Православный портал о благотворительности

Как говорить с детьми о репрессиях, гонениях на Церковь и подвиге новомучеников

Новомученики ХХ века, репрессии, гонения на Церковь – это три разные, хотя и связанные между собой темы, считает православный публицист, писатель Елена Викторовна Тростникова. И разговор о них должен строиться по-разному с детьми разного возраста

Преподобномученица Елизавета Федоровна, святитель Лука Крымский и мученица Татьяна Гримблит - святые, чья биография поражает воображение

В день памяти жертв политических репрессий, который отмечается 30 октября, верующие не могут не вспоминать гонения на Церковь и сонм новомучеников, появившихся в это время.

О новомучениках: проще всего говорить о тех, кого любишь

Есть мнение, что почитание новомучеников у нас в стране не сложилось. Но ведь если ты сам любишь хоть одного святого исповедника или мученика, если он вошел в твою жизнь, если ты молишься ему – вот оно и почитание! А сколько детей, да и взрослых, в последние два-три десятка лет получили при крещении имена в честь новомучеников – Царственных страстотерпцев, преподобномученицы Елизаветы Федоровны, святителя Луки Крымского и других.

Знать, почитать, ценить каждого из двух с лишним тысяч прославленных новых святых никто из нас не может – но разве мы знаем всех древних святых из нашего календаря? Мне кажется, не стоит переживать о том, «сложилось» или «не сложилось» общецерковное почитание, важно лишь то, любишь ли новомучеников ты сам. А цель разговора о них с детьми – передать им эту любовь.

Это совершенно так, как мы рассказываем детям о любимых родных, умерших до их рождения, – прадедушках, прабабушках, тетушках или других людях, согревших своим теплом жизнь семьи, прекрасных и удивительных людях в нашей жизни, которых дети уже не застали. Святые, которых любишь, – это точно такие же люди нашей жизни, о которых хочется рассказывать так, что глаза горят, а то и слезы выступают. Есть этот огонь – любовь передается, а нет – то и рассказывать не о чем.

Причем такие рассказы в точности, как и о родственниках, могут возникать в чисто бытовой обстановке и становиться даже семейными «мемами». У нас с дочкой в такой мем превратился эпизод из биографии преподобномученицы Елизаветы Федоровны. Однажды девочек в приюте готовили к визиту Елизаветы Федоровны и учили: «Как войдет – сразу целуйте ручки!» И когда высокая гостья вошла, все малышки разом протянули руки к ней и закричали: «Целуйте ручки!», и Великая княгиня с улыбкой всем им ручки перецеловала. Это и забавно, и трогательно, и так ярко отражает личность святой! Вот у нас порой и вырывалось в разных ситуациях это «целуйте ручки!»

Многие новомученики были великими личностями, даже краткий пунктирный рассказ о них поражает воображение «чисто сюжетно».

Например, как святителя Луку Крымского привезли в ссылку по льду Енисея, 200 километров за Полярным кругом. В избе, где он жил, круглый год лежал сугроб, а вместо вторых рам были снаружи приморожены плоские льдины. В этом гиблом месте он крестил двух детей: «Кроме трех изб было два человеческих жилья, одно из которых я принял за стог сена, а другое – за кучу навоза. Вот в этом последнем мне и пришлось крестить… Купелью служила деревянная кадка, а все время совершения таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели». После этой ссылки были и другие, а с началом войны святитель Лука был назначен главным хирургом эвакогоспиталя в Красноярске, потом – консультантом всех красноярских госпиталей. Скольких людей он спас! Все это – с юношеского выбора медицины для служения людям и до последних лет, когда он стал архиепископом Крымским и уже практически ослепший служил Литургию, – представляет собой героическое сказание. Начнешь рассказывать – не остановишься, да и дети не дадут остановиться.

Не смогла бы обойти мученицу Татьяну Гримблит – смиренную и несгибаемую, посвятившую себя служению ссыльным и заключенным. Удивительные слова писали ей епископы и священники, которых она, простая мирянка, поддерживала и спасала своими посылками и весточками. Из лагеря ей пишет епископ Иоанн (Пашин):

«Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас – Божий дар. Вы – по милости Божией – поняли, что высшее счастье здесь – это любить людей и помогать им. И Вы, слабенькая, бедненькая, с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных».

Архиепископ Аверкий (Кедров) пишет: «Получил Ваше письмо, прекрасное письмо, такое духоносное и одухотворенное. Спаси вас Господи. Трогательно и утешительно было читать и перечитывать его… Как будто родная весточка из золотого века церковной письменности».

Она не раз повторяла, что нательный крест с нее снимут только вместе с головой, подруге оставила прощальную записку: «За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне: опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу». А еще она писала стихи – неловкие с формальной стороны, но от их искренности мурашки бегут по коже:

Мой венец – насмешки, злоба.

Пусть смеются надо мной!

Буду я служить до гроба

Правде, Истине святой.

Рассказ о новомучениках – это рассказ о том, что человек может так любить Бога, так верить Ему, быть столь верным Ему, что оказывается готов идти на мучения и смерть, лишь бы не отлучаться от Него. Рассказ о любви даже до смерти. Но при любом таком рассказе необходимо и пояснение: почему же их мучили и убивали?

О гонениях на Церковь: дети не делают разницы между Диоклетианом и безбожниками ХХ века

Гонения на Церковь были всегда, с момента ее основания, и в самом общем, «детском» виде это объясняется просто: зло борется с добром, дьявол с Богом. Происходит это на всем протяжении жизни человечества с момента грехопадения. Младшие дети это легко понимают и усваивают, историческое сознание у них еще совсем не сложилось, им что злые цари Диоклетиан-Максимиан, что безбожники XX века – все едино. И в каком-то отношении они правы.

Тут общая схема: есть безбожная власть, ненавидящая Христа и веру, есть гонения и казни ее. Великого врача (святителя Луку Крымского) арестовывают, ссылают, пытают именно за то, что он верующий и несгибаемо исповедует веру. Татьяну Гримблит расстреливают за то, что она помогает заключенным и ссыльным священникам и епископам. Но это аргументация не для младших, им она не нужна, им понятно, что есть злые силы и злые люди, ненавидящие Бога и тех, кто любит Бога.

С более старшей аудиторией можно (если у вас есть такое понимание) поговорить о том, как Россия еще с XVII–XVIII веков двигалась к безбожию, и о том, «как мы дошли до жизни такой», что свергли православного царя и впали в безвластие, которым воспользовались убежденные безбожники и богоборцы. А можно только констатировать и этот факт.

Гонения на веру были не случайным, побочным продуктом советской политики, а одной из прямых ее целей. Это последовательно прослеживается в длинной цепочке распоряжений, постановлений и инструкций, начиная с первых декретов Советской власти и первой советской Конституции. Это могло бы быть мощной темой для обсуждения со старшими школьниками.

О репрессиях: фокусируйтесь не на зле, а на том, что люди оставались человечными и даже святыми

Репрессии – это как раз то, на чем я бы не рекомендовала строить разговор ни с детьми, ни со взрослыми. Считаю, что концентрироваться надо не на небытии и зле, а на бытии и Божьем промысле. Знакомство со следственными делами порой заставляет ощутить себя под бетонной плитой, так, что трудно дышать, – но благодаря этому и понимаешь, что эту тяжесть нельзя, да и невозможно перевешивать на других, надо лишь принять ее на себя. А потом и свет, и сила подвига тех, кто стал жертвами, поднимают тебя и дают новое дыхание…

Сам неизбежный и нужный термин «политические репрессии» все же переключает внимание на борьбу тоталитарного государства с политическими противниками, с несогласными. А ведь это и так, и не так. Среди репрессированных людей многие были за Советскую власть, за коммунизм. Другие старались жить тише воды, ниже травы и никак не сопротивлялись государству.

«Политическими репрессиями» те преследования, которым они подвергались, можно назвать скорее в значении «политика такая была». Например, контрреволюционерами объявлялись поголовно все арестованные священники и «церковники» (одним вменялась контрреволюционная агитация, другим – участие в контрреволюционной организации), причем священникам в эту вину вменялось часто исключительно выполнение их священнического долга.

Например, священномученику Александру Орлову, расстрелянному в Бутово 13 октября 1937 года, в окончательном обвинении написали только: «вел контрреволюционную агитацию… агитировал женщин водить детей в церковь». Такое же обвинение встречалось и у других священномучеников. И подобное было со многими и многими.

Еще одна проблема в том, что говоря о «политических репрессиях», часто вспоминают либо сознательных борцов с режимом, либо военных, дипломатов, ученых, творческую интеллигенцию. На периферии остается трагедия русского крестьянства. Раскулачивание, высылка огромного количества трудовых людей (традиционных носителей православной веры) в гиблые места до сих пор хотя и не замалчивается, но и не очень замечается. А ведь так называемый Большой террор в свое время был провозглашен именно как «кулацкая операция». Многие ли думают о высланных в Северный Казахстан 52 тысячах крестьянских семей, что вместе с детьми и стариками составляло около полумиллиона человек? В житии священноисповедника Севастиана Карагандинского (отчасти прототипа героя фильма «Остров») можно прочитать о том, на какую гибель выслали этих православных людей, как один за другим умирали младенцы и взрослые.

Другой пример: в Нарымском крае, в селе Палочка есть созданный двумя простыми женщинами единственный в мире музей раскулачивания. В 1930 году на баржах по реке Обь в суровый Нарымский край (север Томской области) привезли 1087 семей – это 7800 людей в основном из Алтайского края, где в их дома заселили уже другие семьи. В течение двух лет от холода и голода умерли 7100 человек, то есть более 90%. Младенцы и старики умирали в первую очередь. Ямы и рвы с останками этих людей найдены в Палочке, имена – восстановлены. Многие ли знают об этом? А ведь раскулаченные крестьяне были опорой традиционного крестьянства и преимущественно глубоко веровавшими людьми.

Все это – тема для очень большого разговора. Но важнее то, что эти тяжелые периоды нашей истории в разговоре с детьми, да и с самими собой, необходимо освещать светом истины и любви. Лекции о «политических репрессиях» легко уводят сознание в непроглядную тьму зла, в невыносимую тяжесть, либо же становятся формальными. Я же думаю, фокусироваться надо не на палачах и бездушной машине репрессий, не на злодеях, а на том, что люди ухитрялись оставаться людьми, подлинными героями и даже святыми. Что свет и во тьме светил, и тьма не объяла его.

Иллюстрации Оксаны РОМАНОВОЙ

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version