В России начался прокат одной из самых громких, в мировом масштабе, лент уходящего 2011 года – иранской драмы о бракоразводной тяжбе и цене взаимопонимания. Даже без учета упомянутого фестивального триумфа, даже если вы не слишком трепетно относитесь к иранскому или семейному кино, «Развод Надера и Симин» Асгара Фасхади заслуживает самого серьезного внимания и, несомненно, стоит двух часов взимаемого времени; не важно, кто вы – эрудированный киноман или случайный человек, зашедший в кинотеатр «с улицы».
Тегеран-11
Отправившись из Тегерана брать Берлин (где ежегодно в феврале проходит «Берлинале» – один из трех, как принято считать, ведущих фестивалей мира), а из поверженной Германии – с тремя «Медведями» за лучший фильм и лучшие актерские работы – почти синхронно двинувшись на все четыре стороны, «Развод» почти везде встречал восторженный прием и добровольную капитуляцию. От избалованной и переменчивой в запросах Западной Европы, где фильм продолжил собирать награды, до не менее капризных азиатских форумов; от постсоветских Риги с Ереваном до ЮАР и далее от австралийского Сиднея до Нью-Йорка («лучший иностранный фильм») – почти везде «Развод» брал главные призы и всюду – положительную прессу. Журнал Variety – ревниво изучаемый производителями и прокатчиками всех уголков Земного шара – сравнил драматургию Фархади (который также написал сценарий) со знаменитым «саспенсом» великого Хичкока (чьи скрупулезно выстроенные сюжеты уже полвека служат неким золотым стандартом умного психологического триллера, свободно обходящегося без привычных «сильных» и наглядных средств), – а это дорогого стоит вне зависимости от того, удачно ли само сравнение или нет. На очереди – само собой напрашивающееся выдвижение на «Оскар», и хоть решения о выдвижении пока не принято (и сильно связано с большой политикой), оно не выглядит совсем невероятным на фоне теплого приема независимой американской прессы.
Проблема выбора
Фильм начинается с подачи заявления на развод. После долгих лет совместной жизни Симин (Лейла Хатами) решилась развестись с Надером (Пейман Моади) – примерным мужем без в/п и прочих отклонений – ввиду неразрешимого семейного конфликта. Давно задуманный супругами и ставший с получением визы, наконец, реальной их отъезд на пмж в Канаду грозит сорваться из-за деда, некстати пораженного Альцгеймером и в одночасье ставшего беспомощным, почти вегетативным существом. Надер отказывается бросить престарелого отца; Симин настаивает, что его неизлечимость и неспособность понимать происходящее, – достаточные основания не отказываться от долгожданной эмиграции. С собой взять старика нельзя, а няньчиться с ним без надежд на улучшение можно, полагает Симин, бесконечно. Безвыходная ситуация, подчеркнутая твердостью намерений каждой из сторон – Симин уехать, а Надера быть с больным отцом – не получает «силового», юридического разрешения, поскольку признаваемых законом убедительных причин для расставания (обид, претензий) у супругов нет, зато у них есть дочь Терме одиннадцати лет (Сарина Фархади, по виду сильно старше), которую они не могут поделить и битва за симпатии которой ведется до финальных титров и, приоткроем маленький секрет, не заканчивается вместе с ними. Без оформления развода Терме не может ни остаться с папой, ни уехать с матерью. Судья советует супругам тщательно обдумать положение и самостоятельно определиться, быть семье или не быть, а также с местом будущего проживания ребенка. Герои возвращаются домой, чтоб, упаковав пожитки, переехать к маме (Симин) и нанять сиделку для ухода за отцом (Надер), пока все на работе или в школе.
Казалось бы, предложенная зрителю дебютная интрига содержит все ресурсы для полноценного дальнейшего развития; однако с появлением сиделки – набожной и бедной мусульманки, взятой по знакомству, – выясняется, что мелодраматической внутрисемейной схваткой двух интеллигентов, из которых каждый прав по-своему, дело не окончится; что тема эмиграции – вообще не основная, а действующих лиц как минимум в два раза больше. Единственной, кто в результате нарастающей и отчасти детективной чехарды останется на прежнем месте – в смысле своего определяяющего положения – это внешне безучастная Терме, внимательно следящая за прогрессирующим взаимным раздражением родителей, за их словами и поступками; она не только главный приз и аргумент в их спорах, не просто умный наблюдатель, но центральный и весьма активный персонаж.
Персидские узоры
Иранское кино последних, где-то, трех десятилетий давно переросло национальные границы, заставив мир признать себя явлением всемирного масштаба, свободно конвертируемым международным «брендом» – как русская литература XIX века, Голливуд или знаменитые персидские ковры. Нельзя, причем, сказать, что есть такое эстетическое направление – «иранское кино»; уж слишком не похожи друг на друга основные представители: легендарные Аббас Киорастами и Мохсен Махмальбаф, радикал Панахи или политическая эмигрантка Сатрапи, а также многие другие режиссеры. Фасхади, мирно существующий с режимом президента Ахмадинежада, тоже не теряется на этом пестром фоне. Однако общие черты у фильмов из Ирана все же есть, хотя их очень трудно четко сформулировать, и, вероятно, каждый из ценителей опишет их по-своему.
Не претендуя на оригинальность или безошибочность, осторожно выделим отсутствие в них спецэффектов и модных или «молодежных» атрибутов, ставок на так называемую «зрелищность» и жареной – бульварной, криминальной, фэнтазийной, этот список можно длить и длить – проблематики. Все они сравнительно недороги, а то и вовсе «безбюджетны», как, например, другой всемирно признанный шедевр года – «Это не фильм» Панахи. Более того – все созданы как можно более экономичными, простыми средствами, порой переходящими в какую-то принципиальную аскезу. Не все, но подавляющее большинство картин посвящены обычной повседневности, но бесконечно далеки от современного артхаусного эстетизма или сладостного любования «мелочами жизни». Примерно общий, «фирменный» их фокус заключается в создании метаформозы – из заурядной, затрапезной, как бы захолустной мизансцены вдруг вырастают глубочайшая – вневременная и как будто сразу высеченная из вечности – метафизическая драма, тихо, без нажима и морализаторства, ставящая фундаментальные вопросы бытия.
Это очень цепкие и не поддающиеся имитации работы, в которых нет ни одного случайного движения или повисшей реплики; в которых каждая деталь и вещь имеют собственную ценность и значение, предустановленное Богом и вложенное Им в венец Творения – человека. Во многом эта уникальная для современного кино – естественная и ненапыщенная строгость – связана с особенностями современного Ирана – государства, порожденного фундаменталистской мусульманской революцией 1979-го года; с – одновременно – жесткими цензурными табу и искренней религиозностью иранцев, свойственной буквально всем сословиям – от темной суеверной бедноты до образованных и утонченных интелектуалов. Многим христианам стоит поучиться отношению сегодняшнего среднестатического перса, живущего в «таком же» в XXI веке, к вопросам веры и, к примеру, клятвы, данной на Коране (о чем, помимо много другого, и повествует фильм «Развод…»).
Тому, кто никогда не видел эти фильмы, невольно, откровенно говоря, завидуешь. Но кем бы ни был уважаемый читатель этих строк, ему не следует пренебрегать довольно редко выпадающей возможностью увидеть фильм под маркой made in Iran на большом экране. «Развод» – как раз такой удобный случай. Дорогие москвичи и гости города! Не прозевайте свой счастливый шанс.
Петр ГРИНЕВ мл.
