Мир тысячелетиями строился под «норму», под серединку с руками-ногами-глазами-ушами, и если у кого-то не хватало хотя бы одного свойства (ушей ли, ног ли), он не годился для этого мира. Чья это вина? Того, у кого нет ног, или того, кто не учел безногость? Долго считали, что первого. Потом впали в крайность, стали считать, что это мир – неудачник. Сегодня мы должны сказать друг другу: нет вообще никакой вины.
| Инклюзивное образование в России |
Не все в одной яме
«Мой ребенок – идиот. Он не пишет и не говорит, никогда не сможет учиться в школе. Да, мы пробовали инклюзию, и учитель, и ученики не были против нас, но с явным УО и очень проблемным поведением, при чудесных детях и воспитателях, не потянули. И главное, что в такой инклюзии больше всего страдал сам мой особый ребенок…»
Часто разговоры об особых детях, социализации их, специализированном образовании мы ведем в очень выдержанных выражениях. Мы как бы придаем всему этому «приличную», цивилизованную форму. Мы не называем диагнозов, не даем определений. Все предельно корректно. Но, по сути, за этой формой кроется наше желание оставаться в стороне от проблемы. Говорить, выбирая правильные выражения, – пожалуйста, но на этом все заканчивается. Трудно увидеть реальную нужду родителя ребенка-инвалида, трудно почувствовать его боль, понять сложности, с которыми он сталкивается каждый день, не став частью его жизни. Реплики на форумах, аналогичные приведенной выше, читать неприятно, они шокируют: «как это она так говорит о своем сыне – ужасно, цинично, без любви». Но наша позиция в данном случае – позиция фарисея. Сказать что-то «о ней» имеют право лишь те, кто сделал все, чтобы ее жизнь стала другой. Никто из нас на это не идет.
Единственный доступный всем нам способ сделать жизнь семей с особыми детьми частью всего общества принять (не формально, а сердцем) идею инклюзии – включения любых детей в общую жизнь. И здесь нельзя ограничиваться плакатами на остановках – вот идут дети с рюкзаками в школу, а вот рядом с ними едет колясочник, все радуются, внизу подпись про «равные возможности». Родители инвалидов, отдавая в сад или, тем более школу, своего необычного ребенка задаются вопросами: «а потянет ли?», «а сможет выполнить?», «а будет соответствовать?» И здесь кроется самая большая ошибка, из-за которой идея инклюзии в таком виде обречена на провал. Потому что на самом деле инклюзивное образование – это постепенный, детальный и очень бережный процесс включения ребенка в общую образовательную среду, которая учитывает индивидуальные особенности и опирается на сильные стороны ребенка.
Смысл школы (для любых детей) – не просто добиться освоения материала, а научить существовать в обществе людей с разными способностями. Потому что если бы смысл был только в освоении программы, то не то что особым, а и половине обычных детей было бы лучше сидеть дома и учиться по интернету. Но правильная школа, в которой инклюзивный подход к образованию не спущен сверху, а является частью ее школьной установки без всяких государственных предписаний, учит детей общаться, слушать одноклассников, правильно выражать чувства, доверять другим людям, кроме мамы и папы, делать что-то по очереди, сидеть на месте в автобусе и т.д. Все эти навыки гораздо легче привить в обществе, потому что вне общества они и не нужны.
Иногда родители детей с особенностями развития говорят о том, что их ребенок не потянет обучение в обычном классе, потому что «не каждый ребенок может быть включен в инклюзивное образование». Приведем мнение Екатерины Мень, мамы ребенка-аутиста и координатора «Центра проблем аутизма»: «Нельзя быть «включенным в инклюзивное образование». Инклюзия – это и есть включение. Ей плевать на диагноз и на абстрактную норму, на которую вы так маниакально ссылаетесь. При инклюзивном образовании ребенок включается ровно настолько, насколько он может. И его возможность постепенно и аккуратно повышается. В том числе, и за счет того, что он учится быть рядом с обычными детьми, а они учатся жить вместе с ним. И кому от этого больше пользы – это открытый вопрос. Большинство американских родителей, например, убеждено, что их дети получают от такого соседства намного больше.
- То что, у нас называют «инклюзивным образованием» – никакого отношения к инклюзии не имеет.
Не удивляет вас такой расклад? Не кажется вам абсурдным, противоестественным то, что с одним и тем же диагнозом дети имеют столь радикально разные судьбы? Не кажется вам поразительным то, что каждый вывезенный отсюда необучаемый аутист, попадая в систему коррекции и образования в Штатах, становится немедленно обучаемым, вербальным (на английском) и даже творческим?
Итак, в чем дело? Инклюзивное образование – это «не все в одной яме», это перекроенное и перешитое педагогическое сознание. Сознание, которое даже мысли не допускает, что причина неуспешности педагогической практики может быть в ребенке. И это сознание таково не потому, что они все там дико гуманные, а потому, что такой профессиональный стандарт – если ты его не придерживаешься, ты лишишься лицензии, и прощай престижная (!) работа. Это первое. А второе, у нас могут исключить из садика или школы, если особый ребенок не соответствует, не тянет, не может, а там – нет. При настоящей инклюзии некуда исключать. При инклюзии собираются вместе все педагоги, призывается супервизор, а если случай совсем уж сложный, то вызывается профессор – и все сидят и решают, не как исключить, а что мы делаем не так, дорогие господа-ученые-взрослые-педагоги, в каком месте мы лажаем, что вот этот мальчик никак еще не адаптировался. Вот что такое инклюзия. А весь этот цирк – у нас тут рядом со здоровыми детками один прибабахнутый шатается, – это не инклюзия.
В фильме Любови Аркус «Антон тут рядом» один из героев, которого автор называет «старый адвокат», говорит как бы присказку: «Мы живем, как мы можем, а ОНИ живут, как мы поможем». За этой рифмовкой – весь смысл инклюзии. Мир тысячелетиями строился под «норму», под серединку с руками-ногами-глазами-ушами, и если у кого-то не хватало хотя бы одного свойства (ушей ли, ног ли), он не годился для этого мира. Чья это вина? Того, у кого нет ног, или того, кто не учел безногость? Долго считали, что первого. Потом впали в крайность, что это мир – неудачник. Сегодня мы должны сказать друг другу: Нет вообще никакой вины. Ни у кого. Есть обычная техническая задача – повысить приспособляемость неспособного и усилить приспособленность мира».
Мы в цифрах
- Летом этого года Фонд общественного мнения (ФОМ) провел опрос среди россиян, касающийся инклюзивного образования. В опросе приняли участие 1500 респондентов из 43 субъектов Российской Федерации. По данным исследования:
То же количество отвечавших, что считает, что уровень образования от присутствия в школах детей с особыми возможностями не пострадает(52%), считают что детям-инвалидам будет плохо и некомфортно учиться в обычной школе, 30% россиян считают, что напротив им будет комфортно, 18% затруднились ответить. При этом 39% респондентов уверены, что обычным детям будет плохо учиться вместе с инвалидами, 36% придерживаются противоположного мнения, 25% затруднились дать ответ.
По мнению 36% из тех 45% опрошенных россиян, которые выступили за инклюзивное образование, финансировать техническое переоборудование школ с учетом потребностей детей-инвалидов должно государство в лице министерства образования. Никто из родителей как обычных, так и детей с особенностями здоровья, не считает, что школы должны быть переоборудованы за родительские деньги. 3% считают, что переоборудование должны оплатить благотворительные фонды должны, 4% назвали другие организации, 2% затруднились ответить.
Анализируя эти цифры, можно сказать, что более половины наших граждан не против совместного обучения обычных и необычных детей, и хотя также более половины опрошенных считают, что детям-инвалидам будет некомфортно в обычной школе, а около 40% говорят, что плохо будет здоровым одноклассникам, эти цифры все равно обнадеживают. При правильном подходе к организации школьного пространства, к обучению детей в таких классах высококлассными профессионалами, идея инклюзивного образования будет увеличивать число своих сторонников. В конце концов, Западные страны, к опыту которых мы обращаемся, говоря об инклюзивном образовании, также прошли долгий путь.
Инклюзивное образование на Западе
Самыми социально развитыми среди европейских стран директор ФГНУ «Институт коррекционной педагогики» профессор Николай Малофеев называет скандинавские страны: «В Дании с 1950-х годов все студенты, получающие педагогическую профессию, в обязательном порядке проходили краткое ознакомление с проблемами обучения детей с особыми образовательными потребностями. Учителя заранее знали, что делать, если в классе оказывался «нестандартный» ученик, как помочь ему, как разговаривать с его родителями, к какому специалисту порекомендовать им обратиться». В других европейских странах политика интегрированного обучения инвалидов началась в конце 1970-х, в 1980-е годы. По свидетельству Николая Малофеева, «широкому внедрению инклюзивного образования предшествовала длительная и кропотливая работа, создавалась инфраструктура, готовились кадры. На протяжении вот уже 30 лет СМИ и киноиндустрия целенаправленно формируют толерантное отношение со стороны населения к инвалидам – детям и взрослым».
В Италии в 1977 году были приняты первые нормативные акты, регулирующие инклюзивное образование: максимальное количество детей в классе – 20 человек, детей-инвалидов от общего количества – 2 учащихся, классы, которые до этого были специализированными для инвалидов, упразднялись, а педагоги-дефектологи, работавшие в таких классах, отныне объединялись с обычными учителями, оба педагога взаимодействовали со всеми детьми в классе. Все специализированные учреждения были разом закрыты во всей стране, дети-инвалиды были включены в жизнь общества, но по оценкам экспертов, качество их образования пострадало. В 1992 году был принят новый закон, по которым во главу угла ставилась не только социализация, но и образование особых детей. К 2005 году более 90% итальянских детей-инвалидов обучались в обычных школах.
В Великобритании инклюзивное образование стало частью национальной образовательной программы в 1978 году. Именно тогда было введено словосочетание «специальные образовательные потребности», это не было равно понятию «инвалидность», и было признано на государственном уровне, что эти «потребности» могут осуществляться в большинстве случаев на базе общеобразовательной школы. В 1981 году был принят закон об образовании лиц с особыми образовательными потребностями и с инвалидностью.
Если раньше, в зависимости от заболевания ребенка, он направлялся в одну из специализированных школ в зависимости от одного из 11 видов «нарушения», то теперь специальные образовательные потребности определялись не потому, какое заболевание было у ребенка. Группа специалистов, – педагоги, психологи, социальные работники – изучали внешние условия жизни ребенка, его окружение. Этот закон в области образования законодательно закрепил в Британии переход от «медицинской» модели понимания инвалидности к социальной модели.
В 1994 году были созданы специальные независимые суды (Special Educational Needs Tribunal – SEN Tribunal) для рассмотрения конфликтных вопросов между родителями и местными управлениями образования по процедуре определения и содержанию специальных образовательных потребностей или при несогласии с выбором места обучения ребенка той или иной стороной. Год спустя был принят Акт против дискриминации по признаку инвалидности.
- К ХХI веку британское законодательство регламентирует:
К 2008 году более 1,2 миллиона детей с особыми образовательными потребностями успешно обучаются в общеобразовательных школах, при этом система специализированных школ также существует.
Инклюзивное образование в Испании насчитывает более 40 лет, в 1940 впервые был официально закреплен в Общем законе об образовании термин «специальное образование», в 1975 году создается самостоятельное учреждение Национальный институт специального образования. В 1978 году испанская конституция устанавливает: «Органы исполнительной власти будут осуществлять политику предупреждения, лечения, реабилитации и интеграции инвалидов с физическими, сенсорными и психическими заболеваниями, нуждающихся в особом внимании и будут специально защищены, чтобы они могли воспользоваться своими правами, которые конституция предоставляет всем гражданам».
В 1985 специальный королевский декрет устанавливает, что инвалиды имеют равные образовательные права по сравнению с обычными людьми, их образование должно «базироваться на общем для всех образовании, всегда имея в виду индивидуальные особенности».
В 1990 году принят закон, который отныне регулирует и определяет специальное образование внутри общего образования, устанавливает включение специального образования в общеобразовательную систему, а также вводит понятие специальных образовательных потребностей. Дети со специальными образовательными потребностями могут быть приняты к обучению как в общеобразовательные школы, так и в специальные. Этот документ также устанавливает, что дети со специальными образовательными потребностями должны включаться в общеобразовательный процесс обучения через адаптацию каждой школьной программы к индивидуальным возможностям любого из учеников. Обучение в специальных школах может иметь место только тогда, когда потребности ученика не могут быть удовлетворены в рамках общеобразовательной школы.
В 2006 году принят закон, который ввел новое понятие «специальные потребности в образовательной поддержке», в которую входят одаренные дети, дети со специальными образовательными потребностями, дети иностранцев, дети, нуждающиеся в образовательной компенсации (например, включившиеся в образовательную систему с опозданием). Ученики со специальными образовательными потребностями имеют помощников (тьюторов).
Но не стоит думать, что инклюзивное образование – это заслуга исключительно западной цивилизации. Среди стран, появившихся после распада Советского Союза, лидером инклюзивного образования стала Армения. По словам специалистов здесь разработаны уникальные программы интеграции детей-инвалидов в школы. Примером успешной инклюзии служит и Азербайджан. Но еще более удивительное внедрение идей совместного обучения детей с ограниченными возможностями здоровья и обычных происходит на Украине, вернее, в Крыму. Но этому будет посвящена следующая отдельная статья.
(Продолжение следует)
