Киевский хоспис: отец Георгий

Он приезжает в хоспис – днем и ночью – когда есть нужда в нём и причащает умирающих детей,утешает родителей, и исповедует самых сложных больных, которые не идут на контакт практически ни с кем. Он же их и отпевает, так как проведя с ним время, родственники больных не хотят других священников.Он никогда не берет за требы ни денег, ни подарков. Совсем недавно я узнала о том, что ни один из тех, кого он окормлял в хосписных палатах, не знает о том, что у отца Георгия здесь же три года назад умер маленький сын.

Предыдущая история

Страстная пятница Вот уже третий год с наступлением Страстной Пятницы я вспоминаю мальчика Игоря. Ему было 13 лет. Его отец – православный священник в селе под Киевом. Узнав о болезни сына, а мальчик заболел когда ему было два года, отец дал обет. Он оставил светскую работу и посвятил себя служению в церкви. Закончил Духовную академию и был рукоположен. Приход ему достался маленький и заброшенный. Своими руками восстанавливал храм, библиотеку и трапезную.
Жила семья недалеко от хосписа в служебной однокомнатной квартире, которую семья получила от ЖЭКа , в котором отец Георгий работал дворником.За 20 долларов в месяц и жильё.
Мальчик был измученным болезнью, слабеньким, но очень мужественным. Он редко плакал, мало просил и единственным из его капризов было «Попить с Петривной чаю». Он приглашал меня в палату, мы договаривались о времени, и с отцом Георгием и матушкой Таней мы пили чай, обсуждая погоду, цветы, и церковные дела в Песковке. Игорь говорил только по украински и учил меня языку.
В чистый Четверг, Игорь объяснял мне, что надо обязательно хорошо умыться с раннего утра – обязательно холодной водой, и что нужно найти самую холодную воду в хосписе. Мы объехали на его коляске все раковины и нашли «самую холодную» в ординаторской. В пять утра, как рассказали сестры, он плескался в раковине. Отец вместе с другим священником причастил его и украсил палаты вербой. Семья готовилась к Пасхе.
Отец Георгий тратил по три часа в электричках, добираясь до храма. Вставал в четыре утра, ехал на службу, исповедовал, причащал, наставлял, а вечером возвращался в хоспис, где доживал последние дни его сын.
Так случилось и в Страстную пятницу.
С Игорем осталась мать. Мы вместе сидели у постели Игоря, когда началась агония. Я взяла её за руки и мы держались друг за друга некоторое время после того, как он перестал дышать.
Таня не плакала, мы долго сидели обнявшись и молчали.
Я долго набирала номер отца Георгия, чтобы сказать ему о том, что Игорь ушёл. Трубку взяла какая-то женщина и сказала, что отец Георгий выносит Плащаницу и подойти не может.
После службы кто-то привез его на машине попрощаться с сыном.
Хоронили его в воскресенье под ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ.
Отец Георгий продолжает служить в том же храме в Песковке.
Он приезжает в хоспис – днем и ночью – когда есть нужда в нём и причащает умирающих детей,утешает родителей, и исповедует самых сложных больных, которые не идут на контакт практически ни с кем.


Он же их и отпевает, так как проведя с ним время, родственники больных не хотят других священников.Он никогда не берет за требы ни денег, ни подарков. Несмотря на то, что у меня есть земля в Киеве для похорон бомжей, он готов на своем церковном кладбище хоронить их.
Совсем недавно я узнала о том, что ни один из тех, кого он окормлял в хосписных палатах, не знает о том, что у отца Георгия здесь же три года назад умер маленький сын.

Миша Неверицкий. Дважды пересмотрела историю болезни – указан возраст – 29 лет. А выглядел как подросток.Опухоль средостения, трахеостома.
Трубка была с голосовым клапаном , поэтому Мише удавалось говорить с нами.
– Я ничего не успел, Петровна. Не женат, не образован, не обеспечен. Все суетился. Мать жалко.
Дома у него оставалась слепая мать, которую он ограждал от любых переживаний.
– За что ей такое? Она родила меня поздно, почти в сорок с лишним. Не звоните ей часто. Не мучайте.
Мать, конечно, же знала, но по негласной договоренности они оба не упоминали ни о диагнозе, ни о прогнозе. Её два раза приводили в хоспис. Видимо, она ослепла не так давно, потому что ходила плохо, и целиком зависела от проводника. Проводником был её старший сын.
Приходил он редко. Вернее, почти не приходил.
– Мама, Вы как там без меня?
Не оставлял без заботы и нас. Кормил рыбок и птиц, и звал меня к телефону, если я была не в отделении.
– Вот чего все носитесь, Петровна? Ходить надо, не бегать.
Глядя на Мишу, я поражалась его умению радоваться. Его радовало ну буквально все – снег, и утро, и даже обычное «Привет, Миша, как ты сегодня?»
Он сам спросил меня, сколько осталось.
– Немного, Миш. Совсем немного.
Заплакал.
– Матери не говорите…
Он вытер глаза, и перейдя на «ты» попытался что – то сказать ещё.
Не получилось. Взял бумагу, размашисто написал – «Чего сидишь – попа зови скорее!!!»
Ушел он тихо. Так же, как и жил.
Он один, из тех, с кем мне очень хочется встретится там, куда они уходят, и сказать – «Привет, Миш, как ты ?»

Эту женщину звали Варей и работала на конфетной фабрике и цехе, который делал халву в шоколаде. Разведена, детей нет. Вот и вся история жизни, расказанная ею. Когда к ней приходили шумные подруги по работе, палата долго пахла шоколадом и карамелью.
У неё не отрасли волосы после последней химиотерапии , отчего она была похожа на облетевший одуванчик.
Варя попросила принести ей телефон.
– Я позвоню ему. Вы как считаете?
– Кому?
– Ему. Мы были женаты десять лет. Попрощаться. Ведь я скоро умру.
После звонка она спросила, если может одеться в не больничную одежду. В понедельник вечером.А точнее – в семь вечера.
– Варя, он придет?
– Да, – она опустила глаза и даже порозовела.
На радостях вечером я помчалась на рынок покупать ей парик, так как все косынки, которые мы с ней перемеряли после звонка, Варе не нравились.
Купила. Пепельного цвета со стрижкой каре.
Варя надела парик и попросила принести ей зеркало. В палате зеркал нет и я отвела её в ординаторскую.
Варя осталась там одна – чтобы примерить и одежду. Я вышла.
– Варя, да неужели это ты? – доносилось из за двери.
– Неужели это ты, так похудела, но такая же красивая!
Я отошла от двери.Сама с собой она разговаривала или с воображаемым собеседником – я так и не узнала. Стало неловко – как будто подслушивала что – то очень личное.
В понедельник мы наряжали Варю. С обеда и до позднего вечера она просидела в коридоре хосписа, отказываясь даже выпить чаю.
Он всё – таки пришел через две недели, но Вари уже не было.
А я долго не могла покупать в кондитерском магазине халву в шоколаде.

Елизавета ГЛИНКА

Читать следующую историю

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version