– В российской культуре мало, почти нет образов людей с инвалидностью, которые не выглядели бы убого во всех смыслах. Обычно инвалидов изображают серьезно и печально: под клетчатым пледом, под грустную музыку, описывают трагичными словами. Никаких эмоций, кроме тоски, это не вызывает, – говорит Владимир Рудак, режиссер и музыкант, сидя в инвалидном кресле без всякого одеяла.
На его голове — прикольная африканская шапочка.
Нас не поняли
Первый фильм Владимира Рудака – «Крутые парни не танцуют» – появился в 2005 году. Это черная комедия о бандитах, которые мечутся по Москве в поисках талисмана для своего друга-боксера, «счастливых» боксерских трусов, — если вкратце. Об инвалидности там нет ни слова, просто все актеры — на колясках.
– Фильм показали на кинофестивале «Кино без барьеров», где его увидел Хосе Аланис, профессор Вашингтонского университета, который пишет о российской культуре, занимается созданием комиксов. Он стал его поклонником.
Но люди с инвалидностью не могли понять, что это вообще такое, некоторые считали наше кино кощунством. Они приняли к себе особое отношение — они герои, постоянно борются, что-то преодолевают — и никак иначе.
Но нельзя же все время жить в преодолении, нужны минуты покоя, радости, расслабления, отдыха, смеха — так же, как и у всех остальных людей.
Снимаясь в этом фильме вместе с друзьями, мы хотели увидеть себя на экране иначе — отнюдь не в печальной и угнетающей истории, которая цементировала бы стереотип о человеке с инвалидностью.
Когда важно не быть серьезным
– Фильм «Крутые парни не танцуют» опередил время. Это я серьезно говорю. У многих людей в 2005 году воедино не складывались слова «инвалидность» и «юмор». Но в жизни так и происходит — инвалиды шутят, над ними шутят, они шутят друг над другом, жизнь состоит из контрастов. Нельзя делать все слишком серьезным.
Тут вопрос, конечно, в том, над чем мы шутим. Нельзя насмехаться над страданием, над тем, что свято. Но у всех людей без исключения есть области, в которых они могут соприкасаться — и смеяться над чем-то, что им всем понятно.
Без юмора нигде обойтись нельзя. Из сложной ситуации всегда проще найти выход, если разрядить обстановку, улыбнувшись, посмеявшись.
Кроме того, случаются истории, над которыми невозможно не смеяться. Мой товарищ однажды на улице перевернулся на спину вместе с инвалидным креслом. К нему сразу же подбежал мужчина: «Как вам помочь?!» Товарищ мой ответил лаконично: «За ручки!», имея в виду, что надо взяться за ручки инвалидного кресла и поднять его. А мужчина схватил товарища за руки и начал тянуть вверх. Это же комедия!
Рассказывая о людях в кино или книгах, не стоит педалировать тему инвалидности. Тогда восприятие окружающих выравнивается, они перестают бояться людей, отличающихся от них — на колясках или с другими особенностями.
Подайте убогому на пропитание?
В нашей стране медленно, но изживается жесткий стереотип об инвалидах. Все, и в том числе человек, получивший травму и вдруг потерявший подвижность, совсем недавно думали только так: «Все. Жизнь его (или моя) закончилась. Он (или я) будет копошиться в углу, в своих делах. Весь остальной мир для него (меня) закрыт».
Через такое понимание инвалидности проходили многие люди. И многие не смогли выбраться из этого. Но если этому не сопротивляться, ничего не поменяется — никто не будет считать тебя человеком, достойным внимания, нормальной жизни, если ты сам себя таковым не считаешь.
Раньше моя жизнь на коляске вне дома должны была быть очень быстрой. Не дай Бог, остановишься возле магазина или у храма — тут же начинали мелочь давать.
Люди даже не обращали внимания на то, как человек в коляске одет, может, модно и прикольно, — был стереотип, что инвалид просит милостыню.
Хорошо, что сейчас восприятие общества меняется — и благодаря кино, в том числе. Например, в американском сериале «Давайте знакомиться» один из героев — колясочник. Это обаятельный пройдоха, который постоянно тусуется, вокруг него много девчонок. Там не педалируется тема героизма и преодоления. Образ этого героя — обычный парень на коляске, который интересуется всем в мире.
Конечно, нужны фильмы и проблемные — не должно быть все смешным и позитивным, неоправданно оптимистичным. Должен быть баланс в этом, иначе можно уйти в шутовство: «Мы — инвалиды, но нам все время весело».
Я не исключительный
Фрагмент из книжки комиксов Владимира Рудака » Я – слон!»- Я упал с высоты — так получил травму позвоночника. Мне было 23 года, это был 1991 год. Тогда мне казалось, что я — единственный на свете в таком состоянии: в то время людей с инвалидностью не было видно на улицах.
Когда с тобой такое происходит, ты не сразу веришь, что теперь это надолго, тем более навсегда. На привыкание к своему состоянию у меня ушло 3-4 года. Я понимал, что нахожусь на обочине жизни, никто не знал, что со мной делать.
В таком состоянии нужно человека направлять, вселять в него уверенность, что, даже если он не встанет, то научится жить с этим. Он должен знать, что у него есть возможность освоить профессию, получить образование. Да вообще делать все, что угодно, чтобы чувствовать себя уверенно. Но в 90-е для таких, как я, были только смешные домашние работы, которые не приносили денег, давали лишь ощущение занятости.
Осознание того, что я не исключительный, пришло после того, как я приехал в московский реабилитационный центр на Басманной — тут понял, как много людей с последствиями травм. Причем, прорвался туда я сам, уже через несколько лет после травмы. Бесплатно прорвался, хотя тогда это было чуть ли не единственный государственный реабилитационный центр в России.
Не делить мир на свой и другой
Врачи в Петрозаводске сначала не хотели давать мне направление, потому что перспектив для восстановления у меня не было. «Вы же все равно не будете ходить. Зачем вам ехать?» — намекали, что незачем тратить государственный деньги, если исцеления не будет.
Но реабилитация мне многое дала именно в психологическом плане — я перестал делить мир на свой и другой, который за окном.
Я почти четыре года после травмы провел в своем мире. В этом был кайф — такой бывает у человека, живущего в глухом углу, без средств связи. Он ходит на охоту, ловит рыбу, но не знает ни о чем, что происходит за границами леса. Я играл на гитаре, даже песни записывал по настоянию друзей, но жил в изоляции.
А в реабилитационном центре познакомился с такими же, как я, со многими подружился и дружу до сих пор. И получил толчок к движению вовне — начать с того, что стал выезжать на улицу на коляске (до этого практически всегда лежал), общаться с людьми и работать, снимать фильмы. Состоялся первый музыкальный концерт нашей группы.
Возврат в прошлое
Мы в России пока еще находимся на начальной стадии глобальных изменений отношения к людям с инвалидностью. Я говорю не только о доступности среды —здесь есть большие перемены! – но и о работе, образовании для нас. Нет-нет, да показывают по телевизору, что опять кого-то куда-то не пустили, потому что особенности этого человека помешали, — это возврат в прошлое.
Недавно я на улице спросил у прохожей, как найти правильную дорогу. Она, отвечая, вообще не смотрела на меня, обращалась к моей спутнице, словно меня и нет. Это коробит, ведь ты привыкаешь к нормальному отношению, вращаясь в своем кругу, а потом — бац! — мир напоминает тебе, что не все так, как ты думал.
Слово «инвалид» как инструмент
Раньше для меня слово «инвалид» было инструментом добиться того, что мне положено. Оно было как тяпка, которой можно взрыхлить землю.
Я говорил о себе «я — инвалид», когда звонил в социальные службы, где чтобы тебя услышали, нужно было сказать, что ты инвалид I группы.
Почему раньше пенсионеры кричали: «Я инвалид! Пропустите меня»? Так было проще достучаться до окружающих.
В результате слово еще с советских времен приобрело неприятную окраску — от него веет иждивенчеством, презрительно оно звучит. Мне больше нравится «человек с инвалидностью».
Конечно, появляются и другие эвфемизмы — типа не глухой, а неслышащий, не слепой, а незрячий, не инвалидность, а ограниченные возможности. Но мне кажется, главное, чтобы вместе со всеми этими словесными конструкциями менялось и отношение к людям, менялась бы окружающая среда, менялось бы восприятие.
Учиться сорадоваться
Однажды я был в Америке, в Сан-Диего, работал над театральной постановкой о русских инвалидах, и заметил любопытную вещь: там, когда ты рассказываешь людям о своем творческом или любом другом замысле, первым делом человека поддерживают. За человека радуются: как здорово, что ты не просто каждый день встаешь и что-то делаешь, а придумал что-то крутое. Основной посыл — поддержка.
У нас такая сорадость немножко хромает. У нас сразу ищут минусы и причины, по которым у тебя ничего не получится — послушаешь и поймешь, что не стоит и начинать. В том числе — выходить из психологического состояния инвалидности. Это — важно.
