В 1903 году царь подписал указ о присвоении этому месторождению статуса города. В то время Михаила Александровича уже 29 лет не было в живых.
Иннокентий получил довольно неплохое домашнее образование. Затем обучался в Иркутском реальном училище. 15-летним юношей переехал в столицу и поступил в частную гимназию. Отец сразу же выкупил здание этой гимназии и оформил его на сына. Вышло так, что скромный гимназист учился в собственной гимназии.
Нравилось ли это ему? Наверное, не очень.
Уже тогда он начал заниматься благотворительностью. Иеромонах Серафим (Кузнецов) писал в книге «Путевые впечатления»: «Когда брат его Александр Михайлович строил собор в Иркутске, то позаимствовал на время у него несколько сот тысяч рублей. Когда же Александр Михайлович стал отдавать позаимствованные деньги ему, то его природная доброта не позволила взять от брата деньги, и он сказал: «Я брат тебе, пусть и моя лепта будет с твоей в святом деле».
Не стоит удивляться этой сумме – несколько сот тысяч. Когда скончался отец Кеши, ему было всего-навсего 13 лет, а унаследовали братья миллионы. Михаилу Александровичу принадлежали золотые прииски и винокуренные заводы, он был совладельцем пароходств и железной дороги.
А в гимназии он совершенно бескорыстно раздавал деньги тем, кто в них нуждался.
Спустя пять лет Сибиряков поступил в петербургский университет, на естественно-математическое отделение. Правда, здание Двенадцати коллегий – памятник архитектуры петровских времен, в котором до сих пор располагается это учебное учреждение – выкупать все же не стали. Да и необходимости не было, по состоянию здоровья юноша был вынужден прервать занятия и выехать на юг, в одно из имений своего старшего брата. Через год была предпринята повторная попытка продолжить обучение, но и она закончилась таким же образом.
Сибиряков пытается брать частные уроки, но профессора, самый цвет питерской интеллигенции, только узнав, что речь идет о сыне сибирского золотопромышленника, начинали требовать совершенно абсурдные гонорары.
А Иннокентий Михайлович, увлеченный наукой, предпочитает тратить деньги иначе. Он финансирует исследования и всевозможные образовательные инициативы. Многое затевает сам – и издает научные труды, и снаряжает экспедиции.
А по ходу дела посещает домашние курсы биолога и антрополога Петра Францевича Лесгафта. Там не требуют ни обязаловки, ни сумасшедших денег.
Кстати, чем же был так болен Иннокентий? Непонятно. Принято считать, что у него был сильный шок, когда в 1881 году убили императора. Видимо, что-то нервное.
Наука и образование
Иннокентий продолжает заниматься благотворительностью.
Сибиряков оплачивает обучение (в том числе и заграничное) особо одаренной молодежи. Речь притом идет практически о его сверстниках – такое бывает нечасто. В возрасте 26 лет у него было 70 собственных пансионеров.
Молодой человек регулярно переводит деньги «Обществу вспомоществования учащимся в Санкт-Петербурге сибирякам». Финансирует открытие библиотек, школ и музеев в городах Сибири. В частности, Общество попечения о начальном образовании, созданное Иннокентием Михайловичем в Томске, открывает в этом городе бесплатную народную библиотеку и Музей прикладных знаний. Выделяет средства на строительство тамошнего университета.
Помимо Томска его деньги направляются в Ишим, Новосибирск, Барнаул, Ачинск, Минусинск – всех городов не перечислить. Притом благотворительность Сибирякова явно носит просветительский характер.
Впрочем, Сибирью Иннокентий Михайлович не ограничивался. Жертвовал и на столичные Бесстужевские курсы, на Женский медицинский институт. А уже упоминавшемуся Лестгафту он подарил дом и двести тысяч рублей. Правда, Петр Францевич оказался таким же подвижником, как и Сибиряков. Дом он продал, прибавил к вырученной сумме двести тысяч и выстроил на эти деньги здание Биологической лаборатории, с музеем и издательством.
Так что не совсем понятно, кого именно в этом случае нужно считать жертвователем.
Много средств Иннокентий Михайлович тратил на издание книг. В общей сложности на это ушло более 600 тысяч рублей. Как нетрудно догадаться, все это научные издания, и посвященные, как правило, Сибири.
И при всем при том нельзя сказать, что это был сухарь, зациклившийся на науке и образовании, и больше ничего вокруг себя не замечающий. Он состоял в Обществе попечения о бедных и больных детях, делал множество других пожертвований неимущим.
Уже упоминавшийся иеромонах Серафим писал: «Кто только из столичных бедняков не был у него в доме на Гороховой улице, кто не пользовался его щедрым подаянием, денежной помощью, превосходящей всякие ожидания! Дом его обратился в место, куда шли алчущие и жаждущие. Не было человека, которого он выпустил бы без щедрого подаяния.
Были люди, которые на моих глазах получали от Сибирякова сотни рублей единовременной помощи…
Сколько, например, студентов, благодаря Сибирякову, окончили в Петербурге свое высшее образование! Сколько бедных девушек, выходивших замуж, получили здесь приданое! Сколько людей, благодаря поддержке Сибирякова, взялось за честный труд».
А на всех своих приисках он возвел храмы.
Сам же Иннокентий Михайлович излагал свою позицию предельно четко. Все оказывалось очень просто и при этом совершенно фантастично: «Я обладаю богатством. Как это случилось, думал я, что в моих руках скопились такие средства, которыми могли бы прокормиться тысячи людей? Не есть ли эти средства, случайно попавшие ко мне, достояние других людей, искусственно перешедшее в мои руки?
И я нашел, что это именно так, что мои миллионы – это результат труда других лиц, и я чувствую себя неправым, завладев их трудами».
Богатырь христианского духа
А в 1894 году Сибиряков ушел в монахи. Это для всех стало неожиданностью. Особо не понравилось его желание помогать Церкви материально. Некстати вспомнились недуги молодости. Дошло до того, что родственники попытались объявить его умалишенным и подвергли принудительному медицинскому освидетельствованию.
Сибиряков недоумевал: «Что сделал я им? Ведь я не разбойникам раздаю, а ко славе Божией жертвую!»
Врачи признали его полностью здоровым.
Иннокентий Михайлович поселился на Старо-Афонском подворье, все там же, в столице. Прежде чем уйти от мира, позаботился о собственных рабочих – вложил 420 тысяч для выплаты пенсий.
В 1896 году Сибирякова постригли в иноческий чин. Сразу же после этого он уехал в Свято-Андреевский скит на Афоне. И там он продолжил заниматься благотворительностью. Подарил Обществу для пособия бедным женщинам свою дачу в Выборгской губернии, а к ней приложил 50 тысяч рублей. Там устроили приют для девочек. Финансировал открытие домовой церкви в одной из столичных гимназий.
Спустя еще два года инок Иннокентий принял постриг с именем Иоанн. А в 1899 году – схиму, опять с именем Иннокентий, в честь Святителя Иннокентия Иркутского.
Принять священнический сан он категорически отказался – считал себя недостойным. Хотя ему не то что предлагали, чуть ли не упрашивали.
Зато против своей воли схимник Иннокентий стал чем-то вроде афонского туристического объекта. У его кельи постоянно толпился народ – всем хотелось посмотреть на бывшего миллионера в черном схимническом куколе. Тогда он перебрался в отдаленный пещерный район и там на собственные деньги выстроил себе келью с храмом.
Один из паломников писал: «Здесь же, в одной из келий, принадлежащих Андреевскому скиту, живет отец Иннокентий (бывший миллионер, крупный сибирский золотопромышленник И.М. Сибиряков), ведущий замечательно подвижнический образ жизни. В этой келии пять дней в неделю не полагается есть никакой горячей пищи, а масло и вино употребляются только по субботам и воскресеньям».
А его благотворительность теперь была направлена на храмы, науку как отрезало.
* * *
В 1901 году схимонах Иннокентий заболел по-настоящему. Нет, не душевно – по всей видимости, это был туберкулез. В том же году он скончался.
За три дня до смерти настоятель исповедовал его. Когда он вошел в келью, схимонах Иннокентий, будучи прикованным к постели, произнес: «Батюшка, простите меня, не могу я вас встретить как следует, не могу ничего сказать, кроме грехов».
Насельник Свято-Андреевского скита монах Климент писал спустя десять лет после его смерти: «Еще в детстве, читая Четьи-Минеи, я восхищался богатырями христианского духа, кои, расточив предварительно на добрые дела свою собственность, бежали потом из мира в дикие пустыни и проводили в них жестокую, полную лишений, болезней и скорбей жизнь…
И хотелось мне тогда в наивной простоте видеть, даже осязать таких богатырей. Это желание мое со временем и сбылось. Я увидел и даже счастье имел наблюдать жизнь одного из таких редкостных людей. Это был схимонах Иннокентий (Сибиряков)».
