— Алексей, когда вы начали употреблять наркотики?
— Колоться я начал в 1987 году, еще во время службы в армии. Вначале я был в военной части под Кировом, потом в Чернобыле как ликвидатор, потом уволился в запас, но страсть к наркотикам была такая сильная, что продолжалась и на гражданке.
Я устроился работать токарем, потом снова вернулся в Чернобыль, работал в столовой (у меня есть специальность повара), зарабатывал приличные на то время деньги, но в Киеве хватало их мне ровно на 15 дней перевахтовки, чтобы красиво погулять и напропалую поколоться. Ближе к 1990 году начались у меня с этим проблемы, я понял, что работа мне мешает колоться, поэтому я уволился и уже нигде не работал.
Со временем моя жена тоже втянулась. Я оформил опекунство нашей дочери на моих родителей, понимая, что ничего хорошего ей дать не смогу.
В 1991 году первый раз сел за хранение, употребление и изготовление наркотиков, вышел в 1992-м. Несмотря на нечеловеческие условия в лагере, первое, что я сделал по возвращении домой, спросил у жены, есть ли чем уколоться. Укололся, и все пошло по накатанной дороге. В 1993-м села жена, освободилась в 1995-м.
В 1996 году я сел второй раз, мне приплюсовали и кражу (ведь деньги мы добывали только таким способам), поэтому дали «суровый режим». Перед концом второго срока, в 1998 году, я развелся с женой. Она решила создать новую семью с другим наркоманом.
В лагере я почти не кололся, перетерпел раз — и все, ведь от этого не умирают. Да, это больно, ужасно, однако где-то уже через две недели пропадает физическая зависимость, а через месяц восстанавливается сон.
Когда наркоманы рассказывают, что такое перенести невозможно, — это неправда. Ведь попадая в камерные условия, ты прекрасно понимаешь, что закрывается дверь, и достать уже негде и нечего. Поэтому сидишь и мучаешься. В лучшем случае там могут вызвать скорую помощь и с помощью резиновой дубинки «полечить».
— Где вы жили после освобождения?
— Я поселился у родителей, мы жили все вместе: отец, мать, дочка и брат. Естественно, ничего хорошего там не было, потому что я продолжал периодически колоться, не втягиваясь в систему (постоянное употребление наркотиков — С.Б.). Так продолжалось до 1999 года, пока я снова не влез в систематическое употребление наркотиков. Все это время я не работал, а тратил время на поиск денег для новой дозы, на работу времени просто не хватало. Я начал больше воровать, дома меня практически не было, участились конфликты с родителями.
— Сколько приблизительно нужно было вам денег на такие «развлечения»?
— В принципе, чем больше, тем лучше. Минимум — гривен 20 в день, но это совсем по-бедному. В 1998-1999 гг. на 20 гривен можно было купить лишь два кубика «ширки» (раствора опия — С.Б.). У наркоманов считалось, что такой день он прожил зря, потому что такой дозы мало для получения «кайфа».
Наркотик имеет коварное свойство, которое на медицинском языке называется «увеличение толерантности». Для достижения эйфории надо постоянно увеличивать дозу, и если человек, пребывая «в системе», пропустит время своего укола, то он уже будет испытывать угнетенное состояние. А у меня стаж был большой, и чем дольше колешься, тем быстрее привыкаешь к наркотику.
— Как вы попали в храм первый раз?
— В начале 2000 года мама попросила меня, чтобы я пошел по объявлению в реабилитационный центр «Марьина школа». Меня не взяли, направили на Демеевку, в клинику «Крок». Там такой порядок: надо 24 дня туда ходить, отмечаться, вести дневник, сколько ты укололся. Как по мне, это простая формальность, но я согласился, потому что мне стало жалко маму, да и наркотик перестал доставлять мне ощущение эйфории.
Из 24-х дней я отходил где-то дней двенадцать. И вот, был обыкновенный серый день, я в очередной раз зашел в клинику отметиться. Начал спускаться по дороге, и тут начали звонить колокола в церкви, которая находится рядом. Это было воскресенье, я вспомнил, что тоже крещеный, что всего пару раз был в церкви, ну, думаю, надо зайти.
Зашел, купил свечку, решил поставить перед иконой, чтобы воровалось лучше. Кстати, у воров есть традиция перед «делом» ставить у иконы Божией Матери свечку, чтобы милиция не поймала. Посмотрел я, как люди крестятся, сам перекрестился, поставил свечку, решил купить крестик и поспешил домой. Я как раз дал маковую соломку друзьям для приготовления раствора опия, но им не доверял. Я боялся, что они приготовят, уколются, им покажется мало, они добавят, а мне не останется, поэтому я спешил.
Но страхи как-то сами прошли, стало спокойно, интересно даже, я начал вслушиваться в пение, запомнилось, как начали петь «Верую». И я остановился, мне хотелось никуда идти, все заботы отошли на второй план.
Выстроилась очередь к священникам, я понял, что это на исповедь (в фильмах такое видел). Было заметно, что все как-то по-особому подходят к этому, а в фильмах коммунистических времен показывалась пародия на исповедь.
Я подумал, что надо бы и себе исповедаться. Выбрал себе священника, который мне был более симпатичен, и стал в очередь. Злился на людей за то, что они так долго исповедуются, вот, думаю, у меня всего лишь: ну, ворую, ну, прелюбодействую — и все, что здесь такого.
Подошла моя очередь, я подхожу к священнику, он говорит: перекрестись и поцелуй Евангелие. Я, улыбаясь, прямо ему в глаза все три свои греха назвал, а он чего-то ждет, я на него смотрю, он на меня, и спрашивает: «Все»? «Все»,— отвечаю. «А ты первый раз на исповеди»? «Да». «Ну, — говорит,— наклоняйся». Епитрахиль положил и читает разрешительную молитву.
После этого было такое состояние, будто ты не мылся, когда на 15-ти сутках сидишь, а потом приходишь в баню, смыл грязь, и легко становится. Так было и после исповеди. Священник попросил меня остаться после службы, сказал, что даст пару книг, а я читать любил.
Как служба закончилась, я не помню, за наркотик переживаний не было. В конце службы батюшка подошел ко мне, дал молитвослов и брошюрку «Как готовиться к исповеди». Я при нем открыл молитвослов, там молитвы вечерние и утренние по номерам. Я спросил, как читать молитвы. Он объяснил. Я, конечно, удивился, но отказать ему не смог и пообещал придти в следующее воскресенье. Как-то он так расположил, что я пообещал придти, также пообещал, что буду читать каждый день утром и вечером эти молитвы, а про себя подумал: ну что ж я делаю, сам себе какую-то проблему ищу! Тут времени почитать фантастику нет, а еще молитвы читать, двадцать минут отрывать…
Попрощались мы, я сел в троллейбус, думаю, надо посмотреть вторую книжку, как там готовиться к исповеди. Открыл, начал читать и перестал видеть людей вокруг, видел только перечень грехов и понимал, что это все обо мне, это все во мне есть, и никуда оно не денется. Как пелена с глаз начала спадать, и я понимал, что, если действительно есть ад, то мне гореть в самом его жарком пламени. Я перепугался, но в конце книжки прочитал, что все-таки исповедь, молитва и покаяние очищают от греха. Тогда я решил, что в следующее воскресенье обязательно буду в церкви.
— И что, за неделю не передумали посетить храм?
— Нет. В следующее воскресенье пошел, к генеральной исповеди не подготовился, но на Литургии был, взял книжку Феофана Затворника «Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться», и все это вместе как-то подтолкнуло меня к церковной жизни.
Где-то уже через месяц, пройдя одну больницу на Демеевском переулке, вторую на улице Качалова и уже будучи в Марьиной школе (это такая цепь лечения у нас: Демеевка, Качалова, «Марьина школа»), я понял, что пора исповедаться
А недалеко от моего дома на Святошине висел почтовый ящик, куда я бросал письма, и тут я однажды прочитал объявление: «Открылся храм УПЦ». Думаю, вот классно, храм рядышком, а то на Демеевку далеко ездить. В воскресенье спешу я утром на исповедь, а на остановке из троллейбуса выходит батюшка. Я спрашиваю: «Батюшка, а вы не с этого храма, что здесь открылся»? Он говорит: «Из этого». «А я вот на исповедь иду». Но что-то мне стыдно стало, и я сигарету за спину спрятал. Он говорит: «Ну, так заходи». После той исповеди я зашел один раз, другой и так и остался в этом храме.
— Отсюда вас уже никуда не тянуло?
— Нет. Отец Николай стал моим духовником, и мы начали тесно с ним общаться. Но ровно жизнь дальше не шла. Было даже период, когда на год меня просто вырвало из жизни прихода. Причиной этому была моя гордыня и прелесть, в том числе и пристрастие к алкоголю. В этот период я был в своем старом районе, у старых соседей, в доме, где раньше жил. И тут занесло меня к моему старому приятелю, который занимается торговлей наркотиками. Если бы он был дома, я бы укололся, но его не оказалось.
Я уже начал осознавать, что делаю. Я уехал на Святошино, начал ходить на акафисты Матери Божией «Неупиваемая Чаша». Буквально в течение двух-трех дней бросил пить, ушел из дому жить на работу и начал ходить в церковь. То есть у меня отпали все препятствия на пути к литургической жизни. С тех пор прошло полгода.
— В чем выражался момент духовной борьбы со страстью?
— Тут большую роль, конечно, сыграла книга Феофана Затворника. Там рассказывается, как возникает страсть, и тут же даются советы. Скажем, возникает у меня какая-то ассоциация, например, валяющийся шприц — я тут же в душе начинаю просить: «Господи помилуй!», и все проходит. Потом так Господь управил, что я перестал обращать внимание, уколотые ли старые друзья, не уколотые — все равно.
С алкоголем было труднее. Какое-то время держался, но однажды очень захотелось пива, я выпил, а как начал пить, то очнулся только утром. Тогда решил, что так нельзя.
Сейчас ушел наркотик, алкоголь не тянет, осталось пристрастие к курению. Но как-то Господь управляет, постоянной исповедью, постоянной литургической жизнью страсти побеждаются, появляются новые интересы. Зато начинают вылезать другие страсти, которые тоже тебя не радуют. Поэтому надо еще много над собой работать.
— Сталкивались ли вы с сектантами?
— Да, в 1998 году, после второго освобождения, я поехал к своей куме, с мужем и младшим братом которой я сидел. Они мне рассказали, что ее брат у Сандея в «Слове веры», теперь лидер группы. Приехал я туда, да, действительно, он скачет там, поет, а я смотрю и удивляюсь. Тут они начинают молиться на разных языках, а он стоит в центре и говорит: «дай нам то, дай нам се». Предложили мне пройти в центр. Я пошел, там какие-то елейные улыбки: «Ой, брат, мы так рады тебя видеть». Но искренности в этом не чувствовалось. Я больше полагался на свои чувства и чувствовал, что никому на самом деле не были нужны мои проблемы. Я почувствовал, что это не мое, и ушел.
Когда уже стал ходить в церковь, объявилась кума. Узнав, что я хожу в Православную Церковь, она пришла в звериную ярость, девушка она довольно добрая, и я не видел ее такой никогда. Она начала со мной спорить, говорить, чтобы я не смел туда ходить. Я сказал, что мне там больше нравится, я же не заставляю ее ходить в другую церковь. На этом наш разговор закончился.
— Вы не боитесь за себя, если вдруг увидите на дороге валяющийся шприц?
— Страх есть, что опять положусь на собственные силы и, естественно, упаду. Это уже проверенно на собственном опыте. А два слова «Господи помилуй» действуют как панацея.
Бросить наркотики без Бога невозможно. Когда задаешь вопрос ребятам: «Почему вы бросаете колоться?», многие отвечают, что родителей жалко, другие хотят иметь семью, многие говорят, что для себя. На самом деле все это неверно, потому что когда хочется употребить наркотик, ни о чем другом не думаешь. Нужна более высокая цель, а наше общество ее не может предложить, потому что живет ради удовольствия. В результате получается замкнутый круг: человек бросает колоться, начинает искать удовольствие и возвращается обратно. Так что попытка бросить превращается просто в перерыв в употреблении. Тут выход только один — Церковь, церковная жизнь, желание получить Царствие Небесное, потому что очень страшно оказаться за воротами рая.
Беседовал Сергей Баршай
