На долю некоторых поколений приходятся, кажется, все беды мира, все возможные испытания. Так произошло с поколением, родившимся в конце XIX века в России: гражданская смута, Первая мировая война, свержение монархии, октябрьская революция с радикальной переменой всех сторон жизни, чистки ЧК-ГПУ-НКВД, вдобавок – небывалая эпидемия испанки, небывалый голод в Поволжье и на Украине. И все это на протяжении каких-то 20–30 лет.
Как можно было жить среди таких ужасов, не теряя себя? Что придавало силы, помогало не отчаяться, не опускать руки, продолжать делать свое дело? Ведь именно так прожила все страшные этапы своей жизни великомученица Елизавета (Романова).
Гибель мужа
Утром 18 февраля 1905 года вел. кн. Елизавета Федоровна, едва проводив карету мужа, услышала взрыв и выбежала на улицу: вместо кареты на снегу лежали обломки дерева, железа и разорванные останки вел. кн. Сергея Александровича. Упав на колени, Елизавета Федоровна принялась их собирать и складывать на подоспевшие носилки.
Первые дни после случившегося она не могла есть, спать, движения были автоматическими: живым осталось только сердце, которое, словно якорь, цеплялось за то, что не умирает, что вечно.
В храме и дома, в полной отрешенности от всего, княгиня молилась за мужа, за его убийцу, за императора с женой – чтобы не приезжали на похороны и не пострадали, за себя – как ей жить дальше?
Именно в эти дни, опытно, в то сердце, которое «глубоко», вошло понимание: любой разрушительной ситуации, даже такой, как смерть любимого человека, можно противостоять только духом.
Дух Божий, приведший весь мир от его создания в движение, продолжает животворить, спасает от паралича чувств, уныния, бессмыслия. Главное – довериться Богу, дать действовать в себе Его воле, не тратить время на ропот, сопротивление, недоумения. Позже великая княгиня напишет:
«Милосердный Бог сохраняет, умудряет и умиротворяет всякого человека, сердечно предавшегося Его святой воле, укрепляет его сердце, внушая ему таинственно: ты находишься всегда со Мной, пребываешь в Моем разуме и памяти, безропотно повинуешься Моей воле. Я всегда с тобой, с любовью смотрю на тебя и сохраню тебя, чтобы ты не лишился Моей благодати, милости и даров благодатных. Все Мое – твое: Мое небо, ангелы, а еще больше Единородный Сын Мой. <…> Господи мой, ведь Ты мой, истинно мой… Я Тебя слышу и слова Твои сердечно исполнять буду.
Повторяйте эти слова каждый день, и вам будет легко на душе». (Цитата из книги Иоанна Тобольского, которую великая княгиня приводила в одном из своих писем.)
Так из прежней разрушенной жизни, из боли и веры рождается совершенно новый, реформаторский проект помощи ближним, который в 1909 году становится Марфо-Мариинской обителью молитвы и милосердия. Великая княгиня отныне – ее настоятельница.
У кого-то могут вызвать досаду «высокие слова» из цитаты про Бога, ангелов, милосердие, когда твоего мужа разорвало бомбой. Разве современные психологи не говорят, что нужна «работа горя», время отпереживать? Но кто сказал, что работа горя не может совершаться в обращении к Богу, в молитве, в придании себя Его воле?
Многие современники косвенно обвиняли великую княгиню в том, что она, решив так изменить свою жизнь, просто пытается чем-то заполнить пустоту, убегая «в святость». Она об этом знала. И в письме императору Николаю II напишет:
«Некоторые добросердечные хлопуны из тех, что без дела слоняются вокруг меня, боятся, как бы я не изнурила себя такой жизнью и не надорвала здоровье: я недоедаю, недосыпаю… Но послушай, дорогой, это вовсе не так. Я сплю свои 8 часов, ем с удовольствием, физически чувствую себя удивительно, здоровой и сильной (небольшая простуда, ревматические боли или подагра, от которой страдали все в нашей семье, – от них никуда не денешься).
Ты знаешь, у меня никогда не было румяных щек, и всякое глубокое чувство тотчас отражается на моем лице, так что в церкви я часто выгляжу бледной, <…> но я люблю церковную службу и знаю, какую она доставляет глубокую радость. Я хочу, чтобы вы оба знали то, о чем я уже много раз говорила и писала: я совершенно покойна, а совершенный покой – это совершенное счастье.
Мой дорогой Сергей почиет в Бозе со многими, кого он любил, с теми, кто ушел туда к нему, а мне Господь дал прекрасную работу на этой земле.
Исполню ли я ее хорошо или плохо, один Он ведает, но я буду стараться изо всех сил, и я влагаю свою руку в Его и иду, не страшась тех крестов и нападок, которые приуготовил для меня этот мир, – мало-помалу моя жизнь повернула на этот путь.
Я хочу работать для Бога и в Боге, для людей, а в старости, когда мое тело уже не сможет трудиться, я надеюсь, Господь даст мне покой и молитву – о деле, мною начатом. И тогда я уйду из деятельной жизни и буду готовить себя для того большого дома.
Но пока у меня есть здоровье и силы, а кругом столько несчастья, и шаги Христа-кормчего слышны посреди страждущих, и в них мы помогаем Ему. <…> я крепка телом и духом и глубоко и абсолютно счастлива в вере…»
С тех пор, какие бы трагические события вокруг ни происходили, какие бы переживания ни приносили, всю свою тревогу и боль Елизавета Федоровна вкладывала в молитву и действия помощи. Многие современники отмечали, что это была одна из самых деятельных женщин, которых им приходилось встречать.
Война
1 августа (н. ст.) 1914 года Германия объявила войну России. Несмотря на искренний подъем патриотизма, гражданское перемирие, у многих возникало предчувствие начала конца старого мира, в том числе и у Елизаветы Федоровны: «это сделали враги России, которые хотят уничтожить ее». Однако уже 3 августа она пишет императору просьбу разрешить ей устроить Комитет помощи фронту.
Именно по ее инициативе возникают центральные, губернские, волостные комитеты помощи по самым разнообразным направлениям: помощь солдатам на фронте, помощь раненым, а также их семьям в тылу, их обеспечение продуктами, работой, помощь и устройство беженцев с оккупированных территорий, устройство и лечение вернувшихся с фронта, помощь сошедшим с ума солдатам:
«Шла у нас забота об умалишенных солдатах, о которых как-то особенно болела душой великая княгиня Елизавета Федоровна», – писал в своих воспоминаниях князь М. В. Голицын.
«Новый чудный госпиталь открылся исключительно для наших бедных душевнобольных героев», – сообщает Елизавета Федоровна графине А. А. Олсуфьевой. Для госпиталя был найден доктор и священник «очень хороший».
Из письма доктора Г. Е. Рейна: «Окружающие поражались, как энергично она несла свой громадный труд, объезжая лазареты и госпитали, беседуя с ранеными, заботясь об улучшении их содержания, их дальнейших судьбах».
В 1915 году, после переменных военных успехов, ситуация на фронте и в тылу ухудшилась: и там и там появились проблемы с продовольствием, политическая агитация, лозунги «долой войну и монархию». Развернулась антиромановская кампания с упоминанием «старца» Распутина.
Императрицу и Елизавету Федоровну обвинили в шпионаже в пользу Германии, в Москве прошла волна антинемецких погромов.
Женщины, работавшие в одном из комитетов помощи Елизаветы Федоровны в Москве, подняли «бабий бунт», обвиняя великую княгиню в своих проблемах, в ее карету бросали камни, плевали вслед.
13 июня к воротам Марфо-Мариинской обители подошла разъяренная толпа и, осыпая оскорблениями, требовала выдать им будто бы спрятанного там брата настоятельницы, великого герцога Гессенского.
Как же реагирует великая княгиня? Молится о даровании сил и продолжает помогать.
Неизвестно, задавалась ли она вопросами – почему так поступили те, о ком она заботилась. Но действовать она продолжала в духе слов Того, Кому верила: Блаженны вы, когда гонят вас за правду; прощайте – и прощены будете.
Позднее она напишет: «Я испытывала такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не знают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто раз больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот, что я чувствую каждый день».
Революции
Из письма императору Николаю II в самом конце 1916 года:
«Я высказала Алекс все свои опасения, ту муку, что переполняет мне сердце. Огромные волны, казалось, уже были готовы поглотить всех нас, и в отчаянии я бросилась к вам, к тем, кого искренне люблю, чтобы предупредить вас: всех нас вот-вот захлестнут огромные волны… Все классы – от низших и до высших, и даже те, кто сейчас на фронте, – дошли до предела!.. Какие еще трагедии могут разыграться? Какие еще страдания у нас впереди?»
За поддержкой и укреплением Елизавета Федоровна обращалась к старцам Оптиной и Зосимовой пустыни: прп. Анатолию (Потапову), прп. Нектарию Оптинскому, преп. Алексию (Соловьеву): почему все это случилось с великой Россией? Неужели Господь не поможет, не образумит, не даст еще время на покаяние? Неужели погибнут ее герои, защитники, юные и опытные, неужели матери и жены не дождутся своих сыновей?
Ведь вот, уже война не только в окопах и на фронтах, война между своими: брат идет на брата, человек – на Бога. Кажется, ничего святого не остается. Когда-то еще прав. Иоанн Кронштадтский (принимавший предсмертную исповедь императора Александра III) говорил о видении ему будущего России, если народ не покается. О том, что старая Россия погибнет, прольются реки крови, будут разрушены церкви. Почему об этом не знали в царской семье? Или не хотели знать?
Ведь она сама столько раз пыталась рассказать сестре-императрице о реальном положении дел, предупредить – но та не услышала. Пыталась предупредить императора – и тот не услышал. Так и в большинстве своем русский народ – не слышал, а верил в то, что он построит новый мир и станет в нем хозяином.
О том, что великая княгиня искала ответы на эти вопросы, говорит в ее письме императору цитата из Иоанна Златоуста:
«Бог не искусством побеждает непогоды, но единым мановением укрощает бурю. Почему не в начале и не вдруг?
Это Его обычай – не прекращать несчастий, лишь только наступят они, но пусть возрастут, дойдут до крайности, и когда большая часть людей станет терять надежду, тогда Он начинает чудодействовать и производить необыкновенные дела, с одной стороны, показывая Свою силу, с другой – упражняя терпение злополучных. Итак – не падайте духом!»
Старцы делились с настоятельницей Марфо-Мариинской обители своими мыслями. Есть свидетельства, что Елизавета Федоровна знала о будущей гибели «великой России» и о том времени страдания, которое придет после.
Знала и о том, что Бог Россию не оставит, помилует и воскресит. Недаром она говорила о страданиях царской семьи как об искуплении: «Это послужит к их нравственному очищению и приблизит их к Богу, – с какою-то просветленной мягкостью заметила она [Елизавета Федоровна] однажды».
Молитва, терпение и надежда
В начале 1917 года, сразу после февральской революции, по воспоминаниям очевидцев, исчезли со своих постов все органы наблюдения за порядком. Не у кого было искать защиты при нарушении законности. Многие уезжали из столиц в места потише переждать разруху.
В первые же дни к Марфо-Мариинской обители приехал грузовик с солдатами, заявившими, что они хотят арестовать «сестру императрицы». Прямо в голову матушке было направлено дуло пистолета. Заступился узнавший протоиерея Митрофана (Сребрянского), духовника обители, солдат: отпустил грузовик и встал на охрану монастыря.
Несколько часов спустя приехали члены Временного правительства с извинениями. Они признались, что не могут справиться с анархией, которая повсюду, и предложили уехать за стены Кремля.
«Я ушла однажды из Кремля своей волей не для того, чтобы возвратиться. Я останусь с сестрами и приму их участь, если будет на то воля Господня», – ответила Елизавета Федоровна.
Еще не однажды великая княгиня услышит предложения уехать из страны и спастись. Сам кайзер Вильгельм через шведского посла готов был организовать ее выезд из России. Она также заявила, что добровольно не покинет ни обители, ни страны.
Одна из знакомых великой княгини вспоминала: «Вскоре после февральской революции я однажды сказала ей: «Ваше высочество, на это время вам нельзя ли как-то скрыться? Уехать куда-нибудь? –
Что ты говоришь?! Разве можно мне скрыться от своего креста? Куда не пойду я, мой крест будет со мной. И бегать от своего креста мне нельзя,
– услышала я в ответ».
В одном из последних писем Елизавета Федоровна напишет: «Когда Богу будет угодно избавить нас от бремени, которое извергнул дьявол из ада на бедную Россию? Нужны молитва, терпение и надежда. Мы не можем всего понять, почему так происходит, но Господь это знает. Только бы совесть была чиста и вера тверда, тогда можно все выдержать».
На третий день Пасхи
Через полгода после октябрьского переворота, на третий день Пасхи 7 мая 1918 года, настоятельницу Марфо-Мариинской обители снова приехали арестовывать. Накануне дня ареста она, неожиданно для всех, встала на клирос и пела вместе с сестрами. Всех поразила сила и красота ее голоса.
На сборы дали полчаса. Прощаясь с сестрами, Елизавета Федоровна, очень бледная, но без слез, сказала: «Не плачьте, на том свете увидимся».
* * *
В одном из последних своих писем она напишет:
«Если мы глубоко вникнем в судьбу каждого человека, то увидим, что она полна чудес. Вы скажете, что жизнь полна ужаса и смерти! Да, это так. Но мы ясно не видим, почему кровь этих жертв должна литься. Там, на небесах, они понимают все и, конечно, обрели покой и настоящую родину – небесное отечество. Мы же на этой земле должны устремить все мысли к Небесному Царствию, чтобы просвещенными глазами могли видеть все и сказать с покорностью: Да будет воля Твоя».
В статье использованы источники:
Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Документы и материалы, Том 1 и 2. Е. Ю. Ковальская
Жизнь и подвиг великой княгини Елизаветы Федоровны. И. К. Кучмаева
