Православный портал о благотворительности

Главный принцип в разговоре с психиатром: «ничего для нас без нас»

Как получить от визита к психиатру максимальную пользу, и не столкнуться с вредом от изъянов системы психиатрической помощи?

Саша Старость. Фото: Михаил Кончиц

Саша Старость, психопациент, поведенческий аналитик, сертифицированный специалист по ПЕКС-коммуникации, медицинский переводчик:

«Что я, псих, что ли?»

– Многие из нас не любят ходить по любым врачам, а уж визит к психиатру воспринимается как нечто запредельное. Почему? Что людей останавливает? Ведь иногда без помощи не обойтись.

– Во-первых, люди мало представляют себе, что такое психиатрические расстройства. Большинство считают расстройствами только самые тяжёлые состояния или те «картинки», которые они видят в кино и сериалах, о чем читают в книгах. На самом деле 80% того, что мы видим в кино для массового зрителя, – это оооочень приблизительная вариация на тему психиатрии,

ориентироваться на то, как выглядят пациенты с психическими диагнозами в искусстве, нельзя.

Второе. У психиатрии в России плохая репутация. В прессу у нас регулярно попадают истории про то, как кого-то насильно и жестко, с нарушением прав, «увезли в психушку». Поскольку многие из них – правдивы, я не думаю, что о психиатрии надо писать как-то иначе. Но эти публикации вряд ли заставят читателя с радостной надеждой отправиться в психоневрологический диспансер.

Можно ли быть счастливым в браке, где один из супругов психически болен

Кроме того, наши люди очень не любят общаться с репрессивными органами. А в истории нашей страны есть недавний документированный опыт того, как психиатрия использовалась для борьбы с неугодными. Миф «пошёл в ПНД, а попал в КГБ» жив.

Поэтому люди с большей охотой обращаются к частным психиатрам или в обычные (соматические) больницы. Но на самом деле вероятность того, что вас скрутят и куда-то увезут оттого, что вы утром проснулись и решили, что вам уже год как-то тяжко жить, и надо, наконец, сходить к врачу – практически нулевая.

Есть и люди, презрительно относящиеся ко всему с приставкой «психо-». Многие из них не могут отличить психолога от психотерапевта, но при этом дико боятся даже самой идеи обращения к специалисту: «Что я – псих, что ли?» Люди не понимают, что от психолога до психиатра – огромный путь, который, возможно, ими никогда не будет пройден.

Ещё важно понимать, что лечение психического заболевания – это длительная история. Часто, услышав предписание врача: «Приходите через неделю», – пациенты разворачиваются и больше не приходят, я и сама когда-то так делала. Но если вам, например, прооперировали палец, вы же будете ходить на все перевязки, пока вам не снимут дренаж, и рана не заживёт.

Так и с психическим диагнозом – его невозможно грамотно поставить за один раз, он может уточняться, тем более, многие психические болезни имеют общие симптомы.

Пациент имеет право на любые вопросы

Стена с информационным стендом в клинике
Фото: РИА Новости

– Что нужно сделать, чтобы получить от визита к психиатру максимально возможную пользу, и не столкнуться с вредом от недостатков нашей системы психиатрической помощи?

– Главное, что вы должны понимать – вы имеете право задавать очень много вопросов: что со мной, почему вы назначили это, как влияют эти таблетки?

Часто у человека есть страх «не понравиться врачу», спросить лишнего. Сейчас подобные настроения должны заменяться уверенностью, что у вас есть права пациента и возможность самому участвовать в лечении своей болезни.

Со стороны специалистов – для меня признаком небезопасного визита к психиатру было то, что незнакомый врач сразу назначал батарею медикаментов.

Если речь о тяжёлом заболевании типа психоза или другом опасном для человека и окружающих состоянии, его нужно просто уговорить лечь в больницу. Я же говорю о круге диагнозов из области «малой психиатрии» – депрессии, тревожно-панических расстройствах.

Дело в том, что многие применяемые в психиатрии препараты имеют очень тяжёлые побочные явления. Они влияют на гормональный фон, на обмен веществ, на работу сердца; от некоторых таблеток очень худые люди могут за пару месяцев набрать килограммов двадцать. Поэтому, если таблетки можно применять не постоянно, а ситуативно, или вместо части таблеток использовать психотерапию, это надо делать.

Кстати, с большим подозрением нужно относиться к врачу, который, назначив таблетки, не предложит вам прийти через неделю для коррекции схемы лечения.

Таблетки не подбирают сразу, и они не должны ухудшать состояние.

Если вы всё время спите, у вас упадок сил, или голова, как будто вы пьяны, и это продолжается больше полутора недель, за которые идёт приспособление организма к препарату, таблетки надо менять.

Таблетки, которые хорошо работают и при этом сочетаются с вашим обменом веществ, должны вернуть вас в состояние нормы, а не отупления, но такой препарат редко удаётся подобрать сразу.

Работа психиатра состоит именно в том, чтобы слушать ваши жалобы и подбирать вам схему лечения.

Ещё один неприятный момент, заставляющий усомниться в квалификации специалиста, – навязывание диагноза.

То есть, если вы чувствуете, что врач начинает очень настойчиво предлагать вам симптомы (а вы их не испытываете), – это нехорошо. Поэтому перед походом к врачу я бы советовала почитать про то, какие вообще бывают болезни и состояния. Не для того, чтобы заниматься самодиагностикой – этого делать нельзя, а для того, чтобы на приёме понять, что вам пытаются приписать.

Часто, например, вам пытаются приписать состояние тяжелее вашего. Этим, по наблюдениям моим и знакомых, как раз страдают врачи ПНД.

Думаю, это отчасти продиктовано желанием обезопасить себя. Потому что, если, например, врач поставил человеку лёгкую степень депрессии, а тот пошёл и покончил с собой, врач рискует лишиться лицензии. А если пациент совершил что-то противоправное, – даже сесть в тюрьму.

Как разговаривать с психиатром

Ритмическая фотостимуляция для исследования мозга в лаборатории Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии (ГНЦССП) имени В.П. Сербского. Фото: РИА Новости

Одна из проблем российских пациентов в том, что они воспринимают медицинские учреждения авторитарно. Но времена меняются и с врачом надо учиться коммуницировать. Да, у него больше опыта диагностики, но только вы знаете, что именно чувствуете, как выглядят ваши симптомы.

Врач при записи может преувеличивать их, либо преуменьшать, и этот рассказ вы должны корректировать.

Запомните принцип «Ничего для нас без нас».

Можно, например, спросить: «А почему вы назначили так много препаратов?» И врач ответит: «Потому что вам сейчас плохо». Или: «У вас сейчас обострение, вам нужно месяц попить много таблеток, а потом мы будем их потихоньку убирать».

Важно спросить: «А что это за диагноз, что это значит? Почему вы даёте мне такие рекомендации?» Интересно, что многие больные не спрашивают свой диагноз, а врачи в ПНД его почему-то не говорят.Но диагноз от больного врачи скрывать не должны. Это незаконно.

С врачом можно и поспорить и спросить: «На каком основании вы ставите мне это? Я читала про болезни, мне кажется, что у меня нет таких симптомов, а есть другие».

Что значит – «прийти вовремя»

В Геронтопсихиатрическом центре милосердия Департамента труда и социальной защиты населения Москвы. Фото: Александр Рюмин/ТАСС

– Что делать человеку, чтобы не оказаться в состоянии, когда он заболевает, но не может понять, что с ним, и в итоге знакомится с системой психопомощи уже в формате недобровольной госпитализации?

– Мы худо-бедно усвоили, что на рак нужно регулярно проверяться. Примерно то же нужно делать и с психиатрией.

Человеку важно учиться саморефлексировать – периодически думать о своих чувствах, мыслях, состоянии, о том, как он воспринимает мир и почему. Ведь человек ответственен за свое состояние, в том числе и психическое, он может подумать о профилактике, может что-то почитать про психиатрию: тогда он заметит резкий упадок сил и изменение эмоций, сообразит, что это не похоже на приступы грусти, которые были у него раньше.

Потому что обычный приступ грусти не может длится месяц. Человек заметит, что ему сложнее взаимодействовать с людьми или страшно в метро (панические атаки).

Но, чтобы так произошло,

медиапространство должно быть насыщено не только страшными или благостными историями «из жизни психов», но и просветительской информацией: какие симптомы бывают у психических заболеваний, чем психолог отличается от психиатра и так далее.

В конце концов, люди привыкнут к этой информации и перестанут бояться. Может быть, в диспансеры поварит толпа здоровых, которым туда не надо, но это нестрашно – отличить больного от паникёра врачи в состоянии, и здоровых отправят обратно.

На мой взгляд, если у вас есть подозрения, лучше лишний раз сходить к врачу. Можете начать с психотерапевта, грамотный психотерапевт способен понять, болезнь это или жизненная проблема.

Ещё неплохо бы регулярно проверяться у невролога, потому что многие неврологические состояния можно принять за психиатрические симптомы.

Например, галлюцинации может давать и психиатрия, и неврология. «Мир вокруг как будто размытый» – может быть дереализацией и симптомом очень низкого давления. Кардионевроз очень похож на реальное сердечное расстройство и выставлять этот диагноз, не проверив сердце, нельзя.

Ребенок у психиатра: подводные камни не там, где все думают

К счастью, сейчас многие психиатры стали работать в связке с неврологами, но вообще изолированность – беда нашей системы психопомощи, врач во многом опирается на рассказы больного и может спутать реальное состояние пациента с тем, что ему кажется.

– Найдите аргумент для человека, у которого есть проблемы, но он ищет оправдания, чтобы не идти к психиатру.

– От единичного визита к врачу с вами ничего не случится. Никто не заставит вас пить таблетки, остаться в больнице. Вы всегда можете просто сходить к врачу. Если вас беспокоит очередь в ПНД, сходите к частному.

Вы всегда можете перестать взаимодействовать с системой, как только захотите.

Вы можете купить таблетки и не пить. Выпить их два раза и перестать. Будет от этого, скорее всего, только хуже, но такова ваша воля, вы – хозяин ситуации.

Можете заранее представить себе самое страшное, чего вы опасаетесь от визита к психиатру. О том, что человека, у которого сохранна критика к своему состоянию, вряд ли сразу положат в больницу, мы уже говорили. Узнать о вашем обращении к врачу никто не сможет – это личная информация, она охраняется законом и выдаётся только самому пациенту. Боитесь встретить знакомых в очереди ПНД – идите к частному врачу, от него не узнает никто и никогда.

Психиатрического учёта в его советском понимании у нас нет с 80-х годов XX века. Постоянные отчёты, для которых нужно регулярно появляться в больнице, сейчас бывают либо в очень тяжёлых случаях после принудительной госпитализации, либо по решению суда, если вы совершили что-то противоправное. 

Создавайте систему безопасности

Фото: Александр Рюмин/ТАСС

– Если заболевание подтвердилось, имеет ли смысл рассказать о вашей ситуации близким и друзьям, чтобы избежать ситуации, когда у вас обострение, но вы этого не понимаете и можете навредить себе?

– Обязательно. Недавно мою подругу увезли в больницу в порядке недобровольной госпитализации. Поскольку в этих случаях отбирают телефон, с человеком невозможно связаться, он просто «пропадает».

Подобные ситуации возможны и при деменции, и при обострении шизофрении. Странность нашей системы в том, что родственникам в этом случае позвонят, только если человек несовершеннолетний или у него официально оформлена недееспособность. Взрослого и дееспособного есть риск просто не найти до самой выписки.

Если у человека в анамнезе есть психозы или другие тяжёлые состояния, в курсе этого должны быть один или несколько человек из его окружения. Вообще в такой ситуации должна быть разработана целая система безопасности.

Например, тем, у кого есть тяжёлые состояния, но сохранна критика, я очень не рекомендую вызывать скорую психиатрическую помощь на себя домой.

Лучше идти в ПНД ногами и вызывать «Скорую» туда. Увы, даже если человек сами позвонил врачам, есть риск, что его повезут в больницу недобровольно, относится будут грубо, нарушая его права.

Функции помощника в этом случае могут быть разными. Если с человеком что-то не то, и он это понимает, помощник может приехать, связаться с врачом, довезти до него и обратно домой, по ходу проконтролировав, что его друг выпил назначенные таблетки.

Если человеку плохо и он это уже слабо контролирует, помощник вызывает  психиатрическую скорую домой, оформляется недобровольная госпитализация, но при этом помощник следит, чтобы с его другом обращались по-людски, узнаёт, куда именно его повезли, а потом регулярно звонит его врачу и ходит больного навещать.

Постарайтесь заранее узнать хорошие больницы и госпитализироваться только туда. Для того, чтобы иметь информацию о больницах, нужно быть в хорошем контакте с врачами, иногда просто с лечащим врачом из диспансера.

Например, в НЦПЗ или Алексеевской условия гораздо лучше, чем в больнице при районном ПНД – там более современные лекарства и лучше условия содержания. К сожалению, у людей из регионов выбора часто нет.

Кроме того, бывают случаи, когда госпитализация не нужна, человеку нужно просто снять острое состояние. Например, у него сильный приступ тревоги или фобии, и он боится выйти на улицу, или истерика, которая продолжается несколько часов. Подобные состояния очень неполезны для мозга, их надо снимать, но больной не опасен для себя и других.

В такой ситуации в Москве сейчас можно вызвать неотложную психиатрическую помощь; бригада сделает укол или капельницу. Про такой вид помощи нужно знать и, набрав 103, попросить перевести вас на диспетчера психиатрической неотложки или подробно описать симптомы.

Как примирить психиатра и пациента: мнение врача

Виктор Лебедев, врач-психиатр (Петрозаводск). Фото: Facebook

Виктор Лебедев, врач-психиатр (Петрозаводск)

– По вашему опыту, пациенты у нас не любят только государственную психиатрию или частную тоже?

– К государственной больше претензий. К частнику люди пойдут скорее, потому что уверены, что информация от него никуда не попадёт. Но и частному психиатру (это я точно могу сказать, поскольку работаю и в частной медицине, и в государственной) пациенты могут закатить истерику, если он, например, завёл им карту.

Люди настолько опасаются, что информация о визите к психиатру куда-то «утечёт», что начинаются нереальные требования: «Вы меня, доктор, осмотрите, таблетки пропишите, но никуда это не записывайте».

Приходится объяснять, что без записи в карте нет осмотра и лечения. Многие пациенты не представляют, что к врачу придётся возвращаться, лечение продолжать или корректировать.

Опять приходится объяснять, что карта делается для меня, чтоб я сам через месяц помнил, что вообще назначил пациенту. Что иногда грамотная запись в карте может быть очень даже в его в интересах.

Например, пациент набрал кредитов, этого не помнит, но перед походом в банк был у врача, зафиксировавшего у него обострение. При грамотно оформленной карте можно попытаться расторгнуть сделку через суд.

– Все ли, кто к вам приходит лечиться, делают это вовремя?

– Бывает по-разному. Некоторые приходят и жалуются: «У меня уже год такое состояние». Обычно у таких пациентов накануне визита к доктору происходит какое-то критическое событие, которое всё-таки заставляет их пойти к врачу.

Но всё чаще люди стали приходить раньше, не доходя до края, в состоянии вполне продуктивном, которое, начав лечить, можно изменить довольно быстро.

Люди стали больше обращать на себя  внимание. За своим состоянием внимательнее следят молодые, но они потянули на приём и своих родителей, и бабушек-дедушек.

В итоге у нас образовалась прослойка пациентов, которые сами занимаются популяризацией психиатрии. Такие пациенты читают про диагнозы, рассказывают соседям: «Я сходил, мне стало лучше, и ты тоже сходи».

И они же обращаются к психиатру не тогда, когда голоса с Марса звучат уже третью неделю, или их вынули из петли, а когда появились первые признаки неблагополучия.

«У врача есть опыт лечения, но у пациента есть опыт болезни»

Психолог Московского центра реабилитации жертв сексуальной агрессии во время работы с пациентом. Фото: Анатолий Семехин/Фотохроника ТАСС

– Есть ли люди, которые прячут симптомы?

– Всё зависит от диагноза. При бредовых расстройствах человек может рассказать не всё. С одной стороны, у него ещё нет доверия к специалисту. С другой, иногда он не может понять, что вокруг него правда, а что – проявления болезни. И тут нам нужны свидетельства родственников.

На первом приёме рассказывается многое. Но некоторыми травматическими событиями – вроде сексуального насилия – нелегко делиться с незнакомым врачом, человек может рассказать об позже.

На первом приёме я специально говорю пациентам: «Вы можете чего-то недосказать – ничего страшного, возможно, расскажете позже».

Очень часто люди прячут суицидальные идеи и попытки – потому что знают, что угроза суицида – жёсткое показание к госпитализации. Иногда пациент признаётся в том, что такие мысли были, только через несколько недель, когда ему становится лучше. Я в таких случаях благодарю людей за честность – потому что про суицидальные мысли, самоповреждения рассказать непросто.

В отношениях врача и пациента много личного – пациенты переносят на врача модель отношения с родителями. Например, если у них в голове сидит мысль: «Папа этого не примет», – они не расскажут о том же и врачу. Отсюда легенда о «старых психиатрах, которые этого не поймут». С молодыми врачами молодым пациентам общаться немного легче.

– В какой момент пациент, не доверявший врачу, начинает доверять?

– Специальных волшебных слов не существует. Ты просто создаёшь атмосферу доверия. Иногда человека подкупает сам факт, что он может посидеть с врачом, рассказать что-то очень личное, а врач спокойно, внимательно его слушает и не «ужасается».

Иногда можно сказать: «В вашей ситуации люди обычно переживают вот такие чувства и думают вот об этом». Хотя одни люди это воспринимают как угрозу: «Человек видит меня в первый раз в жизни, и – уже насквозь?» Другие пациенты, наоборот, радуются, что их понимают, и раскрываются.

Есть сложный момент со стыдом: во время обострения человек может совершать поступки социально неприемлемые – драться, раздеваться, ругаться. И врачу на приёме нельзя стыдить его за это, воспитывать, морализировать, иначе с человеком просто потеряется контакт, человек себя «такого» будет прятать.

Но главное – слушать и давать выговориться. Да, здравоохранение существует в рамках вечного цейтнота. Но важно на первичном приёме позволить человеку выговориться. Поверьте, так он расскажет вам гораздо больше, чем отвечая на наводящие вопросы раз в тридцать секунд. Иногда мне очень хочется перебить пациента, и я торможу себя усилием воли.

Иногда очень полезно спросить человека, как он сам видит своё состояние.

То есть, обратиться не к пациентскому его опыту, а к житейскому: то, что происходит с ним, с его точки зрения, это болезнь или не болезнь, норма или не норма?

Третий способ, как ни странно, – обсудить с пациентом способы лечения. Потому что иначе получается «доктор прописал таблетки, ну, раз он такой умный, пусть он сам их и пьёт».

В идеале мы должны предложить человеку варианты лечения, рассказать обо всех побочных эффектах. Чтобы пациент пришёл к врачу не как к гуру в белом халате, но мог поговорить с ним на равных.

Да, у доктора есть опыт лечения, но у пациента есть опыт болезни. Патерналистская модель отношений, которая была между врачом и пациентом раньше, теперь не всем пациентам нравится.

Некоторым директивность со стороны специалиста очень комфортна, и врач должен идти «от пациента».

Если больной говорит «доктор, решайте сами», – ты решаешь. Если человек хочет обсудить своё состояние, ты подробно обсуждаешь. Кому-то очень важно знать свой диагноз, обговорить подробности лечения, предложить свои варианты.

Такой человек приносит на приём книжки и говорит: «А мне кажется, у меня биполярное аффективное расстройство. И ты сидишь и объясняешь, почему это не так».

Другому диагноз не важен, а важно собраться в кучу и преодолеть болезнь.

Можно ли уговорить на добровольную госпитализацию человека с топором

Пациент палаты для склонных к агрессии в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии (ГНЦССП) имени В.П. Сербского . Фото: РИА Новости

– Какой у нас временной норматив приёма в ПНД? Хватает ли времени на такие беседы?

– Полчаса. Но если случай тяжёлый, особенно госпитализация, я могу разговаривать с больным и час, и полтора. Просто выхожу в коридор и прошу пациентов в очереди перейти к другим врачам.

– Как уговорить больного госпитализироваться?

– Во-первых, надо понимать, что есть случаи, которые требуют госпитализации стопроцентно. Если ты больного в этой ситуации не госпитализируешь, он навредит себе или окружающим, и именно врач, недооценивший ситуацию, будет отвечать за это.

Поводы к обязательной госпитализации: угроза суицида, опасность для окружающих (когда человек, например, в бреду бегает за соседями с топором, потому что они инопланетяне), когда человек беспомощен или его здоровью будет нанесён вред, если его оставить без помощи (бабушка в беспамятстве зимой выходит на улицу в халате и тапочках; или дома включает газ, но не подносит спичку).

Но даже если у пациента есть показания к недобровольной госпитализации, всё-таки, по возможности, лучше попытаться уговорить его на добровольную. Не хватать человека за грудки, не говорить: «Ты – самоубийца, и место тебе в дурдоме», а спокойно, мягко подвести к мысли, что сейчас ему нужна помощь: «Вы страдаете, вам помогут, вам будет легче».

– Недобровольная госпитализация – это сценарий, которого больные очень боятся. К сожалению, во время неё бригада может обращаться с пациентом грубо. Может ли вызов «Скорой психиатрической помощи» на ПНД (а не к пациенту домой) предотвратить случаи, когда пациент вызвал санитаров сам, а те решили, что быстрее и проще не уговаривать его, а быстренько скрутить силой?

– Здесь всё зависит от поведения пациента. Если это пациент, бегающий с топором за соседями, или на приеме сказавший врачу, что он поедет в больницу, а потом разгромивший ему кабинет, – извините, в больницу такой пациент поедет уже недобровольно. Да, внешне это выглядит как насилие, но тут уж ничего не поделаешь.

У врача в ПНД, если пациент не «буйный», есть время поговорить и не превращать ситуацию в вязки, крики, волочение по коридору. Я понимаю пациентов, для которых такая госпитализация – сильный стресс, она вызывает страх перед больницей. Для врача, родственников, окружающих такие «вязки» – тоже ножом по сердцу.

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version