Солнечный летний день. Я сижу на лавочке возле небольшого футбольного поля, и наблюдаю за игрой. Футболисты разновозрастные, на ком-то из них спортивная форма, на ком-то обычные тренировочные штаны и простые майки, поэтому я с трудом понимаю, кто из какой команды. Но они играют с такой отдачей, что мне все равно интересно. Потянулась к карману сумки, где обычно лежит мобильный телефон, хотела посмотреть на часы. И тут вспомнила. У меня же его нет. На территории колонии запрещена мобильная связь. Сопровождающий меня инструктор по воспитательной работе Виталий улыбается: «Вы как, ощущаете, что это колония строгого режима? Нет?»
Да, на несколько секунд я забыла о том, где нахожусь. Но лишь на несколько секунд. Обвела взглядом окружающую обстановку – высокие бетонные заборы, решетки, и никто не ходит просто так по широким асфальтированным дорожкам между зданиями – только строем. Даже после недолгого «гостевого» нахождения здесь становится немного не по себе. Очень странное ощущение. Исправительная колония № 9 строгого режима республики Карелия…
Каждый из нас рождается для того, чтобы быть свободным человеком, чтобы самостоятельно проявлять свою волю, чтобы использовать какие-то свои возможности и таланты. Это, конечно же, банальные, общие слова. Многие, услышав что-то подобное по отношению к заключенным, и в первую очередь рецидивистам, скажут: «ну, они же сделали свой выбор». И мало кто задумается о том, что, может быть, в какой-то момент они просто-напросто были выбора лишены …
***
Преступник должен быть наказан. Но каким должно быть это наказание? Может быть, возмездие за содеянное должно заключаться вовсе не в том, чтобы создать для человека нечеловеческие условия?
Александр Гезалов: Я считаю, что осужденный должен сидеть хорошо. И у нас сейчас такая акция проходит, называется «Хорошо сидим». Вот человек не от хорошей жизни совершил преступление, а мы берем и создаем для него еще худшие условия. Я вас уверяю, вопрос мщения в нем не просто прорастет, а, как эвкалиптовое дерево, пробьет все, что угодно. И он выйдет и будет мстить. А если мы берем его, неразумного, помещаем в иные систему и среду обитания, где у него есть возможность пользоваться холодильником, телевизором, участвовать в мероприятиях, в которых он никогда не участвовал, мне кажется, что в этом смысле, осужденный, который «хорошо сидит», исправляется лучше и качественнее.
Учреждения, где преступники отбывают свои наказания, называются исправительными. Значит, и условия надо создавать такие, чтобы человек исправлялся, а не озлоблялся. Если же действовать по принципу, чем хуже, тем лучше, то негатив находящихся в заключении людей сначала будет проявляться внутри колонии по отношению друг к другу, но потом-то они вернутся в общество… Тюрьма должна быть не только местом временной изоляции, но и местом перевоспитания. Странно звучит это слово, когда речь идет о взрослых мужиках…
Виталий (инструктор по воспитательной работе): Вообще, методы воспитательного воздействия, как уголовный кодекс регламентирует, – это трудовая деятельность, учеба, режим.
Работы сейчас в большинстве российских колоний мало, на всех не хватает. Учебный процесс тоже не особенно развит. Вот и получается, что из воспитательных мер – только режим. И он же – самое главное наказание.
Александр Гезалов: Наказание заключается в ограничении в общении, в посещениях, в смене обстановки и так далее. Мне кажется, что такие ограничения – это очень серьезная вещь. Вот вы посидите в квартире пару суток, я думаю, вы сойдете с ума. А находиться в течение лет в одном и том же помещении, засыпать и просыпаться на «шконке», в одной и той же одежде – в робе, ходить все время строем. Ну, и потом эти люди никогда не жили в таком скученном состоянии. Встали утром, а рядом встало еще сто человек, и все вместе пошли в столовую, пошли туда, сюда. Вот вам нужны эти сто человек, которые смотрят на вас, что-то там говорят, а вы не хотите, чтобы они говорили, а деться вам некуда? Это очень страшно, на самом деле, когда не можешь изменить ситуацию. Когда вы чувствуете, что наступает какой-то край, вы можете взять, собраться и уехать – на дачу, на юг, еще куда-то… А тут 24 часа в сутки с одними и теми же лицами, которые что-то говорят, что-то хотят, что-то тут воспроизводят и от вас требуют. Я думаю, что это напрягает.
***
В любом случае, даже лишенный выбора, лишенный большей части возможностей, находящейся долго в одной и той же обстановке, в одной и той же среде, человек будет искать способы применения своей энергии. А среда-то надо сказать разношерстная. Не надо думать, что, оказавшись в колонии, преступники тут же становятся добрыми и хорошими. Если им ничего не предложить, то заключенные быстро придумают, как развлекаться. И какое же тут тогда воспитание, если и в колонии осужденные будут жить по законам преступного мира? По ним же будут привыкать жить и люди, оказавшиеся здесь впервые, по глупости, по какой-то страшной случайности. И опять же, многие не от хорошей жизни сюда попали, а от одиночества. От одиночества среди людей…
Александр Гезалов: Есть такое мнение, что творчество происходит в первую очередь от одиночества. Творчество, какие-то открытия… Мне кажется, что многие люди, совершившие преступления, тоже совершают их от одиночества. И чем глубже это одиночество, тем больше шансов, что человек совершит преступление. Мне кажется, что когда человек попал в следственный изолятор, а потом в колонию, не надо усугублять это одиночество. Одинокие люди – они разные. Кто-то свое мировоззрение, в котором живет, переносит в картины, какие-то перформансы, а кто-то от своего мировоззрения одиночества совершает преступления, таким образом, выражая ему протест. И даже находясь в колонии, они продолжают быть одинокими людьми. Мне кажется, очень важно в этот момент подхватить их и сказать: «Ребята! Вы не одиноки!»
Надо переключить их внимание с привычной схемы «украл – выпил – в тюрьму» на что-то новое.
Александр Гезалов: Многие именно в тюрьме, когда чувствуют, что к ним относятся по-человечески, начинают творить всякие разные чудеса.
На самом деле, порой чудеса. Заключенный Олег показывает тренажеры. С гордостью рассказывает: «Сами сделали, из железок разных». Один из лучших спортсменов в колонии, Олег также старший по спортгородку: «Я занимаюсь благоустройством, озеленением, там большая работа проведена»
Да уж, работа немалая. Футбольное поле, расположенное в самом центре колонии, это еще один удивительный ее результат. «Вы только посмотрите, видите белую полосу на поле, – показывают сотрудники колонии, – здесь проезжают груженые тяжеленные машины, забирают из производственной части срубы. И никакого провала. Только след. Это же надо было так продумать, все рассчитать, а потом сделать! Да и площадка-то для поля была совсем не подходящая, очень большой наклон, а сейчас все выровнено. Огромный объем работ провели осужденные». Футбол в колонии любят.
Виталий: Потому что это эмоции, а эмоции, я думаю, здесь стоят не меньшие, чем на Чемпионате Европы.
Олег и на футбольном поле самый заметный, и в теннис играет и в шахматном турнире он победитель. «Футбол, шахматы, теннис – то есть все, что касаемо спорта. Я человек спортивный», – говорит.
Для обитателей колонии шахматный турнир – это событие. А футбольный матч – это тема для разговоров на долгое время.
Александр Гезалов: Люди играли между собой в шахматы, потом в учреждении об этом долгое время говорилось, что Иванов проиграл, а Петров был фаворитом, а уступил Сидорову. Здесь кипит какая-то своя жизнь. Взять тот же футбол: они бегают, они что-то там кричат, друг другу пасуют. А потом это будет две недели обсуждаться, как кто-то пропустил от кого-то гол, а этот заработал пенальти. В тюрьме это важно, что люди не остановились, а продолжают развиваться.
Во время матча из окон ближайшего к полю здания высовывается много коротко остриженных голов. У заключенных сейчас свободное время: прогулка в небольшом дворике, ограниченном с одной стороны зданием, в котором они проживают, и еще с трех высоким забором. Большинство вместо нее выбирает просмотр футбольного матча. С третьего этажа – только оттуда и видно. У кого-то, может быть, тоже появится стимул заняться спортом. В спорте главное – желание, уверен заключенный Олег.
Олег: Ну, было бы желание, во всех учреждениях есть возможность. У кого есть спортивный дух, дух соперничества, те всегда участвуют во всем. И на спортплощадке их видно, и в спорте какие-то достижения имеются.
Олегу в колонии находится уже два года. Года через четыре он надеется из колонии строгого режима перейти в колонию-поселение.
Олег: Три-четыре года до УДО, скажем так. До поселков. Все по закону, разрешено, попробуем освободиться.
Полное освобождение только в 2018 году…
***
Конечно, не все любят спорт. Кто-то любит читать, кто-то сам пописывает стихи или песни, кто-то любит рисовать. А у некоторых заключенных открываются и вовсе неожиданные таланты.
Александр Гезалов: У нас был турнир «Лучший повар среди осужденных». И первое место занял человек, который никогда не был поваром, а человек, который работал раньше поваром, занял второе место. Это о чем говорит? О том, что там, в тюрьме, человек изменился, получил новые навыки.
Но только вопрос вот в чем, смогут ли эти люди, выйдя на свободу, эти свои новые навыки и увлечения применить? Не получится ли так, что пока были под надзором – трудились и старались, а как только стали предоставлены сами себе – запили, все забросили, и через некоторое время вновь оказались в местах, как говорится, не столь отдаленных? «Такое бывает», – говорят сотрудники колонии, но ведь человеку надо дать шанс. А, может быть, для кого-то единственной поддержкой в будущей свободной жизни станет вера, которая ко многим приходит именно в заключении. На территории ИК № 9 стоит небольшая церковь.
Александр Гезалов: Вы посмотрите на эту церковь, она же сделана, как пасхальное яйцо. А почему? Потому что на свободе человек не задумывался ни над верой, ни над тем, что он может вырезать иконостас, написать икону, что-то выпилить, покрасить, полачить. И тут, попав в эту систему, он начинает понимать, что если он будет и дальше так жить, то все это закончится вторым-третьим-четвертым кругом.
Этот церковь построили сами осужденные, сами ее обустроили. В сентябре 2005 года храм был освящен в честь преподобного Ионы Яшезерского.
Андрей (заключенный, староста храма): Понятное дело, что храм строился за средства осужденных и силами осужденных. То есть все делалось от самого фундамента до самого купола руками осужденных, во славу Божию! Без награды без какой-то. Более того, все здесь люди, которые это дело делают, у них главный принцип тот, что получающий награду на Земле не получает награду на Небесах. А именно только так можно завоевать какой-то фундамент себе Там. Потому что ясное дело, что со смертью жизнь не прекращается, и она продолжается Там. Только вопрос, какая она будет Там, зависит от нашей жизни здесь. Куя и зарабатывая себе все венцы именно нашими трудами во славу Божию.
Община в колонии с населением около тысячи человек – примерно сто заключенных. Раз в месяц приезжает клирик петрозаводского храма великомученицы Екатерины отец Андрей Мазаев, совершается Литургия. Каждый день от 5 до 15 человек приходят в храм для совместной молитвы. Вера и упование на Бога – единственная надежда прихожан этого храма.
Андрей: Только так можно выбраться из той ситуации, в которую мы попали в данный момент.
Андрей находится в колонии уже 5 лет. Дома его ждут жена и 18-летний сын. С женой повенчались здесь же, в храме прп. Ионы Яшезерского. Перед этим Андрей впервые в жизни исповедался.
Андрей: Плотно задействован в вере стал, конечно, только здесь. И это настолько коренным образом меня изменило! Прежде всего, это, конечно, покаяние, осознание полной степени своей греховности и истинное желание перерождения, то есть не быть таким, как был, стать другим. И первый шаг, который был конкретно у меня, это было таинство покаяния, то есть говоря простым человеческим языком надо было просто-напросто рассказать о всех тайных грехах и обо всем том, что лежит на совести, что томит и что мешает жить. Искренне и честно. – Тяжело это было сделать? – Тяжело. Теперь уж, конечно, сказать можно, что это было тяжело. А на самом деле, я ждал этого, что-то внутренне желало этого, и я сам не мог этого перебороть в себе, пока не коснулась рука Божия. Это словами не описать, это надо только прочувствовать. И возвращаться туда, говоря нашим языком, как я жил, не смотря на те блага, те комфорты, обстоятельства внешние, которые меня до тюрьмы окружали, мне это сейчас и не нужно. И не хочется. Потому что, на самом деле, цель жизни человека, христианина – совсем иная.
Удивительно, но неужели для того, чтобы задуматься, для того, чтобы остановиться и оглядеться по сторонам, для того, чтобы изменить свою жизнь, надо было совершить преступление и попасть за решетку?
Андрей: Потому что для всех разные средства. Одни понимают сразу. Воля Божия совершается очень часто, и Господь с нами беседует, и чудеса случаются ежедневно, на каждом нашем повороте жизни. Вопрос только, что мы не обращаем на это внимания. Иной раз надо с точки зрения Бога взять человека за шиворот и поставить в те стойла, в те обстоятельства, когда он будет заботиться о своей душе. И обращать внимание на Творца, который его изобрел, который его создал.
Вот таким удивительным образом через лишения и несвободу физическую обретается духовная свобода. Андрей говорит: «Я Бога не перестану благодарить за то, что вот так со мной произошло, до конца своих дней».
***
Александр Гезалов: В течение девяти лет, опекая исправительные колонии, я там встретил больше нормальных людей, чем на свободе. Это парадокс. Человек, который на свободе, – это человек, который может сделать все, что хочет, кому хочет, как хочет, не понимая, что есть границы. Грань между жизнью за забором и жизнью на свободе – ее нет. Да, есть колючая проволока, да, есть охрана, да, есть собака. Но желание человека развиваться, каким-то образом реализовывать свои спортивные, интеллектуальные возможности – они не исчезают. Участие в жизни осужденных, наверное, это и есть тот способ дать им шанс развивать в себе все эти навыки, желания, хотения.
Колючая проволока отделяет обычных людей от заключенных, но она вовсе не должна целиком и полностью выкинуть их из социума. Они такие же люди – разные, безусловно, разные, и некоторых из них вполне устраивает такая жизнь, кусочек анархического хаоса от отсидки до отсидки – но многим из них просто надо дать возможность реализовать себя по-другому, и понять, что они не лишние в этом мире. Ведь они часть нашего общества, и, в общем-то, колония – это, в некотором смысле, отражение нашего общества состояния.
Виталий: Это слепок общества. И это люди, которые находились на воле и пришли оттуда. И уйдут туда же. Здесь не инопланетяне тоже живут, или какие-то роботы. Это такие же люди, которым свойственны свои эмоции и все то, что было заложено им обществом.
Уже когда я собираюсь уезжать, сотрудники колонии в последние минуты перед расставанием начинают вдруг говорить-говорить: «А какие они у нас песни пишут, а стихи. А иконы, вы же видели иконы в храме, они же все сами!» Сотрудники все говорят-говорят, искренно, сумбурно, эмоционально. Расхваливают заключенных, пытаясь подобрать слова поярче, чтобы было понятно, что этим людям нужно дать шанс… Но денег выделяется не очень-то много, и каждая посылочка с воли, каждое пожертвование – будь это книги, футбольный мяч, или молитвослов, иконка, это как праздник. И важно даже не содержание, а важно, что осужденные знают, что кто-то там, за этим высокими заборами, о них вспомнил и подумал…
И глядя на моих сопровождающих, работающих в системе исполнения наказаний и так переживающих за свое дело, я с трудом могу представить, что именно в этой колонии весной произошло ЧП, и на кого-то из здешних сотрудников было заведено уголовное дело – превышение должностных полномочий с применением насилия. А ведь, и, правда, люди-то все разные, как в тюрьме, так и на свободе. Очень разные…
Подготовила Александра ОБОЛОНКОВА
См. также: Карельская быль. «Надо объявить войну детским домам»
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
