На столетии со дня рождения Ивана Сеченова академик Павлов произнес рискованную речь: «Без Иванов Михайловичей с их чувством собственного достоинства и долга всякое государство обречено на гибель изнутри, несмотря ни на какие Днепрострои и Волховстрои. Потому что государство должно состоять не из машин, не из пчел и муравьев, а из представителей высшего вида животного царства, Homo sapiens».
Шел 1929 год.
Свобода и радость
Врач и великий ученый Иван Михайлович Сеченов слыл человеком крайне несерьезным, непоследовательным. Чего захочет, то и делать будет. Ни далеко идущих планов, ни продуманной системы. Как будто ветер носится.
Именно таким он виделся со стороны. Во всяком случае, в начале своей жизни.
Казалось бы, таким может быть только человек, сызмальства избалованный, капризный любимец восторженных маменьки с папенькой. Но нет, здесь ситуация была совсем другая.
Сын мелкопоместного и многодетного провинциального дворянина, родившийся в 1829 году в селе Теплый Стан Симбирской губернии, он роскоши не знал. Впрочем, и не стремился к ней. Сеченов брал от жизни другое – свободу и радость.
Пример отца был каждый день перед глазами. Дело в том, что он женился на собственной крепостной, повторив тем самым исторический поступок графа Николая Шереметева. Эпоха была та же самая, а вот богатство Шереметевых и Сеченовых, а также провинциальность Москвы и симбирского сельца, никакому сравнению не поддавались.
Если Николаю Петровичу со всеми его возможностями (подготовка липовых дворянских документов для Прасковьи Жемчуговой и так далее) было трудно, то Михаилу Алексеевичу вообще невыносимо. Их отношения с Анисьей Егоровной – излюбленная тема для всех жителей села без исключения. Тем не менее он сделал это и был счастлив.
Таким же рос и младший сын Иван. К родителям он относился с уважением, но любил свою няню Настасью, которая, подобно пушкинской Арине Родионовне, знала уйму чарующих сказок.
Ученый вспоминал: «В детстве больше отца и матери я любил мою милую няньку. Настасья Яковлевна меня ласкала, водила гулять, сберегала для меня от обеда лакомства, брала мою сторону в пререканиях с сестрами и пленяла меня больше всего сказками, на которые была большая мастерица».
Денег на гимназию не было, и Ваню обучала мать, которая, пусть и крестьянка, но в совершенстве знала несколько иностранных языков, прекрасно разбиралась в математике, в естественных науках. И, совсем как деревенская баба, мечтала, что ее Ванечка станет профессором. Не верила, конечно, – где симбирское село, а где профессора! Но все равно мечтала.
В 1843 году Иван Михайлович поступил в Санкт-Петербугское главное военно-инженерное училище. Раньше вообще ни разу не покидал село, а тут приехал на перекладных из своего Теплого Стана и играючи сдал все экзамены. А когда надоела столичная жизнь, влез в сапоги и пошел на войну.
До самой войны Сеченов, правда, не дошел, остановили, а то был бы полководец, и два года служил в Киевском саперном батальоне. А потом подал в отставку и поступил на медицинский факультет Московского университета.
Новоявленный студент с огромным нетерпением ждал первой университетской лекции. Это была анатомия. Отсидел целый час и не понял ни слова, вреднющий профессор читал на латыни. Ничего, выучил быстро и латынь.
На четвертом курсе Сеченов и в медицине разочаровался: «Виной измены моей медицине было то, что я не обнаружил в ней того, чего ожидал, – голый эмпиризм вместо теорий… Нет ничего, кроме перечисления симптомов болезни и причин заболевания, способов лечения и ее исходов. А о том, как болезнь развивается из причин, в чем сущность ее и почему помогает то или иное лекарство, нет сведений».
Однако он все же нашел свою нишу, принялся изучать человеческий мозг. В то время это считалось занятием бесперспективным, но Сеченову что за дело до этого? Захотел и изучает.
Пьянство: от практики к теории
В студенческие годы Иван Сеченов был влюблен в дочку надзирателя Воспитательного дома Якова Визарда Леониду. Другим ее поклонником был Аполлон Григорьев, посвятивший Леониде Яковлевне свою знаменитую «Цыганскую венгерку»:
Квинты резко дребезжат,
Сыплют дробью звуки…
Звуки ноют и визжат,
Словно стоны муки.
Что за горе? Плюнь, да пей!
Ты завей его, завей
Веревочкой горе!
Топи тоску в море!
Леонида (ей в то время было всего-навсего 15 лет) выбрала, впрочем, ни того и ни другого, а третьего, ничем не примечательного пензенского помещика, господина Владыкина.
«С памятью о ее милом девическом облике связаны все мои воспоминания о хороших минутах студенчества», – писал впоследствии ученый. Он, как и отец, был счастлив вопреки всему.
Несмотря на всю свою любовь к студенческим досугам, университет Сеченов окончил с отличием. Больше того, послушавшись декана медицинского факультета Николая Анке, сразу сдал не простые экзамены, а на звание доктора.
Кстати, Николай Богданович Анке был тем самым изобретателем знаменитого анковского пирога, без которого в семействе Льва Толстого не обходился ни один домашний праздник: «Один фунт муки, полфунта масла, четверть фунта толченого сахару, 3 желтка, одна рюмка воды. Масло, чтоб было прямо с погреба, похолоднее». Сын классика, Илья Львович говорил, что: «Именины без анковского пирога то же самое, что Рождество без елки».
Мир и сейчас невероятно тесен, а тогда и вовсе умещался на тарелке из-под анковского пирога.
Между тем умирает Анисья Егоровна, которую Иван Михайлович с годами очень сильно полюбил. Более того, чувствовал с ней особое родство. Писал: «Моя умная, добрая, милая мать была красива в молодости, хотя по преданию в крови ее имелась примесь калмыцкой крови. Из всех детей я вышел в черных родственников матери и от нее приобрел то обличье, благодаря которому возвратившийся из путешествия по Ногайской степи Мечников говорил мне, что в палестинах этих, что ни татарин, то вылитый Сеченов».
Горю ученого нет края.
Однако от матери ему достается небольшое наследство, чудом каким-то она скопила его «профессору», и он отправляется в длительное заграничное путешествие, на стажировки у европейских светил. Иван Михайлович так это и называет – путешествие памяти своей матери.
А затем – докторская диссертация по весьма неожиданной теме: «Материалы для будущей физиологии алкогольного опьянения». Дело в том, что все его приятели-студенты предавались дружеским попойкам только ради удовольствия, а Сеченов – ни в коей мере не в ущерб этому удовольствию – был еще здорово заинтригован как ученый.
Что же такое происходит в человеке? Отчего он вдруг становится веселым, остроумным и любезным? А другой, выпив того же самого и столько же, напротив, делается страшно нудным, даже агрессивным? Третий просто засыпает. А четвертый вообще проходит через все три стадии последовательно.
Ученое сообщество не одобряло этот интерес, но проявляло любопытство. Особенно присутствующих на защите забавлял так называемый «кровяной насос», собственноручно изготовленный Иваном Михайловичем. Орудуя этим насосом, он демонстрировал, как алкоголь меняет способность крови всасывать кислород.
В 32 года Иван Михайлович – профессор физиологии в столичной Медико-хирургической академии. В 41 год – почетный доктор зоологии Новороссийского университета. Не сказать, чтобы совсем уж вундеркинд, но ведь и времени было потеряно немало.
Да и потом все шло не так уж гладко, а с характером Ивана Михайловича по-другому и быть не могло. В частности, в 1870 году он демонстративно уволился из академии в знак протеста против ущемления прав женщин на образование, а еще из-за того, что там забаллотировали Илью Мечникова, отказали в присвоении профессорского звания. При том что Мечникова выдвинул сам Сеченов.
И опять – ничего страшного. Раньше читал лекции в самом престижном учебном заведении страны, а тут принялся читать их на женских курсах при Обществе учительниц и воспитательниц. Да, много потерял от этого. Но своя воля дороже. Плюс пример отца.
Правда, потом все как-то рассосалось. Как, впрочем, и с книгой трудов Ивана Михайловича «Рефлексы головного мозга», которая вышла еще раньше, в 1866 году и вызвала скандал невероятный. В чем только ни обвиняли ученого вплоть до умышленного подрыва политических основ!
Особенно возмущался министр внутренних дел Петр Валуев: «В общедоступной книге объяснить, хоть и с физиологической точки зрения, внутренние движения человека результатом внешних влияний на нервы – не значит ли ставить на место учений о бессмертии духа, учение, признающее в человеке только одну материю. Сочинение Сеченова признаю неоспоримо вредного направления».
Грозились судебным процессом, на что Сеченов спокойно ответил, что явится в суд с лягушкой и с помощью скальпеля докажет свою правоту. Как ни странно, этот аргумент подействовал, и книга вышла.
Что такое человек?
В 1889 году Иван Михайлович перебирается в Москву, где в качестве приват-доцента приступает к лекциям уже в Московском университете. Одновременно создает физиологическую лабораторию, а затем и Физиологический институт.
Круг его интересов – физиология обмена веществ, дыхания, газообмен, нервно-мышечная физиология, деятельность центральной нервной системы. Именно он еще в 34-летнем возрасте открыл феномен центрального торможения, на основе которого в дальнейшем строилось учение о взаимоотношении человека и окружающего мира.
Даже сейчас все это представляется довольно сложным, а каково было исследователю общаться с современниками? Они ж его за умственно неполноценного считали!
А ведь он спустя еще десяток лет неожиданно для академического мира объявил самостоятельной наукой психологию. Такую блажь – и вдруг наукой! А в самой психологии он объявил верховодство генетики. Вот чудак-человек!
Смысла нет перечислять даже самые значительные труды и открытия Сеченова. Простой человеческий мозг, которому они по большей части и посвящены, в принципе не способен воспринять такую информацию.
Некое поверхностное представление о том, каков был круг его научных интересов, могут дать названия его работ: «Рефлексы головного мозга», «Физиология нервной системы», «Элементы мысли», «О щелочах крови и лимфы», «Физиологические критерии для установки длительности рабочего дня», «Очерк рабочих движений человека».
Главное, что бы мы с вами ни делали, как бы ни реагировали на доброжелательность, на равнодушие, агрессию, тепло, трущуюся о ноги кошку, холод, голод, жажду или же задержку рейса самолета, мы тем самым подтверждаем сразу несколько законов, сформированных этим великим человеком, расписавшим человеческую деятельность по элементарным пунктам, словно речь идет и не о человеке, а о мясорубке или шахматных часах.
А еще Сеченов был убежденным противником опытов над человеком. Исключение он делал только для себя. Страшно представить, сколько всякой гадости, от неразбавленного спирта до раствора туберкулезных палочек, довелось ему выпить во время научных исследований.
* * *
Умер же этот невероятный человек в возрасте 76 лет от воспаления легких. В своей области медицины он обогнал время на десятилетия, но, к сожалению, в других областях не было такого же великого Ивана Сеченова, и антибиотики в то время еще не открыли.
Незадолго до этого началась русско-японская война. Россия проигрывала один бой за другим. Ученый сокрушался: «Несчастье быть в такое тяжкое время ни на что не годным стариком – мучиться тревожными ожиданиями и заламывать бесполезные руки».
Он снова захотел на фронт, но ничего уже не мог поделать со своим желанием.
В соответствии с завещанием Ивана Михайловича похороны были более чем скромными. За гробом шли несколько самых близких человек. И это было последним поступком Сеченова, шедшим вразрез с обывательскими представлениями.
