Спас
В июльской экспедиции по Пыщугу и Вохме наш экипаж слегка отклонился от маршрута и случайно заехал в Спас, в тридцати километрах от Вохмы – по грунтовке и дороге из бетонных плит. Наше внимание привлек дом с интересными наличниками и надписью на фасаде о том, что «мастер Демитрей выполнил обшивку сего дома в 1925 году».
Пока мы стояли и фотографировали, к нам подъехал на мопеде местный житель средних лет. Он представился Александром и сходу объявил, что это дом его отца. Дом в плачевном состоянии, пояснил наш новый знакомец, «его уже не спасти». Открыл своим ключом, пустил внутрь. Мы ходили по тронутому грибом дому, вдыхали плесневую сырость. Видно было, что жили хорошо – добротная мебель и утварь, порядок в шкафах… Помня о недавно найденном на Совеге архиве школьного учителя и фотографа Филаретыча, вдруг спросила: «А никто у вас в семье не занимался фотографией случайно?»
Александр Петрович странно и долго посмотрел на меня и молча открыл небольшую дверцу в углу комнаты: «Проходите».
За дверцей располагалась целая и практически нетронутая фотолаборатория: увеличитель, рамки, рамка для контактных отпечатков, световой стол для печати контактов, ванночки, пинцеты, прищепки с грузом, химикаты… Рядом коробка с рулончиками пленки. На пленках – портреты на документы. Сотни. Временной срез архетипов Спаса и окрестностей.
Фотоателье за печкой
Петр Григорьевич Марьин вернулся в родное село Спас Вохомского района Костромской области в 1949-м – после окончания войны остался служить в Дрездене. Вернулся и занялся любимым делом – фотографией.
Снимал семью, друзей, жизнь деревни, то, что когда-то называлось словом «жанр». А к 1960-м годам открыл в своем родовом доме фотоателье: повесил за печкой самодельный фон-экран из плотного белого полотна, установил свет на деревянных треногах собственного изготовления и стал снимать односельчан на документы.
Клиентов у Петра Григорьевича было хоть отбавляй – в те годы моста через речку Вохму не существовало, и целый куст деревень вплоть до 90-х годов оставался отрезанным от райцентра – города Вохмы, где и было основное ателье. Пока переправишься, доберешься до города, сфотографируешься, доберешься назад домой, а через три дня снова этот путь придется проделать, чтобы фотографии забрать. Карточки на права, паспорт, комсомольский, военный, студенческий и прочие билеты нужны всегда. 25 копеек – одна карточка, четыре – на рубль.
Хамята, Слоненки и другие родственники
Тогда в июле я забрала пленки, отсканировала примерно половину и приехала снова уже осенью. Целый вечер я провела с Александром, атрибутируя портреты. Они с женой Ириной наперебой вспоминали односельчан, большинство из которых оказались живы и здоровы.
«Село у нас небольшое, окрестные деревни и того меньше, поэтому мы тут почти все родственники. Фамилий, то есть кланов, можно по пальцам одной руки перечислить: Скрябины, Плюснины, Дворецкие, Агарковы, Поповы. Поэтому всем давали прозвища или даже клички по имени отца, по названию деревни или по манере поведения, чтобы не запутаться. Например, главу семейства звали Виктор, значит все его дети – Викторёнки. Или дед один давным-давно нахамил кому-то, все, его потомки – Хамята! У одного здоровенного мужика было прозвище Слон. И все дети его – Слоненки. Старший Слоненок, средний Слоненок и так далее.
А еще поговорка у нас ходила про приезжих невест из Костромы: „Кабы не костромские дурочки, то многим не жаниваться было«. Свои-то бабы здешних мужиков как облупленных знают».
Время по Гагарину
Утром мы пошли в дом его отца, откуда Александр разрешил вывезти всю фотолабораторию. Нашлась даже та самая шторка-экран, на фоне которой сняты все портреты из найденного архива. Александр рассказал, что если на фотографии над шторкой стоит портрет Гагарина и ходики – то это 70-е, а если портрет девушки и обычные часы – то 90-е. Жаль, что ни портреты, ни ходики, ни часы не сохранились.
Конечно, я спросила, все ли это пленки. Конечно же, Александр ответил, что это лишь малая часть, остальное выкинули. Поднялись на чердак. Чемодан с подшивкой журнала «Человек и закон» не выкинули, сундук тряпья не выкинули, овечью шерсть и сухой хмель, заготовленный для пива на свадьбу, которая была 30 лет назад, – не выкинули.
А пленки выкинули.
Фотографии из семейного архива Петра Марьина
