно сказать, что самарскую библиотеку собирали всей русской столицей. Вот лишь одно из писем публицисту Константину Кавелину: «В губернском городе Самаре предполагается в конце сего года открыть общественную библиотеку, которая по недостаточности средств нуждается в постоянном пособии. Просвещенный взгляд Ваш, милостивый государь, на дело образования и постоянное сочувствие к каждому общественному предприятию позволяют мне надеяться, что Вы удостоите вниманием и возникающие во вверенном мне крае книгохранилище и соблаговолите поощрить его зависящими от Вас средствами».
В результате в 1860 году «Самарские губернские ведомости» сообщали: «Самара украсилась книгохранилищем, которому, по всей вероятности, суждено принести немалую пользу умственному и нравственному развитию нашего города».
Сам же Грот передал в дар библиотеке более 8 000 изданий, а заодно «ввел в губернии гласность».
В правление Константина Карловича был открыт Самарский губернский статистический комитет и составлена карта губернии. Даже резервуаров для хранения воды на случай возникновения пожара больше всего было установлено при Гроте.
Сберкасса, телеграфная контора, филармоническое общество, военный госпиталь – все это было заведено при Константине Карловиче. А еще в 1858 году в шести верстах от города Самары открыли первую в мире специально оборудованную кумысолечебницу.
Можно было бы предположить, что губернатор был душой здешнего общества, что к нему постоянно тянулся народ. Нет, ничего подобного. Напротив.
Константин Карлович писал брату Якову: «Погода у нас прекрасная! Улицы начинают подсыхать, и я почти единственный во всем городе гуляю ежедневно пешком. Здесь это не водится: в Самаре у всех есть лошади, и предпочитают себя возить».
Несмотря на все сделанное для губернии, Грот оставался чужим и непонятным. Вся губерния это одно, а Константин Карлович – совершенно другое. В другой раз Грот писал: «К одиночеству своему привыкнуть не могу… А ведь бывают минуты, когда одиночество страшно в тягость и чувствуешь непреодолимую потребность отвести с кем-нибудь душу и снять маску, которую я принужден носить почти постоянно».
Империя незрячих
Неизвестно, как эти события развивались бы дальше, но в 1860 году Константина Карловича призвали в Петербург, в комиссию по устройству крестьянских учреждений. Приближалось освобождение крепостных, и он еще в Самаре начинал живо интересоваться этим вопросом. Одному только К.Кавелину отправил 181 письмо по этому вопросу. Такие люди, как Константин Грот, были нужны в столице.
В результате крепостное право все же отменили, а Грот за подготовку этой важной государственной реформы получил чин тайного советника. Впоследствии он постоянно председательствовал на ежегодных торжественных обедах в честь этого великого события.
В 1862 году Грот стал директором департамента податей и сборов, некоторое время менял должности, занимался, между делом, подготовкой к знаменитым Пушкинским торжествам в Москве 1880 года, когда на Тверском бульваре был торжественно открыт памятник работы Опекушина.
А в 1881 году Грот принялся за третье дело своей жизни. Будучи сам слабого зрения, он не понаслышке представлял себе эти проблемы. А в 1861 году, будучи в Петербурге, Грот возглавил Главное попечительство о семьях убитых и раненых во время русско-турецкой (она же Крымская) войны. Среди тех, кого опекала эта организация, было около полутора тысяч незрячих.
Грот создал передвижные бригады окулистов, и военных, и гражданских, но важные государственные дела не давали вплотную заняться проблемой.
А тут время вдруг появилось. По его инициативе было организовано попечительство императрицы Марии Александровны о слепых (оно же Мариинское попечительство). Перед этим Константин Карлович объездил множество западноевропейских городов, вызнал, как там обстоит это дело. Понял, что главное – дать незрячим возможность самостоятельно зарабатывать и, следовательно, по-настоящему ни от кого не зависеть.
Он так и говорил: «Если хотите благотворить слепцу, сделайте его независящим от зрячих».
В столице Константин Карлович открыл училище для слепых детей, при этом сам следил, чтобы и в классах, и на лестницах, и в коридорах все было понятно, безопасно и просторно. Для взрослых он открыл ремесленные мастерские, однако, основной упор все-таки делался на обучение детей и молодежи:
«Труд вполне доступен для взрослого слепца, но все же легче обучить слепых детей, а не взрослых. Дети – тот благодарный материал, который в руках опытного педагога может дать изумительные успехи».
Огромное внимание Грот уделял и музыкальному образованию: «Училище для слепых без музыки немыслимо. Где слепые, там должна быть и музыка. Влияние музыки на впечатлительную душу слепого весьма благотворно и ценно».
Именно стараниями Грота в 1882 году был русифицирован брайлевский шрифт.
Огромное значение Константин Карлович придавал физическим упражнениям: «На гимнастику у слепых должны обращать самое серьезное внимание, как на один из важных предметов преподавания, которым улучшается мышечная деятельность и исправляются недостатки в движениях».
А между тем по всей России открывались филиалы Мариинского училища. Москва, Киев, Харьков, Казань, Кострома, Пермь, Одесса, Воронеж, Смоленск, Тверь, Тифлис, Иркутск, Тула, Саратов, Полтава, Владимир, Елабуга, Вологда, Минск. Грот, как всегда, подошел к делу с особым размахом.
И, как всегда, все сам, не доверяя никому. Писал, к примеру, в 1892 году: «В Елабуге нет еще училища слепых, но существует предположение устроить оное на частные пожертвования, и я посетил этот город с тем, чтобы ближе удостовериться, как лучше воспользоваться предлагаемыми приношениями.
Купец Федор Прохорович Гирбасов… изъявил согласие построить для этой цели новый дом… с жилым подвалом, по плану, который ему будет предоставлен Попечительством. Проект плана выработан и доставлен, вместе с программой постройки…
Звание второго Уполномоченного Попечительства по Вятской губернии изъявил согласие принять на себя протоиерей Елабужского собора Владимир Николаевич Вечтомов. Он же принял на себя следить за постройкой здания для училища, а впоследствии также и наблюдение за ведением училища…
Другой елабужский купец Дмитрий Иванович Стахеев внес уже 5000 р. на внутреннее устройство будущего училища.
Все это дело приняло в бытность мою в Елабуге самый благоприятный оборот, и надо надеяться, что оно не останется без результата».
Не забывал Константин Карлович и Самару, сделавшуюся ему родной. Там возводили приют для слепых детей на средства купца Курлина, которые торжественно внесла его супруга.
Но к делу подколот был и такой документ: «Пожертвовал деньги К.К.Грот, который передал 2000 рублей, чтобы эти деньги были присоединены к специальному капиталу М.З.Курлиной».
Князь Дионисий Оболенский – сам слепой – писал: «Грота можно назвать духовным отцом слепых. Он призывал их к новой жизни и направил к труду, послужившему залогом для их свободной самостоятельной жизни».
Чужой Грот
Грот скончался в 1897 году. Незадолго до смерти он сжигал свои бумаги, чтобы «избавить оставшихся после меня разбирать и уничтожать массу никому не нужных и не интересных вещей…». Сам себе удивился: «Из разбора старых бумаг я убедился, что был очень деятелен в своей жизни и о многом, что мною сделано в общественном отношении, я даже почти забыл в старости».
В 1906 году в честь «Неподкупного» открыли памятник. Но мало ли в России памятников? Константина Карловича поспешили забыть как страшное недоразумение.
Характерно, что как только Грот скончался, первое, что принялись делать самарцы, с пристрастием просматривать его библиотечные дары с целью выявления запрещенных книг и изъятия их из обращения.
Он знал, как надо делать, и делал, как надо. Был равнодушен к алкоголю, не бездельничал, взяток не брал, ни разу никого не вызвал на дуэль, и это в девятнадцатом-то веке. Его достоинства плавно перетекают в список недостатков.
Потому что в России дураки, дороги, расстояния, снег семь месяцев кряду, заунывная песнь ямщика, последний кабак у заставы, утопленный песик Муму и только Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом.
Потому что победителем в романе Гончарова стал Штольц, во многом схожий с Гротом, а счастлив все равно Обломов.
