Меньше чем за год участники экспериментального проекта «Поющие клоуны» посетили семь домов-интернатов для детей с задержками умственного развития. Эксклюзивность проекта связана с тем, что получить доступ в детские спецучреждения не так уж легко. Таких учреждений под названием ДДИ (детские дома-интернаты) для умственно-отсталых детей в Москве семь. Мы живем рядом с ними и не подозреваем об их существовании.
Группа волонтеров, состоящая из больничных клоунов и музыкантов, устраивала детям адаптированное музыкальное театрализованное представление.
Один из волонтеров проекта и лидер группы «Лепота» Юлия Лепе в рамках проекта «Кто есть кто в благотворительности» рассказала порталу «Милосердие.ру» о том, почему так важно работать с детьми, имеющими задержки умственного развития и что тут могут клоуны.
– Юлия, почему у вас в названии проекта есть слово «экспериментальный»?
– Потому что мы пытаемся делать то, что в Москве раньше не практиковалось. Причем мы совмещаем несколько таких направлений. Во-первых, это смехотерапия, то есть, работа клоунов. Во-вторых, терапия музыкальная. В-третьих, возможность для детей выразить себя, социализация детей. А еще своего рода экспериментальность или, если хотите, эксклюзивность проекта связана с тем, что получить доступ в детские спецучреждения не так уж легко. Таких учреждений под названием ДДИ (детские дома-интернаты) для умственно-отсталых детей в Москве семь. Мы живем рядом с ними и не подозреваем об их существовании.
– Как это?
– Очень просто. Туда не так легко попасть. Илье Артемьеву-Сысоеву, координатору проекта, руководителю культурного центра Фонда Андрея Первозванного, удалось получить одобрение и содействие со стороны Департамента социальной защиты населения Москвы. Дети с тяжелой формой ДЦП, гидроцефалией, лежачие практически не видят других людей кроме персонала. Их практически никто не посещает. После одного визита в группу особенно тяжело больных – так называемую группу «Милосердие» – мы испытали настоящий шок. Большинство детей просто не реагировало на наше выступление. А просто тянулись, кто мог хвататься руками – пытались за нас как-то зацепиться.
– Зацепиться?
– Да. Они просто хватали нас и не отпускали, почувствовав человеческое тепло. Это было похоже на какую-то черную дыру. Так проходят годы.
– Что вашей группе помогло сработаться, избежать психологического надлома?
– Только Небо помогло, как мне кажется. Я до сих пор не понимаю, как нам удалось осуществить задуманное. Инициатива исходила от Фонда Андрея Первозванного и Центра национальной славы. Илья является сотрудником этих организаций. Это ему пришла идея о том, что музыканты могут помочь таким детским домам. Но речь шла не о том, чтобы давать концерты и делиться творчеством. Мы говорим о музыкальном взаимодействии с детьми, что и является терапией, наподобие физиопроцедур.
– Кого подключили к проекту?
– Самыми опытными в данном проекте были ребята из организации «Доктор Клоун»: Настя Зыкова (клоун Зюзя) и Женя Березуева (клоун Авось). А в поиске подходящих музыкантов вышли на ДАЖДЬ-содружество, членом которого я являюсь. Так я познакомилась с Ильей Артемьевым-Сысоевым – координатором проекта и людьми из «Доктора Клоуна». Позже к нам присоединились наша незаменимая Людмила Щербакова (автор-исполнитель, также из «Даждь»), Людмила Покровская и Мария Щагина.
Сценарий представления писался в режиме мозгового штурма. Мы встречались в Фонде Андрея Первозванного, репетировали на творческой площадке «Месте действия» и в семейном клубе «На Остоженке». Предварительно состоялись встречи с персоналом детских домов. Нам посоветовали использовать песни из советских детских мультфильмов. Начались репетиции. Постепенно стало понятно, как это все будет выглядеть для зала.
– Вас легко пускала к себе администрация ДДИ?
– Илья получил одобрение Департамента социальной защиты населения Москвы. Не знаю, как ему это удалось, но во всех ДДИ на столе было предписание: вот этих пустить.
– А профессионально, как музыкант?
– Нас дистанционно, по переписке, консультировала Алиса Апрелева, профессиональный музыкальный терапевт, живущий сейчас в США. Она сориентировала нас в важной проблеме: к каким больным с какой музыкой просто не стоит приходить, где важно не допустить ошибку. То, что нужно петь песни из советских мультфильмов согласились все. «Бременские музыканты», «От улыбки станет всем светлей», «Антошка», «Чунга-Чанга», «Танец маленьких утят» и т.д. – эти композиции не могли не радовать.
– Как это выглядело?
– Все песни мы увязали в единое повествование. Это были разнообразные приключения, происходящие, прежде всего, с нашими клоунами. А выглядело это… Вы и представить себе не можете. Детишки, как правило с болезнью синдрома Дауна и аутизмом, поют, встают с мест, хлопают, топают, качаются… Кто может, тот встает и выражает себя на сцене сам. Песни из мультфильмов – это их пространство, как говорят психологи «зона комфорта»: им не нужно было к нам привыкать. Звучат первые аккорды – и они уже с нами, а мы с ними. Постоянно идет общение. Клоуны Зюзя и Авось задают вопросы, с ними приключаются разные вещи, и дети, как могут, отвечают им. Потом Зюзя засыпает, а дети должны её разбудить – самый шумный момент в спектакле, где можно и покричать. Это всегда идет на ура. Мы с собой имели арсенал спецэффектов и шумовых инструментов… Все исполнялось вживую.
– Это не то же самое, что включить им какую-нибудь музыкальную запись?
– Ничего похожего. Отличие в том, что музыканты – Илья за клавиатурой синтезатора или фортепьяно, Людмила с гитарой, я с ударными инструментами – могли настраиваться на аудиторию, ориентироваться на ее настроение и состояние. Где нужно ускоряли темп, где нужно подольше пели – например, в колыбельной Умки, – мы по взглядам могли понять, нужно ли спеть еще раз. Когда ребенок выходит танцевать, он не всегда берет тебя за руку. Он может агрессивно танцевать, и этим также выражать себя. Но при этом он включен в процесс. А для нас это знак того, что стоит замедлить темп, перейти на другую песню. Полный интерактив.
– Тяжело было?
– Было тяжело там, где есть лежачие. Мы заходили к ним в палату, и для каждого ребенка был один клоун. Если ребенок не видит, он их чувствует, слышит песню, ощущает прикосновение. Мы все работали в мягких варежках и кукольных костюмах. Кто мог видеть – радовался, остальные могли просто почувствовать.
– Персонал этого не ожидал?
– Да и мы тоже. Были случаи, когда нам говорили: «Все, дальше можете не ходить». Какое же было удивление, когда дети с тяжелой формой заболевания начинали смеяться, хохотать во весь голос. Я глажу мальчика варежкой – нет реакции. Но как только отошла, он поднял ногу, как бы желая сказать: «Вернись ко мне, продолжай меня гладить». Соседний ребенок лежал на животе. Он вначале тихо лежал, потом начал мычать, все сильнее и сильнее. Тут подходит нянечка, она перевернула его, и он перестал мычать. Таким образом, он говорил: «Меня надо перевернуть, я хочу быть ближе к источнику музыки». Так можно было общаться с ними со всеми. Это такие же дети, как все. Им музыка доставляет радость, которую они проявляют как могут.
– Но все по-разному.
– Да. Мы зашли в палату с лежачими детками, общались. Пришло время расставаться. Мы уходим, но один мальчик внезапно начал перескакивать через решетки кроватей следом за Авосем, вцепился в нее и не отпускал. К нашему удивлению, выяснилось, что он совершенно слепой и двигался просто на голос. А некоторые дети, которые могли ходить, шли за нами из палаты в палату и слушали одно и то же снова и снова, некоторых везли нянечки на колясках.
– Что нужно делать?
– Надо создавать специальные программы и проекты для этих заведений. Надо помочь, а помочь есть кому: добровольцев сейчас много. Например, мы встретили там однажды сестер из Марфо-Мариинской обители. Дети, к которым приходят, уже другие. А те, к кому никто не ходит – они еще не готовы отдавать, они только берут. Девочки из «Доктора Клоуна» знали, как себя вести с ними, а мы, музыканты, честно говоря, терялись.
– Почему вы выбрали для работы детей с отклонениями в развитии? Это специфическая группа, обычно с ними боятся работать.
– Я думаю, это произошло по ходу дела. Илья однажды пришел в детский дом, пообщался с персоналом и понял, как и что здесь можно сделать, чем помочь, с какими сложностями можно столкнуться. Девочки из «Доктора Клоуна» – те уже имели опыт, они и в хосписах были, детских и взрослых, им это было не в новинку. А я вот не была уверена, что смогу, и сказала: «После первого раза могу вам ответить, буду я работать или нет».
– В этом нет ничего общего с музыкальным исполнительством?
– Это несопоставимые вещи. Со своим творчеством ты идешь и бьешься в закрытые двери: вот послушайте нас, это интересно. А тут совсем другое дело. Этим людям необходимо тепло и внимание, а в какой форме они его получат, им все равно. Если бы мы просто ходили и держали их на руках, они тоже были бы счастливы. Но поскольку это песня, которая радует, – получался двойной эффект. Поскольку были еще клоуны, эффект получается тройной. Был это веселый смех, ведь у них неимоверный запас для этого: всякие штучки, дуделки, пузыри… После первого раза я поняла, что смогу. И что мне это нужно не меньше, чем самим детям.
– У вас в группе Вконтакте стоит девиз: «Если не можешь помочь, это еще не значит, что не можешь доставить радость». А разве это не одно и то же?
– Здесь имеется в виду, что мы не прямое лекарственное средство для полного избавления от недуга. Да и разовое посещение – это еще не терапия. Необходима систематичность, и именно тогда есть шанс украсить их жизненное пространство, именно тогда они смогут оторваться от своей беспросветной реальности. Это самое важное. Им не всегда нужны подарки, конфеты… Не это главное.
– Вы говорите, что работать надо регулярно. Но ваша группа одна, и поле деятельности очень большое. От кого требуется помощь и поддержка?
– От Департамента соцзащиты. Сейчас нужно договариваться на постоянное сотрудничество. Абсолютное большинство работавших с нами ответственных лиц, написали в своих отзывах, что хотели бы снова нас видеть. И, конечно, нужны добровольцы, готовые стать поющими клоунами.
