Как известно (а кому еще неизвестно, тот счастливчик), на днях министр труда Максим Топилин внес предложение лишить бесплатной медицинской помощи неработающих. Ему кажется, что так можно заставить работающих, но не платящих налоги, легализовать свой труд и выйти из тени.
Первая мысль – если вырвавшееся междометие можно назвать словом «мысль» – была об огромной, размером с хорошую армию, аудитории этой светлой идеи, о родителях детей-инвалидов. Не предоставляя никакого системного сервиса в реабилитации, обучении и адаптации детей с хроническими диагнозами, государство фактически сваливает на семьи всю огромную работу, в рамках которой родители становятся специалистами в массе областей, заменяют собой несколько министерств и размещают в своей квартире клинику, школу, собес и психологический центр. Но работой государство это, разумеется, не считает. Это, с точки зрения государства, такая праздность. Огромное количество высокообразованных матерей с университетами, иностранными языками и высокотехнологичными знаниями государство превращает в сиделок, считая, что это чрезвычайно экономически оправдано. Не использовать высококвалифицированный труд по назначению, отчисляя с оплаты за него себе в казну хорошие налоги и принимая плоды труда на его, государства, благо, а в это время занимать системным, официальным и вполне легальным трудом профессионалов реабилитационной и педагогической сферы (то есть, тоже весьма и весьма высококвалифицированной работой) – нет, государство предпочитает забивать микроскопами гвозди, а затем обнаруживать инновационную отсталость и истощенность казны.
А когда мать, кандидат биологических наук, или юрист, или переводчик, или архитектор, в промежутки между выносом на своем горбу с удобных ступенек инвалидной коляски вышивает крестом, или шьет мешки, или тиражирует рекламные ссылки в интернете, то государство решает ее наказать за «теневую экономическую деятельность». Государство решает простимулировать эту мать «выйти из тени» лишением ее права на бесплатный поход в самом уж крайнем случае (потому что в некрайнем ей некогда) к чудовищному районному терапевту – не за помощью даже медицинской, а так, ради прогулки. В этот момент государство чувствует себя очень рациональным, рыночным и невероятно рачительным.
Также государство мнит себя невероятно хозяйственным и бюджетоозабоченным, когда предполагает лишить бесплатной медицины тех героических специалистов реабилитационной сферы, которые готовы за «живые» деньги, добытые на шитье мешков, приезжать к инвалидам и заниматься с ними «в тени» (ибо там, где хорошо подсвечено, этих специалистов считают кончеными неудачниками – а разве будут с «уродами» заниматься успешные? А с чего бы это неудачникам платить?) Эти «агенты теневого рынка», с точки зрения государства, невероятно подрывают экономическую стабильность. И государство, вместо того, чтобы признать эту работу бесконечно важной и оценить соответственно, решает замотивировать ее «теневых» исполнителей бросить этих инвалидов и остаться без доходов «от мешков» ради того, чтобы в случае перелома получить дармовой кусок гипса.
Государству невдомек, что, кроме прогрессивных садистских инициатив, его функции заключены еще в кое-каких деталях. В частности – в создании условий доверия к себе. Иногда государство должно было бы задавать себе вопрос: «Почему со мной, с государством, не хотят иметь дело, прибегая к такому, казалось бы, прекрасному государственному инструменту, как Трудовой кодекс?» Государство не желает, или не видит необходимости в том, чтобы хоть как-то показать тем, кто работает, что их деньги вообще стоит передавать государству. Все, на что при соблюдении правил игры, идут налоги – безопасность, здравоохранение, социальная защита, культура и образование – государство, как создается впечатление, считает балластом и относит к числу своих случайных неприятностей, подобных дискомфорту, вызываемому загостившимся дальним родственником из провинции. Ну, когда уже он съедет, этот немытый иногородец, чтобы я, наконец, смог красиво устроить олимпиаду, чемпионат, саммит и новенький газопровод на Марс. Государство сдает страну населению в аренду, уговаривая при этом жителей, что это их, жителей, родина. Никто государству не верит, платит через раз, и текущий унитаз не чинят, а затыкают старым носком – все равно скоро съезжать. Выкрутив через не хочу подать, государство покупает на нее золотой канделябр, вешает над сломанным унитазом и по телевизору говорит: «Смотри, неблагодарный, как я сделал тебе красиво!» И так до бесконечности.
Вместо того, чтобы придумать самый элементарный механизм доверия, который бы хоть как-то продемонстрировал людям осмысленность налоговых сборов и повсеместного выхода «из тени», государство старательно изобретает новые детали одного единственного механизма – наказания. Штрафы, санкции, запреты, судейское дышло, угрозы отнять последнее, диоптрии в оке «большого брата» – все идет по нарастающей. Но чем жестче кнут, тем меньше послушания. Почему?
Те из нас, кто живет и работает со сложными детьми, вынуждены изучать законы поведения. А они на то и законы, чтобы распространяться не только на сложных детей, но и на всех людей. Закон притяжения земли действует как на падающего в грязь бомжа, так и на висящую в антраша белую балерину. И один из законов поведения гласит, что наказание – это то, к чему привыкаешь. Наступает момент, когда наказание перестает работать. Так формируется привычка к насилию.
И дело даже не в том, что это ведет к выученной беспомощности. Для общества это имеет гораздо более серьезные последствия. Нагнетая страшилки, государство превращает жизнь в стране в бесконечное соревнование «Кому хуже?» И это ведет к потере всякой чувствительности. Где ужаснее, в мордовской исправительной колонии или в кемеровском детском доме? Где страшнее, на «светлой» бессмысленной службе или на добровольной, но «теневой» работе? Что трагичней, неподъемная плановая операция или бесплатная неотложка в зоне стихии?
В этом нескончаемом соревновании бедствий, в этом взвешивании разнообразной жути атрофируется всякая способность к сочувствию вообще. Человек совсем теряет способность хоть что-то ощущать. В том числе и мало-мальскую ответственность перед государством.