«ДИП — это более осмысленный вариант волонтёрства»
Кате 27 лет, работает инженером-сметчиком:
– Однажды в Троице-Измайловский собор, куда я хожу, привезли детей из Павловского интерната, а меня попросили помочь одному из них. Мне страшно стало, и не из-за «чувств», а потому, что я боялась что-то сделать не так. Так я познакомилась с «Апельсином» и стала ездить в интернат постоянно.
Я сразу стала расспрашивать, что полезнее — приезжать в качестве просто волонтёра или стать ДИПом. Мне сказали, что когда распыляешься на всех, то по факту получается, что ты ни с кем — ко всем приехала, всем поулыбалась и уехала; а когда приезжаешь к конкретному человеку, то занимаешься в первую очередь им, и ребёнок начинает осознавать, что приехали именно к нему. То есть ДИП — это более осмысленный вариант волонтёрства.
Изначально у меня была цель — послужить Богу, я думала, что буду жертвовать своим временем, своими силами. Решила, пусть у меня будет тот подопечный, которого дадут, сама выбирать не буду. Им стал 10-летний Денис. Я его ДИП уже семь месяцев. Оказалось, что мне с Денисом легко и хорошо.
В воскресенье я иду на раннюю литургию, потом вместе с другими волонтёрами еду в детский дом, общаюсь с Денисом, он мне рад – возникает ощущение полноценного воскресного дня.
Денис интересный, тёплый, светлый, он мне улыбается, он мне рад. Мне кажется, когда на протяжении долгого времени люди радуются друг другу, это их сближает.
«Мне рассказали о программе ДИП, и я ответила – никогда!»
Лере 30 лет, работает воспитателем в детсаде, замужем:
– Однажды в новостной ленте Вконтакте я увидела пост о том, что требуются волонтёры на 10-дневную поездку с ребятами-инвалидами в лагерь. Написала, что хочу поехать, мне ответили, что сначала надо съездить в интернат – познакомиться с подопечными, с другими волонтёрами, с организаторами.
В интернате рассказали про программу «ДИП», я ответила: «Нет, никогда!» (смеётся), сказала, что готова быть просто волонтёром, не ДИПом. Не было чёткого понимания, что это такое, я не знала, как смогу вписать это в свой график жизни, который вроде как размерен и неплох.
Но Саша сам меня выбрал своим ДИПом, увидел и заявил: «Ты мой ДИП».
Я ему: «Нет, я просто волонтёр!», он: «Ну, ничего! Ты мой ДИП!» (смеётся) Когда мы приезжали и выходили гулять с группой подопечных, он перетягивал всё моё внимание на себя, если я вела кого-то из тех ребят, кто хорошо ходит, он почти по ногам мне ездил своей коляской. Где-то месяц я приезжала в интернат по выходным, а потом действительно стала ДИПом для Саши.
«Денис любит петь про котов, это слово ему легко дается»
Катя:
– Денис — отказник, о его родителях ничего неизвестно. Его данные висят в базе фонда «Дети ждут». Передвигается на коляске, моторика рук у него тоже слабая, позвоночник слабый, то есть его надо то и дело поправлять в кресле. Говорит Денис только отдельные простые слова. Ещё он продолжает какие-нибудь песенки, когда мы с ним поём.
Например, я пою: «А я уважаю пирата! А я уважаю…», а он добавляет: «…кота». Он вообще любит, когда что-то про котов, ему это слово легко даётся.
Точный его диагноз я не знаю, интеллектуальные нарушения у него есть, но я вижу, что он многое понимает. Например, когда мы идём гулять, я говорю: «Денис, помогай мне открывать дверь», он ножкой толкает дверь.
«Все нормально» – главная фраза Саши из ПНИ
Лера:
– Саше 23 года. Он не читает, не пишет, только говорит. Иногда кажется, что он подросток лет 13-14-ти, иногда я с ним общаюсь как со взрослым, как с равным, а иногда возникает ощущение, что это маленький ребёнок, – его может что-то расстроить, и он заплачет. Я по специальности воспитатель, так ведут себя дети у меня на работе, какая-то мелочь кажется им очень важной и они начинают реветь.
Саша – колясочник, но достаточно активный: в сухую погоду или в помещении он может спрыгнуть с коляски и ползком добраться, куда ему надо, и подняться. У него очень сильные руки. Способен ли он жить вне интерната? Может быть, на сопровождаемом проживании, но полностью самостоятельно – нет.
На Сашины проблемы, думаю, повлияли и его особенности, и качество обучения. Я пыталась его учить, но он не запоминает. Я как-то спросила его, хочет ли он научиться читать, он сказал, что хочет, мы решили пробовать. Ему нравился процесс, мне нравилось, что встречи продуманы на длительное время вперёд, но результата не было и мы пока не учимся.
Ещё Саша очень любит рисовать. Часто, когда я приезжаю, он даёт мне пачку листов со словами: «Я для тебя нарисовал подарков».
Часто Саша условно пишет мне письма, то есть у него есть образец, где написано «Лера», «Апельсин», «Привет», всего три слова. И вот он может целый лист исписать этими словами, перерисовывая буквы и не понимая, что написано. Хотя своё имя он узнаёт – отдельные буквы не узнает, а если увидит имя полностью, то поймёт, что это про него.
На вопрос, как у него дела, Саша рассказывает немного. «Всё нормально» – его главная фраза, и получается, он больше любит слушать. Всё время у него: «Как у тебя дела? Расскажи, что у тебя произошло?» Мне порой кажется, что рассказывать ему о себе просто нечего, и когда я рассказываю о себе, он будто проживает эти события вместе со мной. И странно, но при плохой памяти мои рассказы он запоминает.
Если я говорю о себе, то могу сказать и о каких-то нерешённых ситуациях, и в следующий раз он меня спрашивает о том, как что решилось. А иногда он вспоминает даже то, про что я сама уже забыла…
«Денису только дай повод зацепиться за радость…»
Катя:
– Когда я приезжаю и говорю: «Дениска!», он уже весь сияет, начинает в кресле подпрыгивать, понимает, что сейчас мы будем играть, чем-то заниматься.
Денис очень жизнерадостный, чтобы его обрадовать, много не надо — достаточно, например, сказать, что мы идём гулять. И если другие люди начинают с ним смеяться, он сразу откликается. Ему только дай повод зацепиться за радость, и он начнёт радоваться. Он не такой, как вот я — мне только дай повод найти проблему…
Помню, когда мы первый раз поехали в храм в Вырицу, у Дениса были какие-то новые эмоции, интересно было наблюдать за ним. Всю дорогу он вёл себя тихо, а в храме он сидел и тихонечко хохотал. Я ему: «Дениска, хватит хохотать!» Он вроде замолкнет, потом снова…
Ему скажешь: «Дениска, мы к Богу поедем!», он начинает что-то болтать-болтать, я говорю: «Будешь просить у Бога, чтоб Он тебе помог учиться дальше разговаривать», он в ответ головкой кивает: «Да».
Или однажды я его попросила: «Дениска, я делаю справки (для того, чтобы в интернат ходить). Давай молись, чтобы я их быстренько сделала». Он меня переспрашивает: «Справки?», неотчётливо так – он не понимает, что это за слово. Было видно, что для него это что-то новое, и он пытается понять, о чём речь.
Так как я сама верующий человек, мне хочется и Дениса к этому приобщить, тем более, если я вижу, что у него есть отклик. Например, рассказываешь ему про какой-то праздник, он так замирает, слушает. Не знаю, насколько он меня понимает, но видно, что он чувствует, что ему говорят о чём-то хорошем.
«Первоначально ситуация была ролевая, но сейчас это не так»
Лера:
– Я езжу к Саше с лета 2015 года. Если у меня получается ездить реже, чем раз в неделю, мы стараемся созваниваться. Он через других волонтёров и через координаторов передаёт приветы, спрашивает, приеду ли я. Но если случается перерыв в две или три недели, я сама начинаю по нему скучать.
Саше очень важно, что кто-то лично к нему приезжает. Ведь есть те, к кому приезжают родители, родственники. Саша своих родных не знает.
Конечно, я пришла в интернат, как волонтёр благотворительной организации. И можно сказать, что наша с Сашей дружба «искусственная». Но, если задуматься, люди и начинают дружить в какой-то заданной ситуации – например, в школе, в институте, на работе. Первоначальная ситуация может и была ролевая, но сегодня для меня это не так. Меня больше нигде никто не ждёт у ворот (смеётся).
«А ты знаешь, кто такие мама и папа?»
Катя:
– Кто я Денису? Друг. А как он думает, не знаю. Он хохочет: «Катя». Денис почти всю жизнь живёт в детском доме. Когда мы нашли его анкету на «Дети ждут», я решила аккуратно с Дениской поговорить, спросила его: «Ты знаешь, кто такие мама и папа?» Он удивлённо переспросил: «Мама? Папа?» – то есть человек не понимает, что такое материнская и отцовская любовь. Правда, слово «папа» ему очень понравилось, он его часто повторял.
Привыкнуть к тому, что я ДИП, мне было несложно. На тот момент у меня самой большой трудностью в жизни была моя работа, которую я не любила. И когда я к Денису приезжала, всё было в радость — гулять с ним, собрать цветы, все их перенюхать, перегладить, пересмотреть всю листву. А трудно было что? Ну, бывает, коляску мне вытащить тяжеловато…
Мне кажется, что у нас с Денисом схожие темпераменты. Бывает, что мы уже наболтались, но ещё гуляем и нам хорошо, тогда он сам затихает и просто тихонечко улыбается. У него характер лёгкий, ненавязчивый, мы можем просто вместе созерцать. Я никогда не видела никаких его капризов.
И ссорились, и мирились
Лера:
– Однажды у Саши случилась истерика, на фоне какого-то эмоционального перегруза. И он, что называется, впал в детство, а я не знала, как его из этого состояния вывести. Потом стала говорить что-то мягко, утешительно, и Саше легчало. Как будто ему нужно было что-то выплакать. Любому человеку бывает нужно иногда выплакаться или как-то ещё выразить свои эмоции. А я просто была рядом.
Но бывало, мы и ссорились, а потом мирились, конечно. Как в отношениях любых людей, у нас возникали разногласия. Было так, что он извинялся, было и так, что извинялась я.
Чаще всего конфликты случались, когда я приезжала в каком-то не том эмоциональном расположении, а Саша, например, на ногу мне три раза наедет, даже не специально, а я взбунтуюсь.
За время нашего с Сашей общения некоторые новые навыки у него появились. Появилось понимание, что он может как-то помогать. Например, когда он видит, что я с сумкой, говорит: «Повесь на коляску, не носи».
Я изначально не была настроена на то, что Саша будет развиваться. Как педагог я понимаю, что сенситивный период развития, период каких-то скачков уже пройден. Но если специалисты-дефектологи за Сашу возьмутся, то, конечно, что-то возможно. Речь логопед мог бы ему поставить – Саша говорит не всегда разборчиво.
Когда мы познакомились, у него на весь рот было зуба три. Потом ему сделали вставную челюсть. Улыбка – это замечательно, но речь-то стала ещё хуже, так как он уже приноровился как-то разговаривать без зубов, а тут во рту у него появились лишние предметы, к которым он не привык.
«Я стараюсь делать то, что реально могу»
Катя:
– Думаю так: что можешь делать, то делай. Перед собой надо быть честной: можешь приехать – съезди, можешь что-то сделать – попытайся, а дальше как Бог управит. Но в голове этого человека я уже держу. Вот у меня выходной день, я здорова, у меня нет срочных дел, я не замужем – почему я не могу уделить время ребенку, который в этом нуждается? Но если у меня действительно не будет этой возможности, буду молиться, чтобы хоть изредка она появлялась.
И у меня, и у Дениса могут измениться обстоятельства. Денис когда-то может переехать в ПНИ для взрослых. Если Денис попадёт в семью, будем ли мы с ним общаться? Это зависит от того, где эта семья будет находиться, захотят ли эти люди, чтобы мы с Денисом общались, какая у меня тогда будет ситуация.
У меня есть друзья, с которыми я не могу встретиться по полгода, просто потому, что времени не хватает. Сейчас я ощущаю, что я Денису нужна, поэтому к нему поехать важнее.
Если я выйду замуж… Думаю, что выберу того, кто со мной на одной волне, того, у кого какие-то похожие на мои взгляды. А если так, то такой человек не будет препятствовать общению с Денисом. Может быть, мы даже вместе будем ездить к нему.
«Сейчас в моей голове нет формулировки «ДИП»»
Лера:
– Какое-то время я старалась продумывать каждую встречу: о чём мы с Сашей будем говорить, чем заниматься, попытка научить Сашу читать отсюда родилась.
Сейчас в моей голове не существует этой формулировки — «ДИП». То есть Саша для меня — друг, как у меня есть другие друзья, с которыми мы то созваниваемся, то встречаемся. С Сашей я встречаюсь чаще, чем с кем-либо ещё из своих друзей, наверное, потому, что у наших встреч есть определённое расписание.
Одна из причин, по которой я сначала не хотела становиться ДИПом – опасение, что когда-то я могу перестать им быть.
У Саши раньше уже были ДИПы. В какой-то степени ребята из ПНИ привыкли к тому, что люди приходят и уходят, что меняются волонтёры, в том числе и ДИПы. Саша достаточно спокойно это воспринимает. У него была тревожность, когда я выходила замуж. Его предыдущий ДИП как раз женился и уехал жить в другой город. И когда Саша узнал, что у меня будет свадьба, то сразу спросил: «Ты больше не будешь моим ДИПом?»
Но когда понял, что в наших с ним отношениях ничего не изменится, то стал воспринимать Женю, моего мужа, как своего второго ДИПа (улыбается), так как периодически мы с Женей приезжаем в интернат вместе. И Саша уверен, что мы вдвоём приехали именно к нему.
Возможно, когда-то буду ездить к Саше не так часто. Это уже случалось, но всё равно я возвращалась. Не вижу причин совсем перестать ездить.
Изменится ли что-то в наших отношениях, если будет принят закон о распределённой опеке? Это очень сложный вопрос. Когда я узнала, что обсуждается такой законопроект, то сразу для себя решила, что вникну только тогда, когда закон будет принят. В какой-то степени мы уже и сейчас контролируем качество жизни наших подопечных. Если к человеку, живущему в интернате, кто-то приходит, будь то родственники или друзья-волонтёры, сотрудники интерната относятся к нему уже по-другому, более внимательно.
Иллюстрации Оксаны Романовой
