Были уже Тредиаковский, Сумароков и Ломоносов, были Державин, Фонвизин и Дмитриев, Николай Карамзин уже начинал свои литературные пробы, Николай Новиков уже открыл издательство, чтобы впервые в истории чтение сделалось обязательной частью жизни всякого образованного человека. Но тем, кто создаст настоящий русский литературный язык – Пушкину, Грибоедову, Гоголю, Лермонтову – только еще предстояло родиться. Так что, Крылов оказался стоящим особняком между старой словесностью века осьмнадцатого и Золотым веком русской литературы.
Голод в осажденной крепости
Жизнь его началась не слишком удачно. Отец, Андрей Прохорович, не имел никаких средств, кроме скромного жалования армейского капитана. Семья вместе с ним кочевала с места на место, и докочевала до Яицкой крепости, осажденной войсками Пугачева – по Уралу гудел «бессмысленный и беспощадный» русский бунт. Как позже рассказывал сам Иван Крылов, имена его отца, защищавшего крепость, а с ним и жены с сыном оказались в списках тех, кого казаки собирались повесить, так что будущего литератора четырех лет от роду пришлось тайно вывозить из крепости на крестьянской телеге в корчаге. Иван с матерью укрылись в Оренбурге, но почти на полгода он оказался в осаде, где мальчику пришлось столкнуться с настоящим голодом. Как знать, может быть, легендарная невоздержанность Крылова в еде, над которой после смеялись и враги, и друзья, как раз и зародилась в те голодные месяцы в Оренбурге.
О событиях того года Крылов впоследствии рассказывал Пушкину, и именно Крылову Пушкин был обязан яркими и достоверными деталями «Капитанской дочки».
После разгрома пугачевцев семья отправилась в Тверь. Увы, боевые заслуги никак не сказались на достатке – денег не хватало настолько, что Ивана девяти или даже восьми лет зачислили на работу переписчиком.
Систематического образования Крылов, по всей видимости, так и не получил. Фаддей Булгарин позже писал: «Воспитывался Крылов дома, по тогдашнему обычаю, т. е. был вскормлен и обучен русской грамоте, четырем правилам арифметики и молитвам. И.А. сказывал мне, что этим обязан он своей матери, доброй, тихой и набожной женщине. Отец его был человек добродушный, храбрый, но крутого нрава и мало занимался семейством».
Отца не стало очень рано: когда он умер, оставив в качестве наследства старый сундук с растрепанными книгами, Ивану было всего двенадцать, младший же брат Лев был и вовсе мал. Существовать целой семье на мизерное жалование подростка было едва возможно, не говоря уже о получении образования. Конечно, мать немедленно обратилась с прошением к императрице, но связей в Петербурге у Крыловых не было, ждать высочайшего решения можно было годами. И неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба Крыловых, если бы не тверские помещики Львовы.
В доме у Львовых
Существует несколько версий разных биографов Крылова по поводу того, кто именно из большого дворянского рода Львовых и как помог будущему великому баснописцу. По всей вероятности, мальчиком Крылов неоднократно бывал или даже жил в доме Николая Петровича Львова – дяди Николая Александровича Львова, хорошо известного ценителям русской истории писателя, ботаника, геолога и архитектора. И, видимо, именно в этом доме вместе с детьми хозяина Иван Андреевич брал уроки арифметики и французского языка, пользовался обширной хозяйской библиотекой.
В XVIII веке такая практика, когда состоятельные дворяне вместе со своими детьми приглашали на занятия и отпрысков менее удачливых родов, была широко распространена. К примеру, так же учился несколькими десятилетиями ранее знаменитый русский ученый и мемуарист Андрей Болотов.
Оплачивать приходящего учителя и тем более, содержать француза-гувернера, было дорого. Школ – даже для дворянских отпрысков – было еще слишком мало, в той же Твери никаких гимназий еще не было, и дворянские дети должны были учиться либо у частных учителей, либо в семинарии. Между тем, для безземельных дворян, кормившихся собственными трудами, даже такое, полученное «вприглядку» образование, было жизненно важно – оно открывало путь хоть к какой-нибудь карьере и возможности достойной жизни.
Поэтому и Иван Крылов получал знания, где только мог. Похоже, помимо дома Львовых, посещал в числе других мальчиков и уроки в доме тверского губернатора. Но более всего учился самостоятельно, читая много и без разбору, разживаясь книгами у своих покровителей. Именно таким образом он впоследствии овладеет еще несколькими иностранными языками, продолжая учиться всю свою жизнь, до преклонных лет – так, уже будучи весьма немолодым человеком, Иван Андреевич изучил древнегреческий.
По некоторым данным, Львовы продолжали оказывать поддержку семье талантливого юноши и позже, когда в 1882 году он с матерью и младшим братом переехал в Москву. Тем не менее, он продолжал работать и все скудное жалование отдавать на содержание семьи, фактическим главой которой он стал. Маленький Лев называл своего тринадцатилетнего брата «тятенькой».
Чем бы ни приходилось заниматься ради хлеба насущного юному Крылову, его истинное призвание с ранних лет заявляло о себе, и с каждым годом все более властно. Чем больше он читал, тем больше ему хотелось писать самому. Он и писал: стихи, эпиграммы. Басни! Правда, эти свои ранние опыты он после никогда и нигде не упоминал. Знакомства с театром в доме все того же тверского губернатора пробудило в нем желание сделаться драматургом.
Неудачное время
В 15 лет он написал свою первую комическую оперу «Кофейница» (драматическое произведение, к которому, по тогдашнему обычаю, оставалось лишь «приписать» музыку). По мнению специалистов, произведение получилось если и не слишком оригинальное, то весьма остроумное, довольно едкое и уже точно ничем не плоше, чем у взрослых профессиональных драматургов того времени. Конечно, подлинный масштаб таланта угадать по ней было еще сложно. Но именно в этом тексте уже можно различить начала того богатого, самобытного и истинно народного русского языка, который впоследствии будет отличительным знаком Крылова.
В двадцать лет он рискнул выпустить собственный журнал – «Почту духов» – разумеется, сатирический, как это было модно, и довольно смелый, по форме же напомнивший бы современному читателю скорее что-то вроде романа с продолжением. Правда, удалось собрать лишь 80 подписчиков, что даже в те времена слишком явно свидетельствовало о неуспехе; журнал просуществовал менее года.
Он продолжил издательские попытки – уже в начале 1790-х годов были журналы «Зритель» и «Меркурий». Они были более успешны коммерчески, но все равно закрылись. По всей вероятности, это было связано с политической ситуацией. Еще совсем недавно сатирические журналы в стране процветали, и сама императрица не брезговала писать в них под псевдонимами и вступать в полемику с авторами, играя в либерализм. Но повзрослевший наследник Павел, претендующий на престол, но растущее влияние масонских лож, подозрительно похожее на заговор, но революция во Франции резко изменили ее настроения.
В короткое время закрылись все более или менее подозрительные издания, в ссылку был отправлен Радищев, без суда оказался в Шлиссельбургской крепости Новиков… Компаньон Крылова после очередной издательской неудачи поспешил уехать за границу, сам Крылов остался в России. Он был в полной растерянности.
Как когда-то раннее детство, самые деятельные и молодые его годы тоже пришлись на неудачное время. Дело, которому он желал бы посвятить свою жизнь, не просто не кормило его, но и угрожало его свободе. Выбраться из бедности не удавалось. Оставалось до конца дней за гроши гнуть спину в государственных канцеляриях и кануть в безвестности.
«И мой меня услышал Бог»
Но не зря мать научила его – пусть, немногому – но всему, что знала сама: «русской грамоте, четырем правилам арифметики и молитвам». В это трудное время, когда русская грамота оказалась не востребована, а от арифметики в жизни оставалось сплошное деление и вычитание, он обратился к молитвам. Оставив эпиграммы, сатиру и драму, Крылов пишет переложения псалмов. И не просто упражняется в стихотворном изложении древних текстов. Для Крылова эта работа наполнена смыслом, она ему дорога. Не случайно эти свои произведения, в отличие от других сочинений тех лет, он впоследствии включает в свои книги.
Болезни взор мой помрачали;
Земля разверзлась подо мной;
Как сонм стесненных туч печали
Носились над моей главой.
Переставало сердце биться,
Потек по жилам смерти хлад,
Уже ногой ступил я в ад,—
Но вспомнил к Богу обратиться.—
Сквозь небеса проник мой вздох —
И мой меня услышал Бог.
Бог действительно его услышал. Потерянному Крылову дал приют князь Сергей Федорович Голицын, в имении у которого в качестве учителя и секретаря Крылов провел несколько лет. Чтобы в 1805 году обрести наконец и истинное свое призвание.
По предложению популярного тогда поэта и баснописца Ивана Дмитриева Крылов взялся перевести с французского три басни Лафонтена – «Дуб и Трость», «Разборчивая невеста», «Старик и трое молодых». И получилось хорошо, исключительно к месту пришлось крыловское остроумие и сарказм, его владение родной речью.
Стали появляться все новые и новые басни – уже не подражание, не переложения, не переводы, а совершенно оригинальные тексты на собственные сюжеты, на собственном неповторимом языке, которым будут восхищаться впоследствии все те, с кого и принято отсчитывать Золотой век русской литературы – Пушкин, Грибоедов, Гоголь, Лермонтов, etc.
В 1808 году подборка крыловских басен печатается в «Драматическом вестнике», год спустя – отдельной книжкой, и с тех пор жизнь Крылова изменяется навсегда. Его слава растет с каждым годом, растут и тиражи его книг, сколько ни напечатай, все мало. Растут гонорары.
Удивительным образом его басни оказываются понятны и интересны любому. Дети видят в них забавные истории, родители – ненавязчивое поучение, военные – Наполеона и Кутузова, святые старцы – изложение евангельских истин, современники – отклик на актуальные события, потомки – концентрированный опыт человечества.
Басни открыли Крылову дорогу к славе и почестям. Он получает хорошее место в Императорской публичной библиотеке, растет в чинах и должностях. Он избран членом Российской Академии, а после ее реорганизации – академиком Российской академии наук. Он награждается орденом Святого Станислава II степени, пятидесятилетний юбилей его литературной деятельности празднуется с небывалым размахом, наконец, он выходит на пенсию с годовым содержанием в 12 тысяч (очень, очень много). Когда он умирает в 1844 году от двусторонней пневмонии, его гроб несет граф Орлов.
И даже два века спустя благодарный читатель (или, по крайней мере, школьник и абитуриент театрального училища), будет помнить:
«Вороне где-то Бог послал кусочек сыру…», «Ты всё пела? Это дело, так поди же, попляши», «Ай, Моська! Знать она сильна, что лает на слона», «У сильного всегда бессильный виноват», «Услужливый дурак опаснее врага», «А ларчик просто открывался!» и еще, и еще, и еще…
Басни подарили Крылову бессмертие.
Но кто знает, случились бы они в жизни Ивана Андреевича, не будь в его жизни тех нескольких горьких и трудных лет поиска себя – и обращения к Богу.
