Французский орден за заботу о русских ткачах
История Прохоровской мануфактуры, более известной в наше время как «Трехгорка», берет начало в 1799 году. Два предпринимателя – шурины В.И.Прохоров и Ф.А.Розанов – решили открыть новое ситцепечатное дело. Место выбрали просторное – на западе Москвы, на Трех Горах. Первое время «набивали» – то есть наносили рисунок – лишь на чужую ткань. Но вскоре начали производить и собственную.
После изгнания Наполеона Розанов из дела вышел. Его продолжил сам Василий Иванович и его четверо детей: Тимофей, Иван, Константин и Яков. Тимофей, кроме прочих достоинств, обладал и редкостным художественным вкусом. Ткани, выполненные по его эскизам, стали пользоваться популярностью. Дело продолжало развиваться.
В 1899 году было образовано Товарищество Прохоровской Трехгорной мануфактуры. Василий Иванович к тому времени давным-давно скончался, оставив о себе самые лучшие воспоминания.
Александр Бестужев, отец декабристов Бестужевых, писал: «Вот купец Прохоров, которого я и лица не знаю, но которого почитаю и уважаю выше всех вельмож на свете, он есть истинный сын Отечества, умеющий употреблять достояние свое в истинное благо. Он купец по рождению, но в душе выше всякого вельможи».
А потомки свято чтили память основателя и старались следовать его заветам. Их было не так уж и много:
«Любите благочестие и удаляйтесь от худых обществ, никого не оскорбляйте и не исчисляйте чужих пороков; а замечайте свои, живите не для богатства, а для Бога, не в пышности, а в смирении».
Больница на фабрике действовала с семидесятых годов. А еще в 1816 году здесь открылась первая в стране ремесленная школа, в которой вместе обучались грамоте и рабочие, и их дети. Процесс обучения контролировал лично Тимофей Васильевич.
Для рабочих фабрики были устроены богадельня, родильный приют, амбулатория, театр (он был первым в России фабричным театром), несколько ремесленных училищ, несколько библиотек. Для отдыха рабочих организовали нечто вроде санатория.
В том, что касается создания инфраструктуры для рабочих, с Прохоровыми мог поспорить разве что Арсений Морозов, владелец подмосковной Глуховской мануфактуры. Но Арсений Иванович, похоже, проигрывал.
Прохоровы были известными благотворителями. Исследователь московского предпринимательства Павел Бурышкин писал: «Во время японской войны в Омске был устроен большой лазарет и питательный пункт. Им с успехом заведовала Ан.Ал. Прохорова, бывшая там и представительницей Красного Креста. Во время голода 1892 года Ек.Ив. Беклемишева, урожденная Прохорова, открыла в Черниговском уезде столовую для голодающих и больницу для тифозных. Истратила она на это большие средства и заразилась от своих больных сыпным тифом».
Но больше всего Прохоровы, разумеется, заботились о собственных рабочих. А в 1900 году Николай Иванович Прохоров получил на Парижской выставке Орден Почетного Легиона – «За заботу о быте рабочих и по санитарному делу». Случай, можно сказать, уникальный.
А уже упоминавшийся Тимофей Васильевич Прохоров вошел в историю не только как художник и промышленник, а еще и как автор двух философских трудов – «О богатении» и «О бедности».
В одном из них он рассуждает о благотворительности: «Человеку нужно стремиться к тому, чтобы иметь лишь необходимое в жизни; раз это достигнуто, то оно может быть и увеличено, но увеличено не с целью наживы, богатства для богатства, а ради упрочения нажитого и ради ближнего.
Благотворительность совершенно необходима человеку, но она должна быть непременно целесообразна, серьезна. Нужно знать, кому дать, сколько нужно дать.
Ввиду этого необходимо посещать жилища бедных, помогать каждому, в чем он нуждается: работой, советом, деньгами, лекарствами, больницей и пр. и пр.».
Смертельные бои на Трех Горах
В декабре 1905 года начинается московское Декабрьское восстание. Рабочие требуют повышения заработной платы, сокращения трудового дня, разных социальных благ – всего того, на что рабочим Прохоровки жаловаться не приходилось.
Доходило до смешного: организаторы восстания требовали открытия школ, больниц, детских садов, приютов, а здесь все это уже существовало на протяжении почти ста лет.
Тем не менее именно цеха и жилые дома Товарищества Прохоровской Трехгорной мануфактуры становятся основной базой боевых дружин восставших. Что, в общем, неудивительно: прохоровцы в большинстве своем грамотны, здоровы, располагают свободным временем и достаточно просторными помещениями, не угнетены чрезмерным контролем.
В одном из помещений прядильной фабрики начинает действовать мастерская по изготовлению оружия, в химической лаборатории производят взрывчатку.
Один из рабочих, некто П.Ефимов, вспоминал: «Большая кухня-столовая Прохоровки, начиная с октябрьских дней, представляла из себя беспрерывно митингующий котел, собравший тысячами рабочих как «Прохоровки», так и окрестных мест… Это был даже своего рода революционный университет. Тут разрешались экономические вопросы, разрабатывались требования, выбирался делегатский корпус. Тут же беспрерывное пение революционных песен, устройство флагов, знамен, транспарантов и место хранилища их. Тут происходили большие митинги и диспуты».
Вот еще один довольно характерный мемуар: «Мне дали задание ходить по магазинам и следить за ценами на продукты (так как во время забастовки цены всегда поднимались), если же найдутся таковые, то конфисковать в пользу дружинников».
А вот воспоминания другой работницы, Е.Салтыковой: «10 декабря мы, рабочие и работницы «Прохоровки», вышли на демонстрацию. Шли по Большой Пресне. Дошли до Волкова переулка – вдруг навстречу казаки! Старший из них скомандовал: «Пли!» Но казаки опустили свои ружья и уехали. Спустя некоторое время появилось еще больше казаков. Они остановили нас и выстрелили в воздух. Мы вынуждены были вернуться.
После этого, на собрании в Большой кухне, решили вооружиться кто чем может. На следующую ночь мы вышли строить баррикады. Я вспоминаю, как все мы, работницы, пилили телеграфные столбы, снимали ворота домов, дружно строили баррикады и опутывали проволокой всю Пресню».
Обстановка накалялась. Начались настоящие сражения. Рабочие стреляли в полицейских и военных, а те, соответственно, стреляли в рабочих. На Прохоровке и в окрестностях наступил сущий ад.
Безобидные на первый взгляд ткачи вдруг оказались хорошо подготовленными и вооруженными боевиками. В то время как господа Прохоровы думали, чем бы еще облегчить жизнь своим работникам, те посещали тир, осваивали приемы уличного боя, мастерили «адские машины» – словом, активно готовились к свержению своих «угнетателей». И в результате, пусть спустя двенадцать лет, но все же победили.
Под предводительством Плохих Парней
Чтобы хотя бы приблизительно понять, что именно происходило на Трехгорке в это время, нужно условно разделить ее работников на три неравные части.
Первые – это Хорошие Парни. Старательные и ответственные работники, непьющие и аккуратные, полностью принимающие те правила, которые были предложены хозяевами фабрики и не желающие никаких революций.
Их было большинство.
Вторые – Плохие Парни. Их было меньше. Это люди, склонные к безделью, разгильдяйству, большие любители выпить и посквернословить (и то, и другое у Прохоровых было категорически запрещено), но при этом неспособные на самостоятельный шаг.
Третьи – Очень Плохие Парни. Их было еще меньше, чем Плохих Парней, но именно они, как водится, и задавали тон всему происходящему. Именно они, пользуясь преимуществами, данными хозяевами, изготавливали бомбы, обучались стрельбе и вовсю агитировали просто Плохих Парней, которым вся эта идея со всеобщим равенством, ясное дело, очень нравилась.
Один из тех Плохих Парней впоследствии признавался, что его привело «в революцию»:
«Ихние посулы были очень хорошие: как хозяина прогоним, фабрики наши будут, рестораны откроем – тут и выпьешь, закусишь».
Именно Плохие Парни радостно конфисковывали в магазинах водку, колбасу и хлеб, если им вдруг казалось, что цена чрезмерно высока.
А что же первые, которых большинство? В силу своей миролюбивой сущности они, конечно же, не принимали никакого участия в событиях пятого года. Больше того, за несколько месяцев до декабрьских событий ткачи по собственной инициативе поднесли Николаю Прохорову благодарственный адрес со словами: «Глубокоуважаемый наш хозяин Николай Иванович! Просим принять от нас, рабочих Ткацкой и Прядильной фабрик, эту икону Нерукотворного образа Господня и хлеб-соль в благодарность за Вашу постоянную заботу и отзывчивость к нашим нуждам».
Именно благодаря этому большинству после окончания смуты производство удалось восстановить довольно быстро. Если на других предприятиях озверевшие рабочие ожесточенно крушили станки, то здесь этой разрушительной силы в принципе не было. Можно сказать, что пострадали только стены, да и то не от восставших, а от армии – для подавления бунта пришлось использовать артиллерию.
Хотя во время боев этим людям приходилось несладко. Один из руководителей и идеологов восстания Дмитрий Антошкин писал:
«Штаб распорядился, чтобы рабочие, которые не входят в дружину и не участвуют в боевых действиях, несли бы охрану и дозоры на территории Трехгорки с казармами и кухнями и на баррикадах. Это дело было поставлено на военную ногу.
Кто не хотел стоять в дозорах и на постах охраны, того заставляли это делать, подчиняли дисциплине. Были случаи, когда отдельным рабочим указывали на возможность дисциплинарных наказаний вплоть до расстрела».
(Заметим в скобках, что самого товарища Антошкина расстреляли в 1937 году свои же.)
После революции 1917 года «подвиг» прохоровцев сделался одним из главных трендов большевистской пропаганды. Среди фабричных корпусов один за другим открываются музеи, прославляющие прохоровских боевиков. Щедро издаются воспоминания участников трагических событий, часть из которых мы здесь процитировали.
Путеводитель по Москве 1937 года сообщает: «В декабрьские дни 1905 г. «Прохоровка» становится центром революционной борьбы на Пресне. После объявления декабрьской забастовки прохоровцы организованно бросают работу и снимают затем рабочих соседних предприятий. Здесь 10 декабря организуется боевой штаб. Руководителем боевых отрядов был большевик Литвин («Седой»). Боевые дружины «Прохоровки» принимают активное участие в боях на баррикадах Пресни».
Тут и там устанавливаются памятники «подвигу». В изобилии пишутся и издаются стихи. Их художественные достоинства вторичны, главное – идеологическая направленность:
Стала родная Пресня
Доброю нам сестрой.
Выстрелом гулким треснул
Старый прогнивший строй.
А про жизнь самих Прохоровых писал Юрий Нагибин: «В квартире первого этажа жила семья Надежды Николаевны Прохоровой, вдовы наследника хозяина «Трех гор». Могучий старец, создавший самую мощную мануфактуру в Москве, был любимцем рабочих, но это ничуть не расположило советскую власть к его потомкам. Прохоров-сын успел умереть своей смертью, оставив семью в благородной бедности, чтобы не сказать – нищете… Ее не посадили, и на том спасибо. Посадили ее сестру».
В то время это никого не удивляло.
