Зачем ехать в деревню: модно, дешево и свободно
– Кажется, в последние годы в России сменилась мода на то, где жить. Раньше все ехали в Москву. Теперь наоборот – довольно много людей перебирается из Москвы обратно деревню. Это так?
– Я бы, конечно, хотел, чтобы это было так, но это очень громко сказано. В этом случае я вспоминаю повесть Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Там герой засыпает в 1920 году и просыпается в 1984. Очень странно, что Чаянов, который писал свою повесть гораздо раньше Оруэлла, выбрал эту дату.
И вот герой видит, что к власти пришла такая крестьянская часть партии, и Россия стала крестьянской страной. Города уничтожили, это моя мечта, на самом деле. По новому декрету, в одном городе могло жить не более десяти тысяч человек. Весь мир трепетал, когда власть уничтожала Москву.
А потом население равномерно распределилось по стране, все жили в деревнях, но благоустроенных – с научными институтами, образованием, музеями. Сначала всем было страшно, а потом наступила такая обустроенная экологичная деревенская жизнь. Не думаю, что такое вообще возможно, но как утопия мне это нравится.
На самом деле большинство людей как пытались приехать в Москву, так и пытаются. Другое дело, что появилась обратная тенденция, которая раньше не была заметна. Сейчас в Москву льется река, а обратно течет ручеек – это связано и с общемировыми процессами, и с внутрироссийскими.
Во всем мире качество жизни перестало ассоциироваться с тем, что ты живешь в трехкомнатной квартире и ездишь на работу на метро. Теперь «хорошо» – это когда ты живешь в своем доме, твои дети гуляют на земле, а ты работаешь удаленно, и ездить на работу тебе вообще не надо. Или если уж ездить, то 2-3 раза в неделю, не на своей машине, а на электричке, сразу в центр города.
Свежий воздух, свежая еда считаются гораздо ценнее, чем возможность забиться, как муравью, в свой маленький отсек. Такое отношение свойственно богатому Западу.
Но есть и российские причины: у нас огромное количество незаселенной территории, где земля стоит очень дешево, особенно в сравнении с Европой. То есть, обустроить себе жизнь в пятидесяти-шестидесяти километрах от Москвы будет гораздо дешевле, чем в столице. Придется, правда, преодолеть некоторые сложности с отсутствием инфраструктуры – образования и врачей.
Но для сравнения в Америке доехать на работу за два часа из городка в городок считается нормальным. А у нас почему-то нормально – только если ты в городе час стоишь в пробке
– Когда вы сами перебирались из Москвы в Переславль, что вами двигало?
– Во-первых, я считаю, что качество жизни человека, живущего в деревне, при прочих равных – выше, чем у жителя города. И, что важно, в деревне человек гораздо более свободен. Да, ему приходится прилагать усилия к тому, что в городе кажется естественным, например, чтоб была горячая и холодная вода. Но вообще жизнь в деревне – это свобода, чистота воздуха и еды. И еще чистота общения.
Человек, живущий за городом, может уделить гораздо больше времени окружающим его людям. Город – это суета, невозможность сосредоточиться: «здрасьте – до свидания», «я тебе позвоню». (А на самом деле не позвоню никогда). Ты пришел к столу, а кто-то из домашних уже убежал, – общаться не получается.
А в деревне – сосед пришел ко мне с небольшим вопросом, мы проговорили два часа, и было это в четыре часа дня. Как в Москве такое было бы возможно?
В деревне – другое ощущение ответственности перед собственной семьей, собственным жилищем, отсутствие внешних раздражителей.
Беглецы из городов: петрушка как смысл жизни
– Сколько людей уезжают из Москвы, чтобы целенаправленно заниматься сельским хозяйством?
– Если бы я судил только по своему окружению, мне бы казалось, что их много. По крайней мере, на телепередачу теперь хватает. Но в контексте огромной страны их мало: было их ноль, а появилось, допустим, новых десять тысяч. Что такое десять тысяч в масштабе России?
– А сельским хозяйством новые жители, которые только что переехали, занимаются как-то иначе, чем обычные деревенские обитатели?
– Конечно! Поначалу они это делают не столь умело. Другой вопрос, насколько продуктивно то, к чему местный человек привык с детства? То есть, у приехавшего есть недостатки, потому что он все делает медленно. Но зато он много об этом думает и, скорее всего, найдет способ добиться того же результата с меньшими трудозатратами.
– Зачем человек с высшим образованием едет в деревню выращивать птицу?
– Я сегодня разговаривал с одним таким. У него две тысячи уток, полторы тысячи цесарок, пятьдесят быков Герефордов. Угощал меня самогоном на меду. Еще недавно этот человек жил в Москве, был финансистом.
Думаю, больше всего людей едет в деревню, чтобы обрести смысл жизни. Потому что город способствует тому, чтобы этот смысл потерять.
В городе человек занимается, например, финансовым сектором, и рано или поздно задает себе вопрос: «Можно увидеть результат моего труда?»
У человека, о котором мы говорим, теперь есть и птичники, и пиво, и абсент тройного перегона на какой-то особой полыни, который он сделал сам. А что бы он мог показать, когда занимался финансами? «Посмотрите, как я изящно перевел одну валюту в другую?»
Мы все движемся в какую-то виртуальную реальность. И возникает тяга к чему-то настоящему, что я сделал своими руками: «Здравствуй, сосед! Давай я тебе пива налью, сам сварил».
Российское традиционное крестьянство: живы
– А насколько это произведенное своими руками значительно по объему. Фермеры страну прокормят, или только на соседа хватит?
– Тот тип производителя, о котором мы сейчас говорим, – очень особенный. Понятно, что сейчас он всю страну не прокормит, пока усилий таких людей не хватит.
Но на самом деле, например, в Тамбовской области до восьмидесяти процентов продукции в овощеводстве выращивается подсобными хозяйствами. Это не обязательно люди, которые переехали из города или фермеры. Это просто местные крестьяне. А большие хозяйства там занимаются пшеницей или животноводством – тем, что рентабельно, прибыльно. И даже в советское время, когда кругом были одни колхозы, крестьяне умудрялись производить на своих крохотных участках очень многое.
– А сейчас обычное, традиционное крестьянство у нас живо?
– Да. И это огромный парадокс двадцатого века. Весь двадцатый век у нас пытались извести крестьян, и, тем не менее, 29% российского населения до сих пор живет на селе. По сравнению с Европой и Штатами, это очень много.
Понятно, что среди сельских жителей много людей пожилых или немощных, но, тем не менее. Очень мало крестьян в в тех местностях, которые находятся между Питером и Москвой – Смоленской области или Тверской, – потому что большие города «высасывают» население. Но если заехать в какой-нибудь Забайкальский край, крестьян будет много. И мало кто из них хочет переехать в Москву.
– Климат позволяет развивать там сельское хозяйство?
– А почему нет? Там вполне реально вести молочное животноводство, а на Алтае – просто прекрасно.
Кстати, на Алтае традиции сельского хозяйства не вымерли. Удаленность этого места сыграла ему на пользу – там прекрасный климат, прекрасные почвы. Поэтому люди, которых туда занесло, очень быстро поняли, что при минимальном воздействии на землю могут иметь ощутимый результат, зарабатывать какие-то деньги.
Основная помеха сельскому хозяйству – людская философия
– Но ведь там нет инфраструктуры.
– Это зависит от требований, которые предъявляет человек. Например, «мне нужны магазины». А зачем нужен магазин, если я и мои соседи все производим?
Кстати, до сих пор философия крестьянина, даже в средней полосе: «Тратить деньги на продукты в магазине – это как? У меня все свое!» Но обычно еще рассуждают так: «Я ничего в магазине не покупаю. И ничего там не продаю».
Мои друзья ездили по Алтайскому краю и хотели купить какой-то местной еды. Семьсот километров от Барнаула, вокруг ходят козы, куры, сельское хозяйство процветает. Заходишь в магазин – местного ничего нет. Спрашиваешь местных: «Яйца есть?» – «На продажу нет». – «А почему?» – «А зачем?»
А потом едешь еще 50 километров и видишь табличку «Молоко». И к дому, на котором она висит, каждые двадцать минут подъезжают покупатели. То есть хозяева просто повесили на столбе табличку, и этого оказалось достаточно, чтобы поднять их благосостояние.
На самом деле поведение людей очень стереотипно: им кажется, что принято жить вот так. И потом появляется кто-то, кто делает то, что не принято. Сначала его ненавидят, потом ему завидуют, а потом соседи начинают поступать так же, как он. Попробовали – смотришь, уже вся деревня молоком торгует.
И это везде так. В Карелии у меня есть дом, мы на лодке плаваем за молоком. У тех, кто его продает, – самый богатый дом в деревне и джип; у соседей – нет ничего. А на самом деле у хозяев джипа просто есть две коровы, и еще они ловят рыбу на продажу.
– Такая инерция мышления в целом нам свойственна?
– Конечно. Причем я думал, это какая-то особенность современного мышления, а потом прочел «Один день Ивана Денисовича». Там жена пишет главному герою: «Жду-не дождусь, когда ты вернешься, будешь делать гобелены. У нас один привез с войны трафарет, теперь все рисуют по нему картины, приезжай, тебя научат».
Териберка: о местных, земствах и эффективном выборе
– А в Териберке с таким мышлением довелось столкнуться?
– Конечно. Мы, люди, все такие – привыкли жить, как «повелось». Начинаешь разбираться, когда именно «повелось», и выясняется, что какому-то обычаю – всего-то лет двадцать. А люди выцепляют какую-то привычную ситуацию – и выдают ее за традицию, за «так жили наши предки».
«Хотим, чтобы был колхоз и рыбзавод» – а так было только в семидесятые годы, до этого жили без них, и как-то выживали. Или «я – местная, когда мне было семнадцать лет, я приехала из Мордовии». А тех, кто год назад приехал из Мурманска, когда станут «местными» – через двадцать лет, через год?
Но я не хочу, чтоб это звучало как какое-то страшное обвинение – такая инерция мышления – просто часть человеческой психологии, социальной сущности.
– Проект в Териберке развивается так, как вы изначально планировали, или было что-то неожиданное?
– Поначалу у меня было романтическое представление, что локомотивом перемен должны быть местные жители. И мы ездили с ними встречаться. А эти встречи проходили так – все собирались и кричали: «Почему в бане нет электричества? Или: «Почему пенсия маленькая?» – как будто мы можем этот вопрос решить.
А потом я понял, что местные жители не в состоянии сами сформулировать свои интересы. И еще – «местные» – это не только те, кто тут живет, но и те, кто будет жить. Любая местность живет, когда в нее есть приток населения. То есть, нужно защищать интересы не только тех, кто тут живет, но и тех, кто сюда хочет переехать, потому что здесь стало хорошо. А дальше надо понять, какие варианты развития предложить людям на выбор.
То есть, вопрос нельзя формулировать как: «Скажите, чего вы хотите», – потому что ответ будет: «Хотим, чтобы было, как в 1978 году». А если спросишь: «Что важнее – поставить скамейку, детскую площадку или открыть парикмахерскую?» – у людей возникает ощущение: «Мы участвовали, эту парикмахерскую выбрали мы!» Хотя они выбирали из трех запрограммированных вариантов.
– А дальше как? Мелкими шагами написать программу развития?
– Мелкими шагами, да. Открылась парикмахерская – люди посмотрели: она работает и обеспечивает деньгами своего создателя. Потом кому-нибудь в голову придет, что не хватает шиномонтажа или заправки. И он не будет рассуждать об этом, а попытается решить эту проблему сам. И потом такие люди дела объединяются и пытаются расшевелить местную территорию.
За что я люблю систему земств? Земства – это были люди дела, в них не объединялись все, кто жили на этой территории, там были люди, которые что-то делают.
Помещик, производитель и купец, у которых были деньги, объединялись и решали, как развивать территорию, потому что были кровно заинтересованы в ее развитии. «А давайте скинемся и построим здесь дорогу, больницу, школу. Потому что мне нужны работники, а их нужно лечить», – и так далее.
Если спрашивать всех людей, которые живу где-то, никакого решения они не примут – будет хаос. А если появится вот такое «корневое сообщество» людей с деньгами, которые будут развивать территорию, то остальные со временем начнут подражать им в гражданской активности.
Как жить, не надеясь на государство
– Насколько это вписывается в наши реалии? Потому что люди примут решение – а министерство образования скажет, что малокомплектная школа в такой глуши не нужна.
– Сейчас у нас нет земств с каким-то особым законодательным статусом. Если бы он был, все было бы лучше, проще и эффективнее. Но даже и без него сделать что-то возможно. Например, формально перевести детей на домашнее обучение, чтобы они были приписаны к какой-то школе и оставались в поле закона. А на самом деле они будут ходить в хорошую частную школу, которую для них организовали на месте.
С больницами сложнее – надо думать, но выходы тоже есть. Еще с советских времен у хороших врачей была частная клиентура, например. Няни у нас вообще все вне закона, три патента на страну получено, по-моему. Но это не значит, что их нет.
Легитимность помогает, но она не самоцель. Законы вторичны, они могут помочь чему-то развиваться. Но закон не может сделать так, чтобы явление, на которое нет запроса, возникло само по себе.
Как в советское время гнали в колхозы – если бы не было силы, которая заставляла в них вступать, туда бы никто и не вступил. И потом – закон изменяется, в конце концов, приспосабливается к нуждам людей. Если воля людей будет очень сильна – закон изменится, так бывало не раз.
Надо надеяться в первую очередь на себя, а не на президента или государство, и не думать, что кто-то тебе должен.
Очень часто люди попадают в эту ловушку: «Я плачу налоги, поэтому мне должны». Во-первых, если разобраться, человек, как правило, налогов платит очень мало, и получает от государства гораздо больше. А если человек пересмотрит свою жизнь и решит: «Это я должен миру», то все изменится. Чем больше будет таких людей, тем лучше будет жизнь вокруг нас.
Причем надеяться на себя ради себя – это даже не эгоизм, а просто скукота. А когда я что-то делаю, и люди вокруг благодарят меня, говорят: «Так классно!», и присоединяются к моему движению, – в этот момент получаешь моральное удовлетворение.
Это вопрос этический: «Как бы я хотел жить?» – «Так, чтобы люди меня благодарили!» – «Так надо сделать им что-то приятное!» Например, вырыл пруд, соседи собрались и построили рядом детскую площадку. И сказали: «Какой ты молодец, без тебя мы бы ничего тут не организовали». Может быть, это даже более эгоистично, чем жить за высоким забором. За забором ты эгоист, которого все ненавидят, а по-другому – эгоист, в которого все влюбились.
