Сайт Милосердие.ru начал публиковать отчеты «клуба девочководов» – волонтеров и сотрудников подкомиссии по работе с освобождающимися из мест лишения свободы, занятых в проекте социального сопровождения «выпускниц» Новооскольской ВК. Публикации вызвали отклик у посетителей. «Очень жалко девочек! Как им помочь? Имею ввиду не только прогулки, но и дальше, дома?» – написала нам Елена.
Этому вопросу было посвящено наше интервью с социальным работником Центра содействия реформе уголовного правосудия Ольгой Маркович, очень эффективно работавшей с теми же девчонками. Интервью мы взяли летом, но потом Ольга уволилась из «Содействия» и материал не пошел. Теперь, по согласованию со всеми сторонами, мы публикуем его. По нашему убеждению, он ценен еще и тем, что описанный Ольгой механизм может быть успешно применен не только к Новооскольской колонии, но, при известном тщании, к любому пенитенциарному (да и не только! Со схожими проблемами нередко сталкиваются и одинокие инвалиды, старики, бездомные и др.) объекту вашего региона.
– Оля, расскажи, пожалуйста, в чем суть твоей работы в центре «Содействие»?
– Я занимаюсь проблемой социальной реабилитации девочек-воспитанниц Новоосколькой ВК.
– Многие православные приходы и отдельные активисты хотели бы принять участие в судьбе заключенных, но не знают, с чего начать и как расставить приоритеты. Расскажи, как построена твоя работа?
– Для начала мне надо выявить социальные проблемы девочек. Какими путями? Первое – это переписка с самими девочками, второе – общение с социальным работником колонии. Какие-то проблемы выясняются при посещении колонии, когда мы беседуем с девочками и проводим анкетирование. Следующий шаг – это проверка информации, особенно – информации, полученной от девочек, потому что они склонны и фантазировать, и преувеличивать, что вполне объяснимо, т.к. практически все эти дети – из социально неблагополучных семей, связь с домом у них порой прерывается на месяцы, кто-то за весь срок не получает ни одного письма из дома. Так что тут надо все сто раз перепроверить. Каким образом можно понять, что проблема реальна? Во-первых, можно поговорить с сотрудником социальной службы. Во-вторых, связаться с теми государственными органами, которые находятся по месту жительства девочек – то есть послать туда запросы. И делать это иногда нужно даже не смотря на то, что в колонии уже имеются какие-то ответы. Потому что семьи настолько социально неблагополучные, настолько запущенные, что концы какой-то проблемы найти иногда просто невозможно. Часто приходится заново выяснять, где человек был зарегистрирован, где проживал фактически, где родился и т.п. Потому что ни сами девочки, ни их родственники иной раз толком не могут вспомнить адресов, а документы отсутствуют. Приходится с конца разматывать клубок их прописок-регистраций (выяснять, как долго здесь живет, откуда приехала и т.д…)
После того, как мы поняли, что нужно сделать и какие есть для этого основания, и начинается, собственно говоря, решение этой проблемы. И мы начинаем звонить по всем возможным телефонам. Государственных органов, которые тем или иным боком могут быть привлечены к решению возникающих проблем – много. Здесь главная задача – найти чиновника, который захотел бы этим заниматься и заниматься бы этим стал. Это не всегда просто; не секрет, как относятся в нашем обществе к заключенным. К сожалению, когда звонишь и просишь, например, помочь оформить пенсию для девочки или выделить ей комнату какую-нибудь в общежитии, очень часто отвечают, что вот у меня тут полно сирот, а вы вот со своими уголовницами. Никаких особенных механизмов у нас нет, вся надежда на то, что кто-то по-человечески отнесется к проблеме подростка (потому что это, все-таки, подростки, даже если выходят они из колонии 20-летними. Уровень образования, навыков самостоятельной жизни и т.п. «тянет» только на подростковый) и, устав от моих постоянных «надоеданий» решит, что «можно попробовать» помочь. Тогда все становится гораздо проще. Он посоветует к кому обратиться, мы отправляем факсы – как правило, на имя главы местного образования, местной администрации, на имя начальника отдела этого чиновника. После этого ждем неделю-другую и начинаем звонить и наводить справки о том, как дело движется. Здесь надо иметь в виду, что документы имеют свойство теряться, проблемы забываются. Из одного кабинета в другой бумаги могут путешествовать от двух недель до двух месяцев. Поэтому звонить приходится часто, практически через день, напоминать ситуацию и узнавать, как видится «там» решение вопроса, в чем мы можем помочь. Ну, опять же, очень часто чиновники отвечают, что да-да, мы все делаем, все будет хорошо, у нас такие-то и такие-то варианты решения проблемы, мы просто выбираем лучший. А когда приходит уже время окончательного ответа, они говорят, вы знаете, тут вопрос согласования, и пока ничего не решилось, то есть в итоге они не готовы на этот вопрос ответить.
К тому моменту, когда девушка освободилась, я, как правило, готовлю бумагу, с которой она едет домой. В бумаге – к кому подойти, когда подойти, в какое время, адрес, телефоны, как кто работает. Очень часто, правда, то, что в телефонных переговорах и на бумаге выглядело, например, комнатой в общежитии, в реальности может оказаться каким-то промежуточным пунктом между помойкой и комнатами соседей (в этом году у нас именно так было с одной девушкой из Карелии). Но это уже начинается та часть жизни девочки, на которую мы влиять особенно не можем – даже если ей есть, где жить, мы теряем с ней всякую связь – если у нее все хорошо, то писать ей некогда, и если все плохо – то тоже некогда. Она от нас слишком далеко, проверить, как выполняются постановления и решения на деле, мы не можем, поэтому теперь уже остается довольствоваться заверениями в «неусыпной» о девочке заботе, а что происходит в реальности – узнать удается не всегда.
– Ты сказала, что для работы с чиновниками вы не имеете никаких особенных механизмов. Но ведь Центр «Содействие» – одна из старейших и авторитетнейших правозащитных организаций в России, он представлен в различных авторитетных комиссиях; запросы, исходящие от него имеют большой вес. В свою очередь, хотя Церковь в целом также обладает значительным авторитетом, это не всегда распространяется на каждый отдельный приход. Как ты видишь помощь православных на местах?
– На местах помощь может быть оказана огромная и без непосредственных сношений с колонией и самой девочкой.
Во-первых, многое из того, что по телефону-Интернету-факсу узнается месяцами, лично могло бы быть выяснено в течении получаса. Та же история с карельской девочкой, о которой я рассказывала: она приехала с шестьюстами рублями в кармане, без возможности где-то остановиться, без возможности сделать ремонт. Проконтролировать состояние выделенной ей комнаты мы не могли. Когда я звонила в какие-то органы, которые занимались этим вопросом, мне говорили – да-да-да, мы попробуем сделать ремонт, мы, конечно же, поможем, – но дальше слов дело не шло. Вот в этой ситуации, если бы был человек, который в Петрозаводске пришел бы в это общежитие ДО того, как девочка приехала, посмотрел на эту комнату, и оценил ее состояние, это бы очень помогло. Хорошо, нашелся человек (А.Гезалов – ред. ), который взялся ее опекать – помог устроиться на работу (причем, с моей точки зрения, достаточно интересную: она шьет сувениры из кожи. Вряд ли самостоятельно она нашла бы что-то похожее), купил мобильный телефон, по которому регулярно контролировал, ходит ли она на работу, как живет и т.п., помог сделать ремонт. У нас был и другой случай: девочка написала, что пока она была в заключении, ее дом снесли за ветхостью, и она осталась без жилья. И колония бьется, никак ей комнату не может получить, и тетя три года обивает пороги судов, и тоже никак не может получить, девочка – сирота. И у меня ушло, наверное, недели три-четыре на переговоры с ее детским домом, с разными гос. учреждениями, которые могли хоть что-то о ее ситуации знать, и как-то помочь, когда вдруг выяснилось, что мама ее эту квартиру давным-давно продала, и вся работа была напрасна, потому что с юридической точки зрения никакого права на это жилье девочка не имела. За время моих переговоров я успела «выбить» им только единоразовое пособие – около 3000 руб. (Правда, тетя мне сказала, что ради таких денег она не собирается собирать справки и никуда ходить не будет. А мне казалось, что для Брянской области это деньги…). Если бы был человек, который мог бы пойти ознакомиться на месте с какими-то жилищными документами, побывать в жилотделе, это все было бы гораздо проще, быстрее, и пришлось бы тратить время только на те проблемы, которые можно решить из Москвы.
Возможна и более долгосрочная помощь. Может быть, сходить с ней на биржу занятости, помочь ей оформить пособие. У нас была девочка-сирота, и она могла бы оформить сиротское пособие и получать шесть тысяч, а это для глубинки очень хорошие деньги. Но, поскольку после освобождения рядом с ней не оказалось человека, который, как Гезалов, постоянно контролировал бы ее, она не пошла ничего оформлять, не пошла устраиваться на работу, и, в итоге, села второй раз.
Или, например, у нас была ситуация в Пермской области, когда девочке оформляли паспорт (кстати сказать, так и не оформили). Паспортный стол всячески это дело тормозил, хотя видимых причин для того, чтобы паспорт не оформлять, не было. Можно было полдня потратить на то, чтобы договориться, что вот тогда-то придет эта девочка, и будут сделаны определенные шаги для оформления этого самого паспорта, но когда доходит до дела, ее опять отправляют неизвестно куда, за бумагами, которые она сама выправить не в состоянии, да и не должна, потому что это обязанность паспортного стола. Если бы был человек, обладающий неким статусом или авторитетом, который приходил бы с девочкой в паспортный стол, наверное, паспорт ей все-таки был бы оформлен.
Eще один аспект – это просто быть рядом. Девочки привыкли к контролю, к очень жесткому контролю. В частности, дети из детдомов, которые не имеют вообще никаких навыков самостоятельной жизни; на это накладывается время, проведенное в колонии, в которой тоже все очень регламентировано. Они не научились принимать решения самостоятельно. И вот, подросток оказался на свободе, и справиться ему с этой свободой оказывается очень трудно. Тут просто необходим человек, который бы на первых порах проконтролировал – пришел посмотреть, как живет его подопечный, в каком состоянии его жилье, убирается ли, как одет, какой образ жизни ведет. И состояние жилья, и внешний вид скажут о многом. Если все идет хорошо, наш подопечный устроился на работу или учебу, очень бы хорошо проверить, ходит ли он на эту работу, не прогуливает ли. И еще одна тема – контакты с семьей. Конечно, лучше, чтобы они были и до того, как девочка освободилась, и после. До – для того, чтобы понять, что за ситуация в семье, потому что часто возвращение в семью является также фактором риска – практически у всех моих корреспонденток родители ведут асоциальный образ жизни, мягко говоря «злоупотребляют алкоголем» и, как следствие, дома освободившихся подростков ждут побои, унижения, голод и вечно пьяные приятели родителей. Если удастся попасть к родственникам в то время, пока их ребенок находится в колонии, можно попробовать и наладить их переписку. Многие девочки получают в колонии письма раз в 3-6 месяцев, кто-то – еще реже. Для них отсутствие вестей из дому – источник очень больших волнений. Я беседовала с одной девочкой, которая беспокоилась о маме, т.к. не имела от нее вестей около полугода. Она разломила пополам булавку и проглотила ее – просто от беспокойства! А мама в это время пила и не беспокоилась ни о чем. В моей практике было несколько случаев, когда обескураженные участковые, посетив семью колонистки, говорили, что родители объясняют отсутствие писем тем, что нет бумаги, конвертов и т.п… Так что хорошо бы и договориться, что они напишут письмо, и самому его отправить. Ну, и соответственно, пытаться смотреть, что происходит в семье после того, как девочка освободилась – это тоже было бы большой помощью освободившемуся подростку.
Спрашивал Михаил АГАФОНОВ
Мы будем рады, если какая-либо православная организация или приход предложит свою помощь в деле социального сопровождения девочек «на местах». Проблема, правда, заключается в том, что «места» огромны, девочки редко родом из райцентров, и невозможно поручиться, что предложенная помощь окажется скоро востребована – особенно, если у вашей организации не очень велика география охвата. Именно поэтому мы стараемся работать с Епархиальными учреждениями – ведь православные приходы расположены и в самых глухих уголках нашей страны. Тем не менее, ниже опубликован перечень российских регионов, из которых девочки попадают в Новооскольскую ВК. Если в списке есть ваш регион и вы чувствуете расположение к подобной деятельности, пишите нам о себе и своих возможностях на мейл turma@miloserdie.ru, и мы непременно свяжемся с вами, как только возникнет необходимость.
Итак: респ. Адыгея, Астраханская обл., респ. Башкортостан, Белгородская обл., Брянская обл., Волгоградская обл., Воронежская обл., респ. Дагестан, респ. Калмыкия, Калужская обл., Карачаево-Черкесская республика, респ. Карелия, Коми-Пермяцкий АО, Краснодарский край, Курская обл., Ленинградская обл., Липецкая обл., Мурманская обл., Новгородская обл., Оренбургская обл., Орловская обл., Пензенская обл., Пермская обл., Псковская обл., Ростовская обл., Самарская обл., г. Санкт-Петербург, Саратовская обл., респ. Северная Осетия, Смоленская обл., Ставропольский край, Тамбовская обл., респ. Татарстан, Тверская обл., Тульская обл., Ульяновская обл., Челябинская обл., Чеченская респ.
