Мы решили задать три вопроса людям, имеющим отношение к ментальным инвалидам и их социализации в Церкви. Нас интересовало следующее:
– Как вы считаете, храмы – это доступная среда для инвалидов?
– Как прихожане относятся к ментальным инвалидам?
– Возможно ли как-то изменить отношение к инвалидам в храмах?
Он мой брат
Михаил Завалов, участник движения общин с умственно отсталыми людьми и их семьями «Вера и Свет»:
– Я буду говорить только о людях со странным поведением и порой странными лицами.
Они разные, выделю три (не исчерпывающие!) категории-примера, как бы по степени тяжести проблемы:
А. Странные мальчики, но стоят всю службу внимательно. Лица удивляют, жесты могут показаться странными или напугать. Надо сказать, большинство наших людей, привыкнув к храму, становятся такими.
Б. Одна девочка, войдя, сразу начинает задувать свечки – от радости. Можно ей не давать, но держать слишком крепко всю службу. Держать не крепко – иногда попытается или задует. Из-за этого маме куда проще не ходить в церковь вообще, она и так ее боится.
В. Аутичный мальчик громко и часто кричит и прыгает, остановить невозможно, совершенно неопасен.
Наши храмы – среда очень часто труднодоступная для наших особых людей. Нередко мамы слышат прямой или косвенный вопрос: «Зачем такого сюда привели» – даже про людей категории А. Как правило, разумеется, это просто рядом стоящие слишком активные прихожанки, а не священники. Зато иные батюшки любят объяснять, за какие грехи родителей появились такие дети. Но, конечно, бывают хорошие храмы – зайдешь с улицы, и тебя там принимают. Это общая атмосфера отношений прихожан. Но, добавлю, в целом публичные места (цирк, кино, ресторан) у нас, возможно, еще менее доступны.
– Возможно ли как-то изменить отношение к инвалидам в храмах?
– В великом большинстве случаев я за приход, в котором есть такие люди (тогда их немного, и можно к их проблемам приспособиться). Это полезно для всех. Это соответствует природе Церкви как семьи. Альтернатива – какое-то гетто для особых. Однако, что делать со случаем В? Вести его без спросу в храм (и потом жаловаться: «Нас не приняли») – неправильно. Он везде мешает. Иногда специальная служба, где на шум никто не обращает внимания, тут нужна, чтобы не исключать его из литургической жизни вообще.
«Окормляться» индивидуально? Иной случай. Нужны священники, которые понимают. Часто на исповеди к ним относятся как к детям: сразу «опусти голову» и разрешение. Тогда как я знаю, что некоторые могли бы расти. Это не только про грехи. Не хватает таких священников очень.
Отношение меняется просто, когда такой человек появляется рядом: оказывается, он не опасен, он даже молится, он мой брат (тут помогает тот, кто не боится и знает особого человека). И, разумеется, если группа таких людей идет на Литургию, разумно попросить священника сказать с амвона два слова: «К нам пришли такие-то, постараемся их хорошо принять…» и т.п. Один знакомый священник включает таких особых юношей в алтарники – ну, свечку вынести. Это тоже меняет восприятие всех.
В храме – КАЖДЫЙ больной и слабый
Екатерина Мень, журналист, директор АНО Центр проблем аутизма, мама ребенка с аутизмом:
– Я считаю, что, конечно, в храм всегда можно войти по порыву. В любой попавшийся. Но для регулярного отправления религиозных потребностей нужен свой храм, свой батюшка, своя среда. Я не считаю, что надо лезть на рожон во имя доказательств «несвятости» прихожан или свешниц, или батюшек. Очевидно, что никто не свят, и все грешны. Зачем искушать? Радость с больным ребенком можно получить только в той среде, где о нем хоть что-то знают. Мой опыт такой.
Храм предполагает смирение не только с одной стороны – со стороны здоровых прихожан или ворчливых свешниц. Но и со стороны инвалидов. Инвалиды должны понимать, что как раз это место и есть, где все равны и никто не ровнее. Мне не нравится, когда злоупотребляют фактом инвалидности в случае конфликтов в Церкви, аргументируя это тем, что все должны быть милосердны. Нет. В храме – каждый больной и слабый, и каждый приходит за милосердием Бога, а не соседа по службе.
Все зависит от настоятеля
Вероника Леонтьева, руководитель направления по работе с инвалидами Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви:
– По поводу доступности храмов для инвалидов я скажу следующее: на мой взгляд, все зависит от отношения настоятеля к таким людям. Если отношение лояльное, то он и сам создаст условия, и сотрудников, и прихожан храма будет вразумлять. Мне рассказывали, что в одном из храмов после того, как там появились дети с ДЦП, которым было трудно стоять и сидеть долго в коляске, настоятель благословил положить ковер у солеи, и с тех пор дети там лежат до Причастия. Пока же в Церкви зачастую ситуация такая: настоятель какого-либо храма принимает инвалидов какой-то одной категории, например, глухих, или ментальных и т.д., и к нему священники из своих приходов начинают направлять всех остальных инвалидов. Так образуются социально ориентированные приходы.
Выход – воспитывать и образовывать священников, а за ними и социальных работников, и прихожан. Как? Наверное, лучше всего начинать это делать еще в семинариях, чтобы будущие батюшки не боялись таких людей, знали, как с ними обращаться.
Вот мы задумали в Отделе выпустить учебно-методическое пособие «Руководство для клириков и мирян по социальному служению для инвалидов разных категорий», совместный труд специалистов Института коррекционной педагогики РАО и священников, социальных работников, которые уже трудятся на этом поприще и имеют опыт, о котором бы хотели рассказать. Даст Бог, если все получится, то затем можно будет его презентовать в епархиях, а может быть в семинариях, и сделать спецкурс для будущих священников.
Единственная проблема – техническое оснащение
Игорь Лунёв, отец ребенка-инвалида:
– У моего сына аутизм в тяжелой форме и последствия ДЦП. Несмотря на сохранный интеллект, выглядит он не вполне обычно, хотя в инвалидной коляске и не нуждается – ходит сам. Мы с ним много раз заходили в храм или гуляли на прихрамовой территории – ни разу не встретили плохого или какого-то неадекватного к нам отношения. Наоборот, порой трудящиеся в храме женщины сами предлагали помощь, искренне интересовались нашими обстоятельствами. И даже если их советы были неподходящими для нас, то все равно этих женщин можно только благодарить за отзывчивость.
Вообще, инвалидов в храмах я наблюдаю регулярно. Не все храмы можно назвать вполне доступной для инвалидов средой – в первую очередь для колясочников, так как пандусы есть не везде. Что касается отношения прихожан, то здесь так же, как, например, с детьми – если человек не мешает богослужению, его необычное поведение мало кого беспокоит. Если же в силу своих особенностей он богослужению все-таки как-то мешает, то и эта проблема решается спокойно и с пониманием. Насколько я знаю, у бабушек-прихожанок гораздо больше кривотолков может вызвать, например, падение в храме в обморок обычного человека. Так что единственную проблему я вижу в техническом оснащении некоторых храмов.
Покров Богородицы
Вопросы об открытости и приспособленности храмов для людей с инвалидностью мы также задали Галине Клименко, координатору Симферопольского инклюзивного ресурсного центра украинско-канадского проекта «Инклюзивное образование для детей с особыми потребностями в Украине», педагогу, психологу и маме особого ребенка.
Галина Клименко решила не просто ответить на этот вопрос, но вспомнила историю, которая произошла с ней лично. Она считает, что родители особых детей должны внимательнее относиться к походу в храм, но это понимание пришло лишь со временем. Первый раз был трудным:
«Не думаю, что в нашей истории есть что-то необыкновенное, скорее наоборот, если иметь в виду взаимоотношения с миром аутичного ребенка и его ближайшего окружения. Шел 1997-й, близился Сашин шестой год рождения. Была она невероятно сложная, уже несколько лет мы не могли зайти ни в одно незнакомое ей помещение (в ранее знакомые тоже не заходили), много было и всякого другого. Жизнь неотвратимо превращалась в ад кромешный, который переходил из круга в круг, никак не указывая хоть на какую-то возможность выхода.
Признаться честно, я мало думала о Боге – самая обыкновенная история до тех самых пор, пока состояние крайней духовной нужды не заставляет нас обратиться к поддержке Божьей. Долгими бессонными ночами я пела песни дочке и читала «Отче наш». Она повторяла молитву истово с моими интонациями, которые я вкладывала своим материнским сердцем, взывая к прощению, принятию и, конечно же, к исцелению единственного ребенка.
Стояла осень, теплая, крымская, совсем еще не поздняя… В самый канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы собралась я с духом и решила причастить дочку. Пришли мы вместе с бабушкой в храм.
Во время всей службы я очень медленно, буквально по крохотному шажку приближалась с Санькой к дверям храма, напевая песни и рассказывая ей какие там, внутри, чудесные иконы и какая удивительная музыка. Минут через сорок с замиранием сердца, держась крепко за руки, мы наконец-то переступили порог и оказались в Его мире. Этот мир был полон покоя и безопасности, по крайней мере, так мне тогда казалось. Сашка была в невероятном напряжении. Широко открытыми глазами рассматривала она лики святых, с чувством приговаривая: «картины красивые», и вслушивалась в голоса, доносившиеся с клироса. Я видела, как она понемногу успокаивается.
Сейчас сколько угодно можно себя упрекать за легкомысленное решение причастить ребенка с аутизмом, так сказать, на общих основаниях, без специальной подготовки его самого и окружающих людей. Признаться честно, в то время я и сама имела самое смутное представление о глубинных проблемах дочери. Одним словом, подошла наша очередь и ничего не ведающий об аутизме батюшка, привычным движением набросил епитрахиль на Санькину голову. Что тут началось! Перепуганный ребенок сел на пол и заорал что было мочи. Прихожане вздрогнули, и разом по толпе прошел гул, из общего фона которого вырывались отдельные причитания, вздохи осуждения и сожаления. Саша продолжала истерически орать, моя бедная мама, вместе с каким- то добрым прихожанином, пыталась поднять ее на ноги и вывести из храма. Я, к своему стыду, не выдержала осуждающих взглядов, и опрометью кинулась к выходу.
Второпях, слегка зацепила женщину, служащую храма, и мне вслед понеслось злобное шипение: «Это ж как нужно было грешить, чтобы Бог так наказал ребенком?»
Мы еще долго сидели втроем на лавочке возле церкви, не имея сил двинуться в обратный путь домой. Мама плакала. У меня не было слез, была только нечеловеческая усталость. Санька, быстро справилась со стрессом, заедая его конфетами, припасенными бабушкой. К нам тихо подошла пожилая женщина и, не говоря ни слова, положила мне в руку маленькую иконку Божией Матери. Эта икона и сегодня сопровождает меня всюду, куда бы я ни ехала».
