Добрый морализатор
Иван Васильевич Лешко-Попель родился в 1860 году в городе Рогачеве Могилевской губернии. По данным первой переписи населения (ее проводили в 1897 году), там проживали 1 380 русских, 1 868 белорусов и 5 040 евреев.
Город из книг Шолом-Алейема и Мойхер-Сфорима. Из песни Розенбаума про еврейского портного.
Это был особый мир, в котором резник был важнее, чем градоначальник, вместо бравады спьяну жаловались на тяжелую судьбу, а слово «гешефт», как и песни на идиш, усваивались вместе с материнским молоком.
Восемь классов могилевской гимназии, в которой Иван Лешко-Попель прослыл человеком не от мира сего. С одной стороны, его мягкосердечие и доброта располагали к нему однокашников, с другой же, над ним постоянно подшучивали. На шутки, впрочем, он не обижался, в родном Рогачеве и так все шутили над всеми. А то, что Ваню постоянно приглашали провести вместе каникулы, было очень кстати, лишние деньги в семье не водились.
Школьные премудрости давались ему быстро и легко. Однако же Иван все время помогал своим однокашникам. При этом денег с них в большинстве случаев не брал (многие небогатые гимназисты в то время промышляли платным репетиторством), а уверял, что так, вдвоем, ему самому проще усваивать материал. Конечно же, придумывал.
Правда, с богатых гимназистов он все же деньги брал, притом немалые. Но тратил их, по большей части, на своих бедных товарищей, покупая им учебники, одежду, прочую необходимую всячину.
Правда, и морализаторствовал он не по годам. Когда у Вани в шутку спрашивали, почему он так живет, тот отвечал: «В больших деньгах соблазну много. Станешь много получать, всякая блажь в голову полезет. Меньше получать для души полезнее».
И приговаривал, что денег много не у тех, кто много зарабатывает, а у тех, кто довольствуется малым.
Дальше – естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, где все в точности повторилось с уроками и репетиторством, и из которого молодой человек ушел в военно-медицинскую академию, сразу на третий курс. Хотя, казалось, более партикулярного человека было не сыскать. Но его привлекло туда качество образование и, как ни странно, строгость тамошних профессоров.
Когда студент жаловался на пристрастие экзаменатора, Иван Васильевич всегда занимал сторону второго. Говорил: «Вдумайтесь, доктору доверяется самое дорогое – жизнь человека! Нужны точные и полные знания».
И добавлял со свойственной ему прямолинейностью: «Если бы я был профессором, то гонял бы студентов медиков вообще безо всякой пощады».
На этой почве, в принципе, могли бы вырасти серьезные конфликты. Но не вырастали – Лешко-Попель компенсировал свою прямолинейность все той же бесконечной добротой.
Если обворовывали, он говорил: «значит, им эта вещь нужнее». И ни разу не пытался найти жулика, чем те, ясное дело, пользовались. Обворовывали Лешко-Попеля нередко.
Став старшекурсником, Иван Васильевич начал проводить каникулы у себя дома. Но не в праздном общении с родными, а в постоянном поиске больных. Денег за консультации опять не брал, да их и не было у местной бедноты.
Больше того, иногда приходилось приплачивать за то, что позволят себя осмотреть, что потом станут принимать лекарства. Лекарства, как не трудно догадаться, тоже покупались за счет доктора.
Женился. Очень повезло с супругой. Зинаида Никифоровна, урожденная Кирдановская, была племянницей первой жены Достоевского, Марии Дмитриевны Исаевой и полностью разделяла взгляды своего супруга.
О скуке карточной игры
Иван Васильевич получил звание врача в 1886 году, и его сразу же зачислили в 54 кадровый батальон (впоследствии переименованный в Перекопский полк). Можно представить себе, как к нему относились солдаты, ведь свой человеколюбивый характер он распространял и на них. Даже военнослужащие из других подразделений часто приходили консультироваться именно к нему (хотя такое запрещалось и наказывалось).
Но уже на следующий год Иван Васильевич становится земским врачом. Именно в этом качестве он и вошел в историю.
Государственная медицина в Екатеринославе (ныне город Днепр) оставляла желать лучшего, а немногочисленные частные врачи были не по карману большинству здешних бедных евреев. Социальный и национальный состав города хотя и отличался от родного Рогачева, но не принципиально, здесь евреев было около 40 процентов населения.
Лешко-Попель, фактически, стал единственным врачом на весь довольно большой город.
Финансовое устройство его жизни было тем же, что в гимназии и университете. Он обладал высочайшей квалификацией и охотно брался лечить городских богачей за нешуточные гонорары. А на все свои доходы (в общем-то, вполне приличные, богатых обывателей тоже хватало) Иван Васильевич покупал для бедноты лекарства.
И так же, как и раньше, давал деньги на продукты, если, например, на требование принимать лекарство после еды, пациент отвечал, что еды-то, фактически, и нет. Обмануть доктора было невозможно, врач высочайшего класса, он безошибочно распознавал симптомы недоедания.
Оплачивался даже резник, если вера пациента требовала соответствующих ритуалов. Если же пациент был немощным, Лешко-Попель сам ездил за мясом, а потом и к резнику за удостоверением.
Когда же выяснилось, что одной пациентке нужно дважды в день брать ванну, а самой ванны у нее нет, собственнолично съездил в центр Екатеринослава и через несколько часов притащился обратно с огромнейшей чугунной ванной. Денег за нее, конечно же, не взял.
Зато сам иной раз просто забывал поесть. Или жалел на это время, ведь пока хлебаешь щи, ешь жареную курицу, можно успеть осмотреть еще одного-двух больных. Зажиточным пациентам чуть ли не насильно приходилось усаживать его за стол вместе с собой. Усаживался, но, скорее, чтобы не обидеть.
Поначалу Лешко-Попель все-таки пытался вести некое подобие светской жизни. Ходил в гости, пил вино, играл в картишки, пел знакомые сызмальства еврейские песни. Но потом перестал, удовольствия вообще никакого. То ли дело, когда ты вернул умирающего человека к жизни, это ощущение не сравнится ни с какими карточными выигрышами, ни с каким кувшином влитого в себя вина.
За ним закрепилось прозвание – «Друг бедных».
Бесплатный венок
Смерть Ивана Васильевича Лешко-Попеля была, сожалению, весьма характерной для людей его склада. Постоянное недосыпание, нервное и физическое напряжение притупляло осторожность. Одно неверное движение во время операции, еле заметная ранка, и все, через несколько дней доктора несут хоронить.
Иван Васильевич, кстати, довольно быстро распознал у себя заражение, но еще два дня, пока носили ноги, вместо того, чтобы лежать, ходил по своим пациентам. Просто понимал, что сделать ничего уже нельзя, так перед смертью принести б еще немножко пользы людям.
Газета «Приднепровский край» откликнулась на его смерть: «Собрали на похороны, собрали на памятник, но уже на последних панихидах раздавались голоса, что ему можно было бы поставить памятник не только на могиле, но и в городе, на одной из его улиц. И если бы эта мысль не умерла, а действительно осуществилась, то Екатеринослав имел бы единственный на всю Россию памятник. Его поставили бы не ученому, не гению, не полководцу – его поставили бы доброму человеку».
Ему было всего 43 года.
На похоронах присутствовали тысячи людей. На гроб ложилось множество венков – от врачей, от властей, от военных, от близких. Существует предание, дескать, городская беднота, у которой были особые поводы любить Лешко-Попеля, тоже решила скинуться на венок. Получилось всего два рубля.
Бедняки они явились к единственному в городе торговцу венками, выяснилось, что венков в эту цену в принципе не существует, но когда он узнал, для кого покупают венок, то распорядился, чтобы нищим выдали одно из лучших изделий, не взяв за него ни копейки.
На венке была надпись: «От благодарных пациентов – бедных евреев».
Незадолго до всех этих событий, когда доктор был еще здоров, одна екатеринославская богатая старушка попросила безотказного доктора присмотреть ей новый домик на свой вкус. Домик был присмотрен, куплен, старушка тихо умерла, после чего вдруг обнаружилось, что дом завещан Лешко-Попелю.
Бабушка чувствовала, что ей недолго осталась и, фактически, подарила ему дом и даже предоставила возможность его выбрать. Да, пришлось таким образом доктора обхитрить – по-другому он такой подарок, разумеется, не принял бы.
Но, к сожалению, пожить в том доме удалось всего несколько лет.
