В сказках герои получают невидимость как особый дар – наравне с умением летать, быть неуязвимым для врагов, с легкостью брать любое препятствие. На самом деле невидимыми становятся самые уязвимые люди, те, для которых препятствия – везде, а простое умение ходить – радость.
Мои близкие всегда волнуются, когда я выхожу на улицу без документов. Вдруг возле метро меня остановят полицейские. А уж когда мне надо не просто пройти, а проехать подземкой…
Между тем никто меня никогда не остановит. Верней, остановят, но лишь когда я, начиненный взрывчаткой, по-пластунски поползу к проезжающему кортежу президента. Только и только в этом случае. В остальных меня нет. Я невидимка. Я инвалид.
Это легко объяснить. Поставьте себя на место полицейских. Охота вам была бы возиться со мной, проверяя документы, и, при отсутствии оных, сидеть со мной и устанавливать мою личность? Результат можно предсказать сразу – я буду «чист», а хлопот со мной, действительно, много. А вдруг я припадочный, вдруг плохо со мной станет при проверке документов, кому это надо? Уж лучше проверить десять «нормальных» людей, чем возиться со мной одним. (Бездомных, думаю, стражи порядка не трогают по той же причине – удовольствие не из приятных). Кстати, а кто сказал, что мы всегда окажемся «чисты»? Ведь по идее, эту свою невидимость вполне можем использовать с самыми разными целями. Но кто будет задумываться об этом? Скользнул взглядом по бедняжке и забыл.
Мы есть. Но нас как бы нет. Мы инвалиды…
Начинается все с семьи. Я сейчас вовсе не о плохом отношении ко мне. Хотя всякое бывает. Оно может быть самым замечательным. Просто… Не надо полагать, что все за меня надо делать. Вот хотя бы, взять и почистить картошку. Я же могу это сделать! Медленнее, конечно, может, в этом все дело. Но с каждом разом это получается у меня чуть лучше, чуть быстрее. Но даже близкие не видят этого в суете ежедневных хлопот. Так и пойдет дальше: «Ты уж сиди, мы сами». То ли забота обо мне, то ли нежелание возможных проблем на свою голову… Вдруг порежусь или еще что.
С большинством мелких хозяйственных дел я и сам справлюсь. Если что-то не смогу, попрошу. Забота мне нужна была лишь в раннем детстве. Да, сейчас я инвалид, и мне не подвластны те мелочи, на которые я раньше и внимания не обращал … Да, я не могу с легкостью, как раньше, растапливать баню, готовить вкусные блюда, сидеть целый день в редакции, я много чего не могу. Но я тот же.
Со мной могут говорить, и говорить прекрасно, а потом внезапно перейти на разговор в третьем лице – словно меня тут и нет, обсуждая меня, торопясь сказать за меня то, что я и сам могу сказать. Просто говорю медленно и неразборчиво – лучше заменить меня, сделав на время невидимым. Это касается и самых близких. Но я ведь здесь. Я никуда не делся. Не стоит оправдываться: «Это наш младшенький», когда кто-то «чужой» приходит в дом.
Я часто ощущаю, что стал для своей многочисленной родни чем-то вроде козла отпущения наоборот. Рядом со мной легко чувствовать себя хорошим, по отношению ко мне легко творить добро – если, конечно, не обращать на меня при этом внимания, смотреть сквозь меня, настоящего.
Как-то на прошлый Новый год пришел ко мне брат. Походив по квартире, он отчего-то решил, что мне необходим лук. Я тогда не мог говорить совсем (мешала дыхательная трубка), но головой мотал красноречиво и даже на телефоне смс-ку написал: «Не надо». Но он ушел, через некоторое время вернувшись с целой его сеткой. Помахал ею между моим носом и монитором (я как раз писал какой-то текст), прокричал: «Я лука тебе принес!». И это несмотря на то, что дома этого лука, как и прочей еды, было завались. Дальше – больше. Он занялся готовкой супа и наварил его целую кастрюлю, несмотря на то, что я был со своей девушкой, мы готовились к Новому году. Да и не самое праздничное блюдо – суп этот. Неважно, хотел я в тот момент чего-либо или нет. Главное, было сделать что-то и уйти с чувством выполненного долга: «навестил больного родственника на Новый год». Галочка в нужной графе.
Словно стена выросла между мной и окружающими. Я иду по улице и ловлю взгляды прохожих: «О, инвалид!», «Ах, бедняжка». Наверное, эта стена останется до конца моих дней. Не хотелось бы…
Впрочем, на эту тему я могу сколько угодно распинаться – бесполезно. Я – человек-невидимка. Помните, какие усилия герой романа Герберта Уэллса прилагал для того, чтобы казаться нормальным? А все равно, оставался изгоем. Обращаясь ко мне, люди автоматически начинают громче говорить, жестикулировать, чтобы слова были доходчивее, хотя инсульт, случившийся со мной четыре года назад, никак не повлиял на мои умственные способности, а слух у меня прекрасный, правда-правда…Да, я стал инвалидом, внешне я не похож на других людей, но не потерял ни капли рассудка. Я такой же, какой был раньше. Но мир этого не замечает…
Взять любой мой диалог на улице или в магазине. Люди видят, что я не такой физически, а, значит, я умственно тоже «того». Ну что мне, слюну пустить, чтоб дополнить образ? Этого я, конечно, не делаю, но и спорить не пытаюсь, из образа не выхожу. Дурачок? Пусть будет так, раз окружающим удобнее. С тобой могут разговаривать удивительно вежливо, ласково, но по этой вежливости ты можешь судить, что к тебе относятся не так, как к другим. Могут даже конфетку подарить – мне, здоровому мужику, разменявшему четвертый десяток, имеющему полтора (не успел) высших образования. Порой мне приходит в голову, что если б я сотворил какую-нибудь гадость, люди равнодушно стерпели бы ее. Как порой мы прощаем нашу кошку, напрудившую на пол: «Что с нее взять? Вот она такая. Но мы любим ее!» Только я не кошка, вот в чем дело…
И при всем «прощении» инвалидных закидонов «нормальные люди» умудряются не обращать внимания на наши нужды именно там, где они, по идее, должны!
Я вхожу в вагон метро и становлюсь прозрачным. Мне не уступают места почти никогда, отгораживаясь от меня книгами и планшетами. Я не стар, я не беременная женщина. Молодой мужик, не такой как все. Лучше его не замечать.
Меня всегда «радуют» перила на лестницах в метро. Да-да, те самые, на которые вы и не обращали никогда внимания, спеша утром по делам, а вечером возвращаясь с них. Может, тот, кто их проектировал, думал о красоте в первую очередь, а не об их практичности, но… А вот теперь представьте себя (только на минуточку!) инвалидом, вынужденным спускаться в метро. Перила начинаются не с первой ступеньки! Для обычного человека это ерунда, в здоровом состоянии ты просто этого не заметишь, для больного же это маленькая катастрофа. Что это, экономия на перилах? Дальше больше. Спустившись немного и дойдя до горизонтальной поверхности, ты понимаешь, что перила кончились и тебе нужно пройти несколько шагов без них. Безусловно, трогательна забота проектировщиков о близких, но, думаю, тренироваться удобнее на тренажерах, а не в метро. Все-таки «метрополитен – зона повышенной опасности», а вовсе не спортзал…
Когда говоришь о своих проблемах – с теми, кто знал тебя раньше – складывается ощущение, что люди не слишком понимают тебя. Мне так показалось, по крайней мере. У них не совсем укладывается в голове, что ты стал другим. И поэтому удобнее видеть тебя прежнего, благородно закрывая глаза на произошедшие изменения, не видя тебя нынешнего. Хотя мы, мягко говоря, не похожи. «Почему контактные линзы перестал носить?» – интересуется университетский приятель. Мы сидим в кафе, я с трудом подношу чашку кофе ко рту». Объясняю: «Неудобно вставлять левой рукой».- «Но ты же всегда в линзах был! Так странно видеть тебя в очках». Да видит ли он меня? Зачем мне форсить теперь? Чтобы пройти от дивана на кухню? Конечно, быть может, дело все в том, что каждый – со своим ворохом забот.
Считается, что главное дело инвалида – лечиться. Я приехал в свой любимый город встретиться со старыми друзьями и постоянно слышал этот вопрос: «Ты в больницу хочешь здесь лечь?». Людям странно, что ты не только лечишься в этой жизни, но и просто – живешь, пытаешься работать, радоваться, чем-то интересоваться…
Иногда мне кажется, что тогда, четыре года назад, в один «прекрасный» момент мир все так же продолжил свой стремительный бег, «отряд не заметил потери бойца». Хотя боец на самом деле вышел из строя. Я – вышел. Мне не надо, как абсолютному большинству, вскакивать каждое утро и идти на ненавистную работу, чтобы только получать деньги. Во многом я «не у дел». Я сижу у компьютера каждый день – это и мой отдых, и моя работа. Общаюсь с людьми через него, работаю, не видя работодателя, получаю деньги на карточку. Я – невидимка. Я в бункере. Иногда мне кажется, что я самый счастливый человек на свете. Да, бесспорно, у меня нет таких возможностей, которые дает «мир здорового человека». Но у меня нет и таких потребностей. И, самое главное, у меня есть любимая девушка, мое все. Как она в свое время умудрилась усмотреть в человеке-невидимке меня – для меня самого загадка…
