Средства массовой информации время от времени задаются вполне риторическим вопросом: отчего инклюзия в России не работает? В исследовании Ирины Сапуновой, магистранта НИУ-ВШЭ, есть некоторые ответы: далеко не окончательные, но дающие пищу для размышлений.
Счастливый ребенок в инвалидной коляске тянет на уроке руку вверх. Здоровые сверстники радуются его успехам, учительница улыбается. Девочка со слуховым аппаратом играет в баскетбол в спортзале общеобразовательной школы. Никто не обижает девочку Машу с синдромом Дауна, которую мама берет с собой на школьные уроки. В воздухе разлито прекраснодушие. Для большинства жителей России – это идиллические картинки из будущего.
Для того, чтобы дети с особенностями чувствовали себя комфортно в общеобразовательных школах, муниципалитеты субъектов РФ должны спроектировать и создать безбарьерное пространство внутри школьного здания и вокруг него, пересмотреть штаты школ и обеспечить новые ставки специалистов, оплатить преподавателям повышение квалификации, закупить необходимое оборудование и учебники…
В начале процесса (а он обещает растянуться на годы), родители и педагоги задают себе вопросы. Не станет ли инклюзия слишком дорогой игрушкой для российского образования? Не ухудшат ли она результаты всех участников образовательного процесса? Не оттолкнет ли родителей от школы?
Разобраться в этом попыталась Ирина Сапунова, учитель-логопед дошкольного отделения одной из старейших петербургских школ, магистрант НИУ-Высшая школа экономики (Петербург), выпускница Президентских курсов переподготовки по направлению «Управление образованием как инновационным ресурсом общества».
Помня, что процесс инклюзии должен начаться как можно раньше, магистрант НИУ-ВШЭ обратилась к опыту работы детского сада. Первый опрос Ирина провела среди педагогов дошкольного отделения одной из петербургских школ. Второй – среди 100 родителей 2-6-летних детей. Подобные вопросы и раньше задавались родителям и педагогам.
Но когда обе выборки наложились друг на друга, получился неожиданный результат.
Инклюзия – это прекрасно!
Все опрошенные Ириной Сапуновой петербургские родители согласились, что инклюзивное обучение и воспитание – это прекрасно. По их мнению, ребенок, растущий в таких условиях, получает шанс расширить свои представления о социуме, научиться помогать ближнему, стать добрее и терпимее…
Родители проявили редкостное единодушие. Особенно если учесть, что в выборку попали коренные петербуржцы и мигранты, недавно приехавшие в Северную столицу, владельцы собственных квартир и обитатели коммуналок, люди творческих профессий и физического труда.
Более того: 80% мам и пап пошли дальше, заявив: они лично согласны, чтобы их дети посещали детсад и школу, где будут учиться их сверстники с особыми потребностями.
На первый взгляд, результат прекрасный. И, возможно, для других регионов России нетипичный.
В России отношение к инклюзивному обучению находится в прямой зависимости от места вашего проживания. Вопрос о создании инклюзивных школ и детских садов переданы в субъекты РФ. Каждый регион принимает законодательные нормы регламентирующие право детей с особенностями на получение инклюзивного образования, и следит за их выполнением. Так что пока рано говорить об «инклюзии по-российски». Каждый город и каждый регион, отражая общие особенности, имеет свое лицо.
Легко предположить: петербургские родители, выбирающие для своих малышей инклюзивный детсад – люди более или менее просвещенные.
«На самом деле тот факт, что 80% опрошенных родителей высказались за инклюзивное обучение, свидетельствует не о реальном отношении этих мам и пап к проблеме, а о степени влияния СМИ на формирование общественного мнения, – считает Ирина Сапунова. – Опрошенные родители дошкольников – молодые люди от 23 до 35 лет. Они ведут активный образ жизни, пользуются интернетом и, естественно, являются потребителями рекламы. Мы задали респондентам вопрос, откуда они узнали об инклюзии. Оказалось, 65% родителей узнали об инклюзивном образовании из социальной рекламы в СМИ! Можно предположить, что 20%, ответивших «впервые слышу о проблеме инклюзивного обучения», просто не видели эту рекламу».
Так-то вдруг и выяснилось, что реального опыта у респондентов нет. Детей с особыми потребностями они видели только издали. Лишь 5% опрошенных родителей ответили, что постоянно общаются с таким ребенком. Треть мам и пап отметила мимолетные встречи с «особыми детьми» где-то в городе. Еще 65% рассказали, что время от времени встречают «таких» детей в определенных местах – в транспорте, на детской площадке и т.п.
Интересно, что процент респондентов, ответивших: «встречаем таких детей в определенных местах» (65%) точно совпадает с процентом, признавшихся, что «что-то слышали раньше» об инклюзии. Значит, посмотрев социальную рекламу, родители впервые начали узнавать этих детей на улицах и выделять их из толпы? Или увидев рекламу на экране телевизора или планшета, молодые семьи прониклись убеждением, что встречают «особых детей» на улицах?
«Эти дети действительно начали появляться на улицах Петербурга, – объясняет Ирина Сапунова. – Что было с ними раньше, двадцать лет назад? Их старались держать дома! Таково было массовое сознание тех лет. В те времена родители могли увидеть такого ребенка разве что в детской поликлинике. Сейчас в Петербурге вы можете увидеть маму, которая приводит своего особенного ребенка играть в песочницу с другими детьми. И она не боится, что ее ребенка кто-то обидит. Более того: дети 5-6 лет принимают такого ребенка в свою игру! Эти дети выросли уже в другом обществе: том самом, которое говорит об инклюзии в детсадах и школах, и пытается ее реализовать. Это радует. Отношение к особенным детям действительно начинает меняться. И родители здоровых детей («типично развивающихся детей», как мы говорим, чтобы никого не обидеть) это видят».
Не удивительно, что упоминая об эпизодических встречах с «особыми детьми», респонденты с энтузиазмом повторяют идеи, которые носятся в воздухе.
Но как долго длится их воодушевление?
Конкуренты
«За» инклюзию как принцип обучения высказались 80% родителей. Но – как показало исследование – мамы и папы так и не поняли, о чем идет речь.
Из 80% сказавших «да» инклюзивному обучению, только 5% опрошенных родителей приняли принципы инклюзии безоговорочно, ответив, что не видят проблем в совместном обучении своих детей и детей с ОВЗ.
40% родителей заметили, что лучше, если в классе или группе будет от 2 до 5 детей с особенностями здоровья. И, пожалуйста, не больше.
35% респондентов (в это число входят и те, кто сказал «да» инклюзии) уточнили, что дети с особыми потребностями должны обучаться в специальных условиях, в том числе – в отдельных группах (или в отдельных классах общеобразовательной школы).
Иными словами, мамы и папы припомнили коррекционные классы времен их собственной учебы в школе. Эта практика жестко критиковалась за создание резерваций для неуспевающих детей и за клеймо «недоумка», которое оказывалось почти на каждом, кто был переведен в коррекционный класс.
Кстати, концепция коррекционных классов прямо противоположна идеям инклюзивного обучения.
О чем еще тревожатся родители, которые теоретически сказали свое «да» инклюзивному образованию?
- 15% не уверены, что их ребенок сможет принять своего необычного сверстника.
- Еще 10% мам и пап нервничают по поводу конфликтов между «типично» и «не типично развивающимися» детьми, и заранее впадают в панику, не зная, как им повести себя в этом случае.
- Но самый распространенный родительский страх может показаться кому-то неожиданным. Это – страх конкуренции.Ребенок с особыми потребностями представляется родителям здорового ребенка успешным конкурентом в борьбе за благо номер один – за внимание педагога.
Полчаса на то, что бы одеть всю группу
«Этот родительский страх обоснован. Ребенок с ОВЗ, попавший в детский инклюзивный коллектив, оттягивает на себя внимание педагога, – согласна Ирина Сапунова. – И особенно, если численность группы детского сада увеличивается, а число педагогов в ДОУ сокращается».
На вопрос – «необходимо ли сокращать количество воспитанников в группах с инклюзивным обучением», 100% педагогов, опрошенных Ириной Сапуновой, ответили: «Крайне необходимо». Но пока все идет с точностью до наоборот.
Детские дошкольные учреждения в современной России переживают бум. Рождаемость повысилась, улучшилась инфраструктура образовательных организаций, повышаются зарплаты педагогов дошкольных учреждений. Но – не настолько, чтобы некоторые субъекты РФ (как следует из данных Росстата) могли отрапортовать о полном выполнении майских указов Президента РФ. Эксперты предсказывают общероссийский сценарий на ближайшие годы: группы в детсадах будут увеличиваться (рождаемость и миграция в Россию растут), а количество ставок педагогов в ДОУ российских регионов – сокращаться.
Расчет руководителей образования и директоров детсадов, прозрачен: чем меньше педагогов в детсаду, тем выше их зарплата. Только таким образом региональные власти смогут отчитаться за выполнение майских указов Президента РФ, а муниципальные власти – гарантировать педагогам ДОУ уровень жизни не ниже, чем у школьных учителей.
«К сожалению, численность воспитанников на одного педагога в детсадах увеличивается, – отмечает директор Института развития образования НИУ-ВШЭ Ирина Всеволодовна Абанкина. – Особенно остро этот вопрос стоит в дошкольном образовании, где повышение оплаты труда происходит за счет увеличения групп (в связи с отменой предельной наполняемости группы), а также сокращения продолжительности работы группы и возрастания нагрузки на педагога: теперь он полный день работает в одиночку со своей группой.
Технологических возможностей, которые помогали бы педагогу справляться с численностью детей (например, разбив детсадовскую группу на малые подгруппы), очень немного. Как жалуются многие педагоги, даже помочь одеться группе младших дошкольников, застегнуть все пуговки на их одежде – и то занимает полчаса или сорок минут».
И теперь представим: при такой загруженности педагогов родители приведут к ним еще и детей с особыми потребностями?
«Это – не проблема инклюзии, – считает Ирина Сапунова. – а проблема конкретного педагога. Он должен понимать, что ему необходимо научиться работать с такими детьми. Тогда он не будет испытывать затруднений, организовывая работу в инклюзивной группе. Чтобы снять родительские страхи, можно пригласить мам и пап в успешную инклюзивную группу детского сада: продемонстрировать им, как педагоги, прошедшие специальное обучение, работают и со здоровыми детьми, и с особенными детьми. Родители должны сами убедиться в том, что здоровые дети в этой инклюзивной группе приобретают гораздо больше, чем теряют. Родители нуждаются правдивой информации, в «демонстрационном варианте». И по опыту могу сказать: это работает! А для повышения квалификации педагогов, работающих с «особыми детьми», у нас в Петербурге уже существуют специальные курсы».
– Наверное, педагоги становятся в очередь, чтобы на них записаться?
– Нет, не сказала бы…
Инклюзия – это ужасно?
Самое интересное случилось при сопоставлении анкет родителей и педагогов детского сада. Ответы тех и других в процентном отношении совпали почти полностью.
Представления (страхи и надежды) молодых родителей, слышавших об инклюзивном обучении только из СМИ, ничем не отличались от представлений педагогов с высшим и средним специальным образованием. А педагогам – хотя бы по долгу службы – следует знать детях с особыми потредностями несколько больше, чем молодым мамам…
Отвечая на вопросы анкеты (составленной на основе опросника «Отношение к интеграции» В.Ю Ивановой и В.Л Рыскиной), только 15% педагогов детского сада рассказали, что хорошо знакомы с основными положениями инклюзивного образования. 85% признались, что «испытывают недостаток информации».
«На самом деле здесь ничего удивительного нет, – считает Ирина Сапунова. – Педагоги детского сада, формируя свое представление об инклюзии, пользуются тем же источником, что и родители, – социальной рекламой. Но одно дело – когда ты гуляешь со своим ребенком вокруг песочницы и видишь там необычного ребенка. Совсем другое – когда к тебе в группу привели этого ребенка! Это пугает. Хотя страх этот – от недостатка информации. Большинство наших респондентов познакомились с основами коррекционной педагогики в рамках учебного плана педагогических ВУЗов и педагогических колледжей. Это – от 18 до 36 часов за… весь курс обучения! Еще 15% педагогов ответили, что узнали о детях с особыми потребностями только на курсах повышения квалификации».
Отсюда – удивительные признания педагогов. 70% из них посчитали чрезвычайно важным психологическую готовность к инклюзивному обучению для семьи особого ребенка. Но только 60% отметили, что для них самих важно получить дополнительную профессиональную подготовку для работы с этими детьми!
«Можно признать, что педагоги – это та группа, которая наиболее консервативно относится к инклюзии, – говорит Ирина Сапунова.- Это – наследие педагогического образования прошлых лет. Педагог той системы был ориентирован на достижение результата, выраженного в количестве знаний, полученных ребенком. А значит, на четкое выделение детей, подобных друг другу, и на их сегрегацию».
– И в какую сторону мы теперь пойдем?
– По опыту других стран известно, что отношение к инклюзии меняется, когда педагог начинает работать с такими детьми, приобретает собственный опыт. А для успешной работы ему срочно нужны новые программы повышения квалификации в системе дополнительного постдипломного образования. И конечно, требуются новые программы для педагогических вузов, знакомящие студентов с основами инклюзивного образования и с его законодательной базой.
Проблема на миллион
Действительно ли инклюзивное обучение намного дороже, чем разделение здоровых детей и детей с особыми потребностями по группам и даже по школам?
Ирина Сапунова изучила несколько моделей организации обучения детей с ОВЗ и подсчитала норматив финансовых затрат на оказание государственных услуг по каждой из моделей. Упрощенно говоря, она попыталась назвать сумму, которую придется потратить муниципалитету на каждую модель обучения.
Первая модель – инклюзивная (особый ребенок в общеразвивающей группе). Вторая – компенсирующая (все дети с особенностями развития в одной группе). Третья – комбинированная группа («нетипичные» дети появляются среди здоровых сверстников на некоторое время, либо на часть дня, либо несколько раз в месяц, для участия в общих мероприятиях). И плюс к этому – модель Службы ранней помощи для детей от рождения до трех лет.
После подсчетов выяснилось: инклюзивное обучение и воспитание вовсе не так дороги, как думают. Если взять финансовую сторону вопроса, инклюзия обойдется муниципалитету на миллион рублей дороже.
Много ли это или мало? Для семьи, у которой растет особенный ребенок – космическая сумма. Но на фоне финансовых потоков внутри системы образования миллион – всего лишь сумма с шестью нулями. Миллион рублей в год – столько перечисляется на школьное обучение пяти или семи (в зависимости от субъекта РФ) детей с особенностями развития. А еще миллион рублей – годовой норматив на обучение в крошечной сельской школе четырех или пяти детишек, чьи родители охотятся на моржей, работают на лесозаготовках или странствуют по тундре с оленями.
– Мнение, что инклюзивное образование является более затратным, это – миф, – считает Ирина Сапунова. – Об этом же свидетельствует опыт разных стран. Всемирная сеть организаций по внедрению инклюзивного образования (EENET) подчеркивает, что ограниченность ресурсов не является преградой для инклюзии. «Если у вас есть гибкая идея об инклюзивном образовании, у вас может появиться и более гибкое отношение к ресурсам», – говорится в материалах симпозиума EENET «Преодолевая ресурсные барьеры».
– Ваш прогноз: сможет ли Россия когда-нибудь перейти на инклюзивное обучение?
– Я уверена, что это возможно. Но – не через 10-15 лет. Должно вырасти и начать воспитывать своих детей то поколение, которое сейчас пошло в инклюзивные детсады. Инклюзивное образование – это долгосрочная стратегия. Швеция, например, шла к нему 20 лет.
