С портрета смотрит своенравный мужчина. Смотрит не на нас, а куда-то в сторону. Вздернутый подбородок, редкая бородка, густые вьющиеся волосы зачесаны назад. Когда подобные люди вставали на сторону зла, они создавали немало проблем – грабили банки и бомбы кидали в царей. Но современникам Трояновского повезло – он всегда был на стороне добра.
Как медицина победила музыку
Иван Иванович Трояновский родился в 1855 году в семье польского дворянина. Он сызмальства был ненасытным. Ване хотелось всего. Нет, не иметь – владеть материальными предметами ему было неинтересно. Знать и уметь – вот в чем настоящая радость.
Он учился на медфаке Московского университета и одновременно осваивал оперное пение. Всерьез готовил себя к профессиональной артистической карьере – брал уроки у Александры Дормидонтовны Кочетовой-Александровой, профессора Московской консерватории и солистки Большого театра.
Александр Амфитеатров впоследствии писал: «Трояновский в университете… колебался, вступить ли ему в законный брак с медициною или в адюльтер с оперной карьерой. Медицина пересилила… Победило призвание. И к лучшему, как для самого Трояновского, так и для общества, которое в нем вместо посредственного певца приобрело превосходного врача».
Проблемный собиратель
Окончив университет, Иван Иванович служил в нескольких городских и ведомственных больницах. Находил время и для частной практики. Слава о его докторских способностях довольно быстро разлетелась по Москве. И притом почему-то в богемных кругах.
Трояновский был и на дружеской, и медицинской ноге с Чеховым, с Амфитеатровым, Шаляпиным, Рахманиновым. Среди приятелей и пациентов было особенно много художников – Левитан, Серов, Грабарь, Поленов.
Иван Иванович и сам решил всерьез заняться живописью. Как и в истории с пением, брал частные уроки у преподавателя Училища изящных искусств Сергея Арсеньевича Виноградова. Но, как и с пением, это дело забросил.
Ограничился тем, что стал коллекционировать живопись. Символично, что первым его приобретением был эскиз к картине В. Поленова «Больная». От призвания не спрячешься.
Кстати, этим своим увлечением он доставлял немалые проблемы своим друзьям. В первую очередь материальные. Игорь Грабарь писал: «Трояновский покупал у меня за 200 рублей этюд, который я успел уже написать, но я не мог с этого человека взять денег и подарил его ему. Как-то грешно с таких брать. Сам зарабатывает практикой, отказывает себе во многом (это я знаю), только чтобы иметь возможность купить что-нибудь».
Напомним, что к материальным накоплениям Иван Иванович был равнодушен. Картины стали исключением.
Пробковое дерево, сирень и орхидеи
Было, впрочем, и второе исключение – растения. Он на собственные деньги высадил в парке хутора Бугры Калужской губернии, который достался ему в качестве приданого, всякую совершенно невозможную для этих мест экзотику. Сибирский кедр, пробковое дерево, манчжурский орех. Не говоря о сирени – ее в Буграх произрастали десятки сортов.
Еще больше Трояновский любил орхидеи. В этом смысле он считался одним из авторитетнейших европейских специалистов. Именно он в 1912 году стал основателем МОЛО – Московского общества любителей орхидей. Он же его и возглавил. А в 1913 году выпустил популярный труд «Культура орхидей. Руководство для любителей». Обложку той книги украшала эмблема МОЛО – роскошная жаркая орхидея в кружочке. Он же, кстати, написал школьный учебник – «Курс природоведения».
Доктор даже вывел новую орхидею: Одонтоглоссум Трояновскианум. К сожалению, нам ее увидеть не дано. До наших дней дошло только изображение цветка – то самое, на логотипе МОЛО. В один из несчастливых дней в Буграх сгорела орхидейная оранжерея. Орхидофилы со всего земного шара, узнав об этом происшествии, принялись бесплатно высылать ему клубни растений. Но Одонтоглоссума Трояновскианума среди тех клубней не нашлось.
В «Свободной эстетике»
Доктор Трояновский был одним из основателей популярного в Москве общества «Свободная эстетика». Туда входили Андрей Белый, Валерий Брюсов, Федор Шаляпин, Петр Кончаловский, Константин Станиславский, Максимилиан Волошин, Василий Качалов, Валентин Серов и многие другие знаменитости начала прошлого столетия.
Андрей Белый восхищался Трояновским: «Душа комитета, незабываем; ему было лет пятьдесят, а он как ребенок носился с каждым достижением Ларионова, Кузнецова, Судейкина… Небольшого росточку, с носом, загнутым в торчки усиков, крепкий и верткий, он едко иронизировал… Глядя на эту фигурку, летающую гогольком, с трясущимся хохолком, со сверкающими глазками, в цветном жилете, бросающую ручку направо, налево, подмигивающую тому, этому и потом мимо всех несущуюся к столу, чтоб пружинным движеньем схватить председательский колокольчик и, выгнувшись, с перетирами ручек открыть заседание… думалось: «Этот доктор – фанатик!»
Стоило же с ним вдвоем посидеть, и – открывалась вся его доброта; он с младенческой нежностью предавался мечтам о своих орхидеях, «Эстетике», Ларионове, Брюсове, нас».
В Буграх и не только
А крестьяне в Буграх и окрестностях знали Трояновского как доброго и безотказного врача, который лечит исключительно бесплатно и лечение которого обычно помогает. Иван Иванович действительно был превосходным доктором по внутренним болезням и великолепным диагностом. Делал он и хирургические операции. Жаль, что только летом – другое время Трояновский обычно проводил в Москве.
Кстати, характер у доктора был непростой. Амфитеатров вспоминал: «Трояновский был правдив неукоснительно, ненавидел не только ложь, но и обычное пустопорожнее российское вранье интересности ради, говорил смело и откровенно, выражался резко… На первых порах приводил пациентов в панический ужас своими пессимистическими диагнозами, которые он излагал подробнейше, нимало не заботясь смягчать производимое впечатление. «Ласкового теленка», приспособленного «двух маток сосать», в Трояновском не было ни на чуть ногтя, а, наоборот, очень много от брыкливого козлика».
Но крестьяне все равно любили Трояновского. Да и не только они. В Бугры съезжались московские приятели врача. Дочь художника Кончаловского Наталья Петровна писала, что он «собирал у себя в Буграх самых лучших, самых интересных людей… Можно себе представить, сколько юмора, сколько остроумия и какая непринужденность царила в Буграх, когда туда наезжали московские гости. Здесь пел Шаляпин, шумели за столом знаменитые актеры МХАТа – Москвин, Тарханов, Качалов. А сам Иван Иванович, невысокий, худой, с острыми чертами лица, поначалу пугал пронизывающим взглядом серых глаз и отрывистой речью, но был удивительно демократичен и добр».
Собирались друзья и в Москве, в квартире Ивана Ивановича в Скатертном переулке. Его дочь писала: «Перед моими глазами стоит наша скромная гостиная с ее мягкой мебелью, обитой пестреньким кретоном. Там у одного окна находилось любимое круглое кресло Левитана. В нем Исаак Ильич иногда просиживал в сумерках целые часы, тихий и задумчивый».
Кстати, Трояновский до конца дней Левитана был его лечащим врачом. У художника были серьезные проблемы с сердцем, он скончался в 39 лет, как говорится, на руках у Трояновского. Увы, поделать ничего было нельзя.
Сирень доктора Трояновского в городе имени его жены
В 1916 году Ивана Трояновского включили в состав правления «Общества Московско-Киево-Воронежской железной дороги». Разумеется, не как акционера – больших денег у доктора не было никогда. Он организовывал медпомощь на путях.
Ему было предложено придумать название для станции рядом с Буграми. Никто не сомневался, что так и будет: Бугры. Но Трояновский предложил другое – Обнинское. По девичьей фамилии своей жены, Анны Петровны Обнинской. Доктор был романтиком.
В 1917 году Иван Иванович передал свою коллекцию картин Третьяковской галерее. Не навсегда, а на временное хранение. Полностью расстаться с ними он не мог. А время наступало смутное, доктор прекрасно это понимал. Да и пылающая оранжерея все еще стояла перед глазами.
Трояновский, кстати, был серьезным собирателем. Профессор Алексей Петрович Ланговой писал: «Он собирал и с большой энергией, и с большим пониманием и вкусом. В конце концов он собрал выдающуюся коллекцию, и особенно хороши были в ней пейзажи Левитана, но и другие художники были в ней представлены превосходными вещами».
Коллекцию ему вернули в начале 1920-х. Правда, за исключением лучших полотен. Как это было сформулировано, «представляющих ценность для галереи».
Спустя несколько лет он все-таки решил расстаться со своими любимыми картинами – «стремясь видеть свои любимые вещи в Музее, в исключительном по прочности месте». Имелась в виду уже не вероломная Третьяковка, а питерский Русский музей. Но не успел – умер раньше.
* * *
После смерти Трояновского его усадьбу приобрел Петр Кончаловский. Вскоре рядом с «дачей Кончаловского», как ее называли современники, образовалось новое село, впоследствии ставшее городом. Его назвали по платформе – Обнинском. Петр Петрович подарил Стефании Алексеевне Кудрявцевой – ведущему озеленителю Обнинска – саженцы сирени, выращенной Трояновским. И ее рассадили по всему городу.
