Пятеро смелых
– Основная особенность нашего проекта – мы пытаемся отойти от традиционного восприятия инвалидной темы: уныло-печально-грустной. Мы говорим: инвалидность – это данность, это уже случилось, уже есть, и предлагаем нашим ребятам с тем, что им дала судьба, импровизировать на пути к успеху.
Мы это называем: «Импровизировать своими ограничениями и выстраивать свою мелодию жизни» и специально стараемся облекать свою работу в необычные красивые образы. Когда люди помогают инвалидам, это обычно что-то серьёзное, там поднимаются важные проблемы. Мы стараемся решать эти проблемы с улыбкой.
На самом деле наши ребята очень много работают – эмоционально, физически, морально. И тот объём работы, который они выполняют – образовательный, трудовой, бытовой – колоссален даже для обычного человека с руками и ногами. Поэтому говорить о том, что мы создаём какую-то иллюзорную картинку – очень не верно.
У каждого из наших студентов есть свои таланты, свои способности и особенности – мы делаем упор именно на это, и именно это с ними и прорабатываем, когда я приезжаю в «Квартал». В итоге у них получается жизнь, с одной стороны, яркая, с другой – сложная. А мы лишь чуть-чуть создаём среду, поддерживаем, помогаем, но не решаем за них их проблемы.
Зачем колясочнице прыгать с парашютом
– Зачем человеку, который в российской среде не всегда может выйти за хлебом, прыгать с парашютом? А зачем тогда вообще жить? Познавать мир, развиваться? Мы не говорим про наших детей, что они такие же, как все. У них есть особенности. Это – как разговаривать, например, с иностранцем: он – другой человек, и вы с этим считаетесь. Но вы не понимаете, о чём он говорит.
Хождение за хлебом у наших студентов уже в порядке вещей. Куратор был на старте, сейчас они от всего отказались. Я приезжаю раз в неделю просто проверить, как дела, и поговорить. В остальное время они абсолютно самостоятельны: есть график дежурств, кто когда готовит, сами составляют список продуктов, скидываются, закупаются, платят коммуналку. Сами ездят на работу, учатся.
Ребята иногда на меня сердятся, но я постоянно работаю по принципу «выбрасывания за борт» – когда человека ставишь в такие условия, что ему приходится махать руками и ногами, чтобы плыть.
Например, недавно одну девочку я отправила на конкурс в Москву. Конечно, в специализированном купе, и там её встречали, конечно, там был проводник, который при случае, помог бы. Но сама она очень плохо передвигается, и ей нужно было преодолеть это. Чтобы у неё в голове осталось: «Я ездила в Москву одна». Хотя в жизни она с трудом крутит колёса своей коляски.
Так они постепенно расширяют границы своего мира и перестают бояться тех вещей, которые обычному инвалиду, который живёт в учреждении понять сложно.
Да, это стресс, но это не происходит постоянно. При этом у них есть какие-то моменты, когда они могут расслабиться, почувствовать свою защищённость. Например, они все знают, что я всегда у них есть.
На пути к уверенности, или «Квартал» как семья и тыл
– Конечно, их уверенность возникла не сразу. На проект они пришли очень зажатыми, и к нынешнему своему состоянию шли постепенно маленькими шагами. С кем-то оно достигалось уговорами и планированием, с кем-то – даже угрозами ухода. Дескать, дорогой мой человек, ты подписал контракт: «Я принимаю условия проекта, обязуюсь участвовать в трудовой деятельности, в жизни проекта».
А не соблюдение контракта влечёт за собой уход. Потому что, помимо того, что они колясочники, они ещё очень отягощены жизнью в детском доме. А ещё несколько человек у меня порядка десяти лет жили в доме престарелых – представляете, что у этих людей в голове.
На старте, в первые два-три месяца я всё время боялась, что вернусь в «Квартал», а там – никого. А потом они почувствовали вкус занятости, нужности, своего рода «звёздности» – на старте проекта это присутствовало очень сильно. И, естественно, возвращаться назад уже никто не хотел.
При этом я, конечно, понимала: если даже это произойдёт, я отправляю их не на улицу, а в те же условия, откуда забирала. И что даже там им после нашего проекта будет лучше, потому что какие-то навыки они всё равно приобрели. Это было очень больно, но внутренне была готовность: «Уйдут, ну, значит уйдут».
Когда мы потом с психологами строили модель работы и решали, как это всё называется, то поняли, что это – модель общения приёмной семьи с подросшими детьми. То есть, как бы я ни кричала: «Это – просто проект», – у меня в нём есть роль матери, меня так воспринимают особенно младшие студенты.
А наш второй руководитель – Алексей Газарян – для них если не отец, то «значимый взрослый». Получается, мы даём студентам ощущение поддержки, семьи, ощущение, что тебя любят, какой бы ты ни был, и образец семейных взаимоотношений. И это всё приносит результаты.
Мне иногда говорят, что я с ребятами слишком мягкая – но я не могу по-другому относиться к своим «детям». Да, иногда они меня доводят – тогда приходится применять какую-то жёсткость.
Иногда эту жёсткость я пытаюсь применить через своих сотрудников, а сама остаюсь таким «тёплым очагом», к которому всегда можно прибежать: я помогу, поддержу, буду оберегать их от каких-то внешних воздействий.
То есть, наши ребята понимают: да, они самостоятельны, свободны, но при этом у них есть некая защитная оболочка, созданная для них среда.
Как обернуть праздник на пользу сиротам
– Творческие специальности, которые выбирают наши студенты, – это потенциал самих ребят. Например, одна девочка у нас с детства писала стихи. При том, что образование у неё – три класса. У девочки, которая играет на сцене, способности тоже были всегда. Мы просто стараемся выявить то, что есть в ребятах.
Театральные постановки и какая-то самодеятельность у них в детском доме, конечно, были. Но, простите, это даже не Пенза, а Пензенская область, особых условий и возможностей нет. С другой стороны, театральный институт – это, конечно, не самодеятельность, это для начала громадный конкурс. Но я поддерживаю самые, казалось бы, невероятные мечты, потому что стремление к мечте придаёт силы. Кто знает, а может человек реально захочет это сделать?
У меня самой восемь детей, четверо приёмных. И один из моих сыновей когда-то рассказывал про «новогодний чёс» в детдоме. Приезжают какие-то люди, устраивают праздники, дарят «бедным-несчастным сиротам» подарки. Сироты эти праздники отсиживали, кульки потом перепродавали, потому что съесть столько конфет невозможно физически. Но оставалось от всего этого только чувство предательства, потому что люди приехали разово и никогда больше в их жизни не появятся.
И у меня в работе было несколько периодов. Сначала мы, как и все, ездили по детским домам и дарили подарки. Потом было резкое отрицание праздников: дескать, детям это не нужно – им нужны знания, навыки, специализация и всё прочее. Всегда бывает такой период неофитства, когда тебя мотает из стороны в сторону. Но, в конце концов, всегда понимаешь, что нужна золотая середина.
Обязательно нужны подарки, обязательно нужны праздники. Но они нужны от людей, которые в жизни этих ребят играют какую-то роль. Когда люди приезжают, общаются, дают какие-то знания, но вместе с тем дают и праздник. И тогда подарок – это проявление любви, заботы.
Когда подарок тебе делает человек, который играет какую-то роль в твоей жизни, – это бесценно. Подарок от близких людей всегда дороже, чем то, что тебе сунули на улице в рамках какой-нибудь промоакции. И здесь – то же самое: ты даёшь для этого человека нечто большее, чем этот подарок.
Но с ребятами из «Квартала Луи» – другая история. К ним артисты не приезжают – артисты приезжают в арт-холл. То есть, это – события, которые позволяют нам зарабатывать деньги на проект, и ребята на них просто работают. Артисты приедут выступать, на них придут люди – значит, будет работать бар, хостес будет встречать гостей – у ребят будет работа. И у нас будут деньги, чтобы выплатить ребятам зарплату.
То есть, это не праздник – это просто работа кафе. Да, для людей с инвалидностью, которые придут к нам на концерт, потому что в другом месте для них нет условий или на них будут показывать пальцем, – это праздник. То есть, у нас получается такая двойная функция.
Коммерчески арт-холл – это очень сложная вещь. Потому что сейчас мы очень удалены от центра, и, чтобы народ поехал, надо делать действительно яркие события. Чтобы коммерчески оправдать проект, нам надо перебираться в центр и работать в каждодневном режиме. Но есть ряд плюсов: епархия отдала нам нынешнее помещение безвозмездно, сейчас мы не платим аренду и не платим коммуналку. То есть, наша задача – набрать на зарплату и на наполнение бара и кухни.
Когда мы открылись в первый месяц, народ к нам повалил, и у нас была прибыль десять-пятнадцать тысяч в месяц.
Сейчас наша задача – выйти на самоокупаемость.
Две зарплаты сотрудникам нам оплачивают партнеры организации. Всего этого нам хватает, чтобы выйти в ноль или остаться в небольшом минусе. То есть, это – такая социальная деятельность и она же просветительская. Потому что раньше, когда в «Квартале» не хватало денег, я вкладывала деньги организации – выдавала студентам, чтобы они могли, например, купить себе одежду. А теперь они зарабатывают сами и снимают с меня дополнительные расходы.
Как возродиться после выгорания
– Не выгореть по ходу всего этого невозможно – но можно возродиться. Сказать, что на протяжении восьми лет моей социальной работы я ни разу не выгорала, будет нечестно. Выгорала настолько сильно, что хотелось всё бросить и никогда больше к этой теме не возвращаться.
Возродиться – это другая тема. Например, за время работы с «Кварталом» у меня было два серьёзных кризиса, когда казалось, что – всё. Но меня всегда возрождает какой-то новый проект, как «Дом Вероники» сейчас. Плюс результаты: самое главное – постоянно анализировать, что же произошло, что сделано.
У меня была удивительная история. В Москве я встречалась с представителями фонда, который социализирует детей из психоневрологического интерната. Они озвучивали огромные цифры денег, которые потратили на развитие своего проекта. Когда я спросила про результаты, они ответили что-то вроде: «Ванечка начал поднимать руку выше на пять сантиметров. А Светочка начала открывать глазки шире, а Вадим начал держать ложку». Умение увидеть самые незначительные результаты – это средство от того, чтобы не выгореть совсем. Так ты видишь, что всё не зря, что надо двигаться вперёд.
Это пугающее чувство: назад пути нет
– И ещё есть очень страшное чувство, когда ты понимаешь, что назад пути нет. То есть, ввязываясь сейчас в «Дом Вероники», куда мы берём ещё десять инвалидов, я понимаю: «Это всё! Это – пожизненно. Оставить их я вряд ли когда-нибудь смогу». И эта мысль шокирует.
Спасает фраза, которая идёт со мной по жизни много лет и уже не раз доказывала своё право на существование: «Делай, что должно, и будь, что будет». Потому что, когда задумывался «Дом Вероники» – а это капитальное строение, большое количество тяжёлых ребят, сложная социализация, – всё происходило самым удивительным образом.
У меня родилась эта идея, я пришла к владыке, а он говорит: «У меня есть участок». В феврале месяце он показал мне участок, с которым был связан ещё и клубок административных вопросов. Потом, шутки ради, мы обсудили с архитектором проект, и тот сказал: «Здание будет стоить миллионов двадцать». Откуда у меня, на которой висит ещё куча проектов, такие деньги?
Но я понимала, что Господь ведёт, нужно просто повиноваться и идти дальше. И мы начали собирать: кто на кирпич, кто на что, начали что-то делать на участке. И тут меня чуть ни силком заставили поехать на съезд Приволжского федерального округа. Я познакомилась с полпредом, а он говорит: «Тебе что-то нужно?» – «По «Кварталу» – ничего, есть ещё такая идея».
Полпред приехал на участок, увидел, что мы что-то пытаемся строить – и пошло финансирование от него, от губернатора. Закончилось оно – пришли какие-то деньги от жертвователей. И вот сейчас, когда я понимаю, что к первому июня мы, даст Бог, откроемся… Как это произошло, я и сама не знаю. Но как-то оно всё идёт и появляется. Видимо, я просто – инструмент в руках Божиих, и Он через меня это делает, даёт какие-то силы и возможности двигаться дальше. Вот и всё.
