Почему выполнение Конвенции ООН ведет к нарушению прав инвалидов в России? Чем инклюзия отличается от интеграции? Можно ли помочь ребенку-инвалиду в условиях общеобразовательной школы? Почему проблемы инвалидов касаются всех без исключения членов общества? На эти вопросы отвечали участники Общественных слушаний по делам инвалидов, прошедших в Госдуме.
Словосочетание «инклюзивное образование» в последнее время у всех на слуху. Школьник, пострадавший в аварии, возвращается в свой класс, но уже сидя в инвалидной коляске, это – инклюзия. Ребенок с синдромом Дауна идет в ближайший к дому детский сад – это тоже инклюзия. Злом или благом является инклюзия российских школьников и дошкольников? Родители здоровых детей пожмут плечами: «Нас это, слава Богу, не касается». Еще как касается! Ведь инклюзия предполагает совместное обучение всех детей – и здоровых, и с особыми образовательными потребностями.
Здесь и начинаются проблемы, которым были посвящены общественные слушания «Инклюзивное образование лиц с ограниченными возможностями здоровья: реализация или дискредитация?», состоявшиеся в Госдуме. В мероприятии приняли участие госслужащие, педагоги, родители и правозащитники со всей России. Сама встреча была мероприятием инклюзивным, многие из участников – успешно работающие люди с самыми разнообразными нарушениями здоровья. Форум был приурочен к годовщине ратификации конвенции ООН о правах инвалидов.
Приключения инклюзии в России
Ратификация конвенции ООН перевела дискуссию об инклюзивном образовании на другой уровень – споры идут не о том, нужна ли инклюзия или нет, а о конкретных методах ее внедрения и проблемах, которые возникают по ходу процесса.
Для выступления на Слушаниях записалось более 40 человек, процитировать каждого выступившего, даже тезисно, возможности нет. Можно лишь пересказать суть опасений, которые высказывали педагоги и родители детей с особыми потребностями.
Сама по себе инклюзия – инициатива очень хорошая, опробованная и принятая во многих странах, но в России с нею – определенные проблемы. Давайте начнем с конкретного факта: на всю Владимирскую область не нашлось детского сада, который бы принял слепого ребенка. Специализированного учреждения нет, а обычные от слепого ребенка отказываются. Причем напрасно вы думаете, что эта проблема касается только родителей слепого ребенка.
Как бы вы отнеслись к тому, что вместе с вашим ребенком в группе будет слепой или ребенок с ДЦП? Как правило, родители относятся очень негативно. И не только из-за боязни «иных», но по соображениям чисто практическим – особый ребенок будет оттягивать на себя внимание педагога.
Советская система образования предполагала существование коррекционных школ 8 видов. С одной стороны, дети загонялись в резервации, но, с другой стороны, в этих резервациях было финансирование и педагоги, обладающие специальными знаниями и четкие правила. Но в новом Законе об образовании, который вступает в силу с сентября 2013 года вообще нет понятия «вид коррекционного учреждения».
Финансирование школ сейчас отдано на откуп регионам, а коррекционные учреждения – удовольствие дорогое, вот и закрывают. Введение инклюзивного образования послужило поводом, пусть формальным и косвенным, но – поводом, для закрытия таких учреждении, например, системы лекотек и школ надомного обучения в Москве. Нет, в законе об образовании, никто не призывает закрывать коррекционные учреждения, но такая трактовка – возможна.
Некоторым чиновникам показалось, что инклюзия – способ сэкономить. В коррекционном садике больше сотрудников, чем в обычном, там меньше группы, особая оплата работы специалистов и другие специальные условия. Все это для областного бюджета – дорого. Коррекционная школа – учреждение интернатного типа, в среднем 5-12 детей в классе, работают не только учителя, но и воспитатели, да и средств на одного учащегося по норме выделяется в разы больше, чем на обычного школьника.
И вот вводится инклюзия – значит, всех детей можно поместить в обычные школы и садики. Ура! Коррекционные учреждения больше не нужны, давайте их закрывать. И вот коррекционный садик сливают с обычным, в котором по норме – 20-25 детей на одного воспитателя. Теперь представим, что 10 из 20 детей имеют некоторые особенности развития. Отдадите вы своего ребенка в такой садик? Кому придется остаться дома – ребенку с особыми потребностями, или обычному?
Похожая ситуация и в школе. Как вы думаете, сможет ли обычный учитель, прошедший 72 – часовой курс подготовки заменить нескольких специалистов, изучавших олигофренопедагогику в течение пяти лет? Количество детей в классе устанавливается в регионах, и делается это, исходя из экономических соображений, а не из интересов детей.
Кстати педагоги-дефектологи за свой труд получают надбавки. Предполагается, что обычному учителю они не нужны. Теперь назовите хоть один повод, чтобы обычный загруженный и замотанный российский педагог захотел видеть среди учеников в своем классе детей с особыми потребностями.
Недавно в Москве произошла трагедия: попал под поезд ребенок. Этот мальчик был слабовидящим, но учился в обычной школе. В коррекционной школе слабовидящих детей учат правильно определять расстояние до предмета и никогда не отпускают учащихся одних, без сопровождающего, а инспекторы ГИБДД постоянно проводят в таких школах специальные занятия. То, что для особого ребенка не были созданы условия в обычной школе, стоило ему жизни.
Среди детей с особыми образовательными потребностями есть дети с ментальными нарушениями. По новому закону об образовании такие дети могут учиться в обычной школе. Но при этом в законе нет критерия, по которому можно перевести такого ребенка в следующий класс. Есть девочка с задержкой развития и есть четвертная контрольная, которую эта девочка должна написать, чтобы перейти в следующий класс. Понятно, что девочка эту контрольную никогда не напишет. Это – вопросы только по учебному процессу. Если начать разговор о поведенческих особенностях детей с различными нарушениями, то количество вопросов увеличится в геометрической прогрессии.
Экономия при закрытии коррекционных школ – кажущаяся. Если в обычную школу придут несколько детей с особыми потребностями, создать условия для каждого из них будет дороже, чем в коррекционном интернате. Если в класс пришел слепой или глухой ребенок или аутист, педагогов нужно обучить педагогов хотя бы способам коммуникации. Слепому и глухому нужно как-то объяснить материал, а с аутистом –выстроить отношения. Каждый родитель ребенка с аутизмом знает, что в какой-то момент, для обычных людей непредсказуемый, аутист может «съехать с катушек», например, упасть на пол и закричать. Представим, что учитель из самых лучших побуждений захотел такого ребенка прижать к себе, чтобы успокоить. Это специалисты знают, что аутисты негативно реагируют на попытки взаимодействия.
Пока в системе образования нет достаточного количества специалистов, которые были бы способны организовать и поддерживать инклюзию на местах. Но такие специалисты есть в системе коррекционного образования, которую сейчас активно разрушают вместо того, чтобы использовать как базу для обучения кадров.
Пока никаких условий для особых детей в российских школах нет, да нет и желания это делать в школах. В одной школе мальчика-колясочника, проучившегося четыре года в обычной начальной школе, перевели в коррекционную только потому, что в старших классах занятия проходили в разных кабинетах, а возить коляску было некому, да и пандусом школу никто не оборудовал.
Конечно, если в регионе нет коррекционных учреждений – делать нечего, придется создавать и обучать, а если есть – то зачем их расформировывать? Можно создать на этой базе ресурсные школы. Чтобы ребенка с нарушениями отправлять не в открытый космос, а туда, где есть условия. Например, в одной школе есть педагоги, умеющие работать со слепыми, и создана для них среда, в другой – сурдопедагоги, а в третей – пандусы и подъемники. Можно помечтать и о школе, в которой есть условия для детей с несколькими видами нарушений. При этих условиях дети с особыми потребностями вполне могут учиться вместе с обычными. Первое, что для этого нужно – желание педагогов создавать доступную среду, но, положа руку на сердце, есть ли у них для этого время?
Особняком стоят дети с хроническими заболеваниями, которые будучи полностью готовыми к учебе в обычной школе, не могут туда попасть. А ведь для того, чтобы ребенок с эпилепсией, или диабетик, даже инсулинозависимый, мог учиться в обычной, школе, хватило бы обычной школьной медсестры. Но ее «оптимизировали». Впрочем, сейчас в школах и садиках и для ребенка с гастритом нет условий, готовить запретили, кухни демонтировали, в качестве еды детям предлагают разогретые концентраты и шоколадки по «буфетным» ценам. Плоды такой экономии не заставят себя ждать, ведь уже сейчас на всю школу можно найти только несколько человек с первой группой здоровья, а если копнуть глубже, то и эти несколько – не здоровые, а недообследованные.
Инклюзия – условия и методы
В апреле 2012 года в Госдуме проходили парламентские слушания по проблеме инклюзивного образования и были выработаны рекомендации, содержащие ключевые идеи. Эти рекомендации не противоречат сохранению в России системы коррекционного образования. Но на практике все оказывается не так оптимистично.
Несмотря на правильные формулировки закона, его интерпретация и исполнение приносит российским инвалидам множество новых проблем. Причем на нарушение прав человека жалуются по двум противоположным поводам. Одни родители хотят обучать своих детей-инвалидов в обычной школе, но и им в этом отказывают, а другие хотели бы учить ребенка в коррекционном учреждении, но это учреждение расформировывают. Немало жалоб от родителей на объединение коррекционных учреждений с общеобразовательными, напоминающее об анекдотическом гибриде ужа и ежа. Реальность такова, что каждый случай перевода ребенка из коррекционной школы в обычную, равно как и из обычной в коррекционную, может стать чьей-то личной трагедией.
Депутат Госдумы, первый заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию, вице-президент Всероссийского общества слепых Олег Смолин определил ключевую задачу общественных слушаний так: «Выработать рекомендации, которые бы позволили Российской Федерации разумно и рационально реализовать идею инклюзивного образования, исходя из сохранения и развития обеих систем – и коррекционного и инклюзивного образования». По словам Олега Смолина противоречий в этих двух подходах нет, в чем он сам он имел возможность убедиться на практике, пойдя сначала обучение в коррекционной спецшколе для слепых, а затем отучившись в обычном вузе.
Учитывая, что инклюзия уже заявлена, а интеграция – идет, инвалидам и их родителям приходится компенсировать недостачу за свой счет, имея из ресурсов одну пенсию. Все это напоминает предложение совершить авиаперелет с пилотами-стажерами, которые наберут необходимый опыт по ходу. Поэтому так много вопросов было у участников форума к присутствовавшей на мероприятии Светлане Алехиной, Директору института интегративного (инклюзивного) образования Московского городского психолого-педагогического университета.
То, что финансовые гарантии для защиты прав инвалидов в России сейчас слабоваты, отмечали все выступавшие. «Дети у нас есть. А где деньги?» – так сформулировала проблему одна из мам-активисток. По мнению участников, финансирование проекта нужно увеличить, имея в виду целевые расходы на конкретные нужды.
Итоги
Завершая форум Олег Смолин сказал:
«На самом деле мы вовсе не собирались противопоставлять коррекционное и инклюзивное образование. Мы считаем, что должны развиваться обе системы. Коррекционное образование должно стать одним из основных ресурсов для инклюзивного. Но, конечно, исходить нужно, прежде всего, из интересов детей. Образование – редкая площадка, на которой корпоративная солидарность – благо. Интересы педагогов образовательного сообщества совпадают интересами детей. Чем лучше будет педагогам, тем лучше будет ребенку, тем лучше будет в стране».
По итогам Общественных слушаний «Инклюзивное образование для лиц с ограниченными возможностями здоровья: реализация или дискредитация?» будет составлен документ, включающий все конкретные предложения.
7 июня 2013 года был издан приказ Министерства образования и науки, адресованный органам исполнительной Федеральной власти РФ, содержащий разъяснения к закону об образовании в части инклюзивного и коррекционного образования. Будем надеяться, что этот документ позволит сохранить коррекционные учреждения.
