Киты поют песни, их надо защищать

Тут все странно, будто бы не вполне реально. Еще вчера ты сидел дома, или в кафе, или ходил по музеям, рассматривая фотографии или картины. И вдруг хлоп! Сам оказываешься в одной из этих фотографий: вокруг невозможно прекрасная природа, горы, под ногами мягкий ковер красно-зеленых кустарников, над головой ярко-синее небо, а за горизонт уходит море, освещенное солнцем, в море плавают огромные загадочные существа, которые гораздо древнее нас, которых человек за все время изучения так и не научился понимать, а убивать, наоборот, научился. Все странно, будто немного во сне, будто я сам смотрю на себя со стороны и никак не могу выплыть из темной глубокой воды, которая и страшная, и манящая одновременно. Возможно, этот репортаж тоже покажется немного необычным, немного китом.

Защита китов и синяя табуретка

Лагерь добровольцев в бухте Орловка. В километре от нас точка, которая на «ЯндексКартах» называется «Конец всех дорог». Ослепительная солнечная дорожка в море, солнце здесь почти не заходит за горизонт, только скрывается за скалами, а потом появляется чуть правее и в 3 утра нещадно светит в палатку. Но сейчас еще не ночь, поэтому оно над морем.

У самого края природной террасы, на которой расположились 10 палаток лагеря, лежат доски, между ними укреплена длинная удочка, на ней, как на мачте, трепещет ярко-голубой, как море и небо вокруг, флаг Фонда защиты китов. На этих же досках стоят туфли на высоченных шпильках, найденные волонтерами среди прочего мусора во время очистки одного из окрестных пляжей, максимально неуместная тут вещь. Кстати, пляж – это геологическое понятие.

Туфли ради смеха кто-то примеряет. Слышны комментарии: «Каблук проваливается в тундру!»

А мы сидим с Ульяной Латка, координатором и руководителем экспедиции «Чистый териберский берег», за длинным низким самодельным столом. Ульяна рассказывает о том, как все начиналось:

– Начали мы в 2022 году. А в 2024 году проект «Чистокеан», который реализуется при поддержке Фонда президентских грантов, получил деньги от Фонда, на них мы создаем специальную технологию чистки и вывоза мусора. Мы придумали и заказали специальный транспортный понтон. Сейчас готовится пробная версия. Планируем это все масштабировать. Транспортный контейнер позволит решить проблему доставки всех грузов в лагерь и вывозить мусор в бóльших объемах, чем сейчас.

Сейчас полностью очищены всего два больших пляжа. Можно назвать больше, но это будет не совсем честно, потому что если сравнить масштабы, то это маленькие бухточки, на которых за час проводишь уборку, и все. В перспективе нам предстоит очистить более 1800 пляжей.

– Нет ощущения, что это Сизифов труд?

– Частично да, конечно. Когда мы приехали в этом году, я увидела опять этот пластик, и руки опустились, но ощущение было обманчиво. В прошлом году мы потратили три недели, чтобы убрать пляж, сейчас нам хватило двух вечеров. Видимо, сейчас лежал тот пластик, который был закопан в пляже, а после штормов всплыл, поэтому мы быстро его убрали, и все. Так что результат есть.

Мы не можем взвалить на свои плечи такую глобальную задачу, как очистить весь мурманский берег или уж тем более все берега России. Наша задача – заинтересовать туристов уборкой пляжей. Я понимаю, что это пока что-то из области фантастики, но мы стараемся. Сейчас в России нет ни одного проекта, который бы совмещал туризм с действительно полезными экологическими начинаниями. При этом у нас есть практический опыт, который говорит, что почти все люди, которым ты начинаешь рассказывать об этом начинании, с удовольствием откликаются, участвуют в уборке и остаются этим довольны.

– А рассказываете вы как?

– Вот так же, как сейчас вам. Вот прекрасная Териберка, вот отвратительный мусор.

– Почему, защищая китов, вы первым делом стали развивать уборку мусора?

– Потому что пластиковый мусор очень влияет на смертность китообразных: они запутываются в сетях, в этих лесках бесконечных, а попадание пластика в пищевод – это одна из самых распространенных причин смерти морских обитателей, да и птиц тоже.

– Какие-то самые интересные мусорные находки помните?

– С норвежского судна красивая табуретка была, очень симпатичная, такая фигурная, синенькая.

Лисий пляж

На Баренцевом море пляжи галечные, сверху круглые камни – маленькие, большие, даже огромные. Во время отлива вода опускается на три с лишним метра, обнажая ровное песчаное дно. Названия пляжей, может быть, и есть какие-то, но члены экспедиции называют их по-своему. Вот Лисий пляж, например, назван так, потому что, когда впервые на него приехали посмотреть, сколько там мусора, на камнях заметались в разные стороны лисы, не ожидавшие, что лодка причалит к берегу. Ну и готово: Лисий пляж.

Слышны разговоры волонтеров, собирающих пластик в огромные 240-литровые пакеты:

– Давайте совочек возьмем, пригодится ведь в лагере.

– Почему я ничего интересного не нахожу?

– А я уже пятый ботинок!

– Мне почему-то все время заколки попадаются.

– А мне попался значок от «Форда». Читаем в этом знаки, кому что в жизни достанется. Мне вот «Форд» наконец-то.

Все ждут появления китов. Иногда кто-нибудь указывает рукой на море: «А вот я, кажется, видела! Хвост!»

На пляже лежат огромные ржавые бочки от какого-то старого понтона. Еще какие-то большие, тоже ржавые, металлические шары, это старые поплавки от рыбачьих сетей. Металл не собирают, довольно быстро его окончательно уничтожит коррозия, и он рассыпется в прах. Собирают только пластик, который может лежать сотни лет.

Спрашиваю Андрея, волонтера из Брянской области, зачем ему все это нужно. Он на пенсии. Приехал на три недели.

– Увидеть красоту и помочь, это очень хороший проект, и результаты его работы сразу видны. Я за ними следил в группе «Чистый териберский берег» во «ВКонтакте», давно хотел приехать сюда. Раньше я работал в спорткомитете, потом работал в Москве в гостиничном бизнесе, потом вернулся к себе, на заводе работал, потом на пенсию вышел, много времени стало.

– Вам не кажется, что уборка пляжей – бесполезное занятие? Сейчас убрались, а после шторма опять все будет в пластике.

– Когда только приехал, то была такая мысль, а со второго дня она исчезла, я загорелся энтузиазмом этих людей. Я думаю, что да, конечно, это песчинка, но если каждый человек уберет по песчинке, то планета точно станет чище. И мы же не работаем тут до седьмого пота, но и отдыхаем, ездим на экскурсии морские, мне очень нравится такой формат.

Все смотрят на море, а вдруг появятся киты? Вокруг горы, ветер, море, шум волн, водоросли и старые бревна, выброшенные морем на пляж. Эти бревна – обязательная часть ландшафта на любом пляже. Какие-то из них от старых домов, это видно по тому, как они обработаны. Кто-то жил в этих домах. Кто? Норвежские рыбаки? Или саамы, лопари? Или это русские дома? А есть бревна, явно бывшие частью какого-то судна. Странно тут все. Вечные море и горы, среди которых вот эти бревна – память о какой-то человеческой истории, когда-то рассказанной миру, а сейчас разбросанной по диким пляжам северного моря.

Владимир Латка – научный руководитель экспедиции, биолог, рассказывает о пути собираемого пластика. Сначала его собирают в пакеты, потом вывозят на лодках на базу волонтеров, а оттуда уже отправляют на мусорные полигоны Мурманска. И о китах.

Оказывается, мозг китов не просто больше человеческого, но и по количеству быстрых нейронов, которые отвечают за разумность, высшую нервную деятельность, во много раз превышает человеческий. У гринды, например, в коре головного мозга активных нейронов в 2,5 раза больше, чем у человека.

– В Териберку приезжают туристы, чтобы посмотреть на китов, но, к сожалению, часто это делается варварски, – говорит Владимир. – Катера приходят и окружают кита, не выключают моторов, этот звук дезориентирует животных, они пугаются, а еще моторки наезжают прямо на то место, где только что появлялся кит, они могут травмировать китов винтами. Нам очень нужны правила наблюдения за китами. Очень нужно, чтобы туристы и капитаны судов соблюдали эти правила.

Мы с фотографом рассматривали экспонаты «музея»: выцветшая до белизны табличка Ford, желтый совочек, синяя катушка для лески, черно-белая фишка домино 6/0, облезлая спинка от какого-то стула, которую все волонтеры единодушно признали спинкой стула с «Титаника», еще какие-то загадочные предметы. В этот момент за нашей спиной с моря раздался громкий звук выдыхаемого воздуха. Кит!

Что такое комфорт

Некоторые киты живут по 200 лет. А еще киты поют. Да, они много разговаривают друг с другом, когда охотятся, но в этот момент они недалеко друг от друга, и хоть никто за последние десятки лет так и не понял эти звуки, что они означают, но хотя бы ясно, что это «бытовые» разговоры, обмен впечатлениями об улове, о том, куда плыть дальше и т.д.

Но еще они поют, и это уже не простые разговоры. Они опускаются на глубину и там поют, ученые считают, что это похоже на человеческие песни, то есть передачу эмоций, рассказ о каких-то сложных переживаниях. Важно, что на глубине 800-1000 метров звук песен передается на тысячи километров, то есть кита, который запел, например, на востоке Тихого океана, слышат киты на западе. И не только слышат, но и воспроизводят потом какие-то фразы, услышанные через океан гармонии.

Снова вечер, и снова невозможно яркая вода от солнца в бухте, все залито светом, киты сегодня зашли прямо к нам в гости, появляются посередине бухты. От долгого смотрения на воду в глазах все теряет цвет, отворачиваешься от моря, смотришь на зеленую тундру, на горы, а в глазах все желтое, как на старых кодаковских фотографиях.

Говорим с Павлом Смертиным, фотокорреспондентом, с которым мы отправились в Териберку, чтобы посмотреть, как волонтеры убирают пластиковый мусор с пляжей Баренцева моря.

– Соотношение тональных масс и линий – это фотография. Поэзия моего учителя, великого фотографа Лапина, была в том, что в этих отношениях тональных масс и линий он и слышал музыку. Когда я пришел к нему юношей, для меня были важны сюжеты, как для всякого молодого человека. Так вот, Лапин медленно выращивал фотографа. Человека, мыслящего фотографически. Фотограф зреет медленно. Нужно выращивать в себе язык, язык формы, язык понимания и энергии формы. Если проскочить этот момент, тогда ты просто делаешь фоточки, эти ноты в тебе не шевелятся. Тональные массы в тебе не шевелятся, ты в них не спишь. Как может присниться то, чего нет? А вот мне снились фотографии, которых я еще не сделал. Это потрясало невероятно. Ты, как кит, плывешь в этой темной-темной воде, и ты слышишь музыку, которая никогда не была написана. Но музыку можно хотя бы записать, проснуться и записать ноты, а что может фотограф? Он же не может проснуться и сфотографировать. И ты, двигаясь в реальности, встречаясь, наблюдая за движением объектов, светотеней, ты узнаешь то, что тебе пришло во сне, когда твои глаза были закрыты.

Вечерами, когда солнце уходит за скалу справа, становится холодно, дует ветер с берега, все собираются у костра. Кутаясь в одежды, рассказывают истории о чем угодно, о жизни, о путешествиях, о работе, словом, о чем-то, что в те минуты кажется важным.

Мне удалось усадить напротив себя Владимира Алексеевича Латку, научного руководителя экспедиции.

– Почему именно киты?

– Сложно сказать. Я с раннего детства много читал о них. Я любил Черное море, с отцом мы регулярно ездили в Крым. Я очень хорошо плавал в детстве, был разрядником, кандидатом в мастера, занимался подводным плаванием. Водная стихия мне была близка чисто физиологически. В какой-то момент жизни мне казалось, что я себя лучше чувствую в воде, чем на суше. Иногда мы видели дельфинов, которых тогда на Черном море, кстати, было гораздо меньше, чем сейчас. После войны на них охотились, заготавливали их мясо. Сейчас их стало больше гораздо, но и проблем у них тоже стало больше.

– Вы считаете, что киты нуждаются в защите больше, чем другие животные? Зачем вы основали этот фонд?

– Киты – это символ океана. Это средоточие всех сил океана. Это образ, который мы ассоциируем с мощью океана, его красотой. Когда мы думаем о морях и океанах, мы всегда вспоминаем китов. Потом, строго говоря, когда биолог говорит «кит», он имеет в виду всех китообразных: китов, дельфинов, белух, нарвалов, морских свиней – всю группу.

– В одном из интервью вы сказали, что есть глобальные угрозы морям и океанам, о которых мало говорят. Что вы имели в виду?

– Их много. Например, климатические изменения. Разогрев атмосферы ведет к разогреву и океана. Огромные области его перегреваются, а значит, меняются экосистемы, вымирают коралловые рифы. Были периоды, когда до 90% кораллов погибали. Потом понемногу оживали, но снова гибли. Теплая вода содержит меньше кислорода, все живое начинает вымирать. Это угроза номер один. Рыболовство – номер два. Марикультура – номер три (марикультура (от лат. marinus) или морская культура – направление аквакультуры, занимающееся разведением или выращиванием морских гидробионтов – водорослей, моллюсков, ракообразных, рыб и иглокожих в морях, лиманах, эстуариях или в искусственных условиях. – Ред.).

Марикультура подчиняет себе сейчас все океаны, захватывает все прибрежные акватории. Это огромное количество ферм лососевых, креветковых, водорослевых, это огромные хозяйства, которые уходят в океан. Вьетнам, Индонезия, Китай, Малайзия и т.д.

Это вредно для океана. Кода мы строим морскую ферму, мы просто высасываем соки из океана, мы ничего не добавляем, но вносим туда массу вредных веществ, отходов. Каждая марикультурная ферма – это постоянный источник целого комплекса загрязнений. Это и тот же пластик, и всевозможные химические вещества, и разного калибра трубы, и обрывки веревок, и опад краски с металлических конструкций, и бактериальное загрязнение. Скопления живых существ в ферме приводит к возникновению болезней, болезни нужно лечить, а значит, туда вводятся антибиотики, лекарства – все это попадает в окружающую среду. На рыбоводных фермах постоянно сыпется корм, он проваливается вниз, под ферму, там начинают кормиться и другие рыбы, они привыкают к дармовому корму, перестают добывать корм так, как это им положено, и становятся больными, несчастными, зависимыми существами.

Я назвал три угрозы, но их гораздо больше, конечно.

– Здесь вы живете летом, зимой перебираетесь на Белое море в домик, который переделан из лодочного гаража, а если уж совсем холодно, переезжаете в Апатиты. Это все житье достаточно спартанское. Вам не хочется городского комфорта?

– Во-первых, домик на Белом море вполне комфортный, там и душ, и камин, все есть. Во-вторых, что такое комфорт? Да, у нас здесь сейчас маленькие палатки, но если поставить большую палатку в человеческий рост, печку, баньку палаточного типа, то здесь комфорта на порядок больше, чем в городе. У тебя есть дрова, ты можешь посидеть у огня. Ты сам владелец тепла. У тебя есть чистая вода, и ты можешь брать ее сколько угодно. Тебе не надо идти в магазин, подошел к морю, взял удочку, и через час у тебя уже свежая рыбка жарится. Комфорт городской – это все очень преувеличено. Для меня комфорт от печки гораздо ценнее.

– Вы когда-нибудь устаете? У меня создалось впечатление, что это невозможно.

– Устаю, конечно, все же устают.

– И что вы делаете, чтобы отдохнуть?

– Чтобы отдохнуть? Сажусь и работаю.

– Как вы себе представляете старость?

– Сесть на яхту и плыть через океаны. Умереть лучше на яхте, а потом пойти на корм рыбам.

* * *

Мы уже думали об отъезде, был третий день командировки, когда ко мне подошел фотограф Паша. Паша посмотрел сквозь меня и сказал: «Мы уедем. Что изменится, когда уйдет человек? В какой-то момент люди замечают его отсутствие, а потом тут (он указал на сердце) зарастает».