Детские дома, в которых к детям относились с любовью и вниманием, были всегда. Мой собеседник воспитывался в специализированном детдоме в начале 1960-х гг. и до сих пор с благодарностью вспоминает своих воспитателей. Он вылечился, отслужил в армии, получил образование. И все годы искал смысл жизни. Много лет провел с баптистами, но в итоге стал православным священником. На вопросы отвечает клирик Успенского кафедрального собора города Смоленска, руководитель Миссионерского отдела Смоленской епархии протоиерей Анатолий ЕФИМЕНКОВ
— Отец Анатолий, как вы оказались в детском доме?
— У моих родителей было 8 детей, я – седьмой, родился в 1949 году. А мой самый старший брат 1928 года рождения. Пятерых старших детей родители вырастили, а на нас – трех младших сыновей – у них уже не хватало сил. (Жили мы очень бедно. Отец был инвалидом, мать одна работала в колхозе и дома). И в 1960 году братьев отправили в интернат. У меня же были серьезные проблемы с легкими (последствия голодного послевоенного детства), поэтому я попал не в интернат, а в специализированный детский дом. О чем до сих пор не жалею.
— Хороший был детский дом?
— Прекрасный! Конечно, первый год я очень скучал. Думал, лучше бы, как раньше, ел одну картошку, ходил в школу с сумкой от противогаза, в рваной материнской фуфайке, резиновых сапогах, залатанных бурках, зато жил дома. Но потом привык. Это был не простой детский дом, а для детей-легочников. Там работали замечательные воспитатели, педагоги, врачи. Прекрасный быт, большое подсобное хозяйство, усиленное питание – и сегодня далеко не все родители могут так кормить своих детей, как кормили нас в детдоме. А природа!.. Кругом хвойный лес, через который ходили в школу (учились мы в сельской школе), а летом собирали в нем грибы и ягоды. И, конечно, лечение: в течение года мне делали уколы, потом еще несколько лет пил лекарства, но к концу школы вылечился полностью и даже впоследствии отслужил в армии. Мы в детском доме не только лечились и учились, но и очень много трудились. Старшеклассники отвечали за доставку дров – в лесу пильщики распиливали деревья на двухметровые чурбаны, а мы эти чурбаны сами грузили в бортовые машины, привозили из леса, пилили, кололи, складировали. Сами носили воду, сами убирали помещения, дежурили по столовой, по кухне, косили траву, сажали и убирали картошку и морковь. Трудились постоянно. Но оставалось время и на отдых. Ловили рыбу и раков, собирали ягоды и грибы, катались на лыжах, на коньках, играли в футбол, хоккей. Прекрасный детский дом, прекрасные годы!
— С родителями связь поддерживали?
— Они приезжали обычно раз в год. Детский дом находился в ста пятидесяти километрах от нашей деревни – для колхозников в то время это было огромное расстояние. Но мы постоянно переписывались. Дома я не был 5 лет. Потом директор узнал, что родители стали жить лучше, чем раньше, держат поросенка, коз, в доме всегда есть козье молоко, и меня отпустили на месяц погостить. А когда я окончил 9-й класс, детский дом расформировали.
— Почему?!
— Мало стало поступать детей. Налаживалась жизнь в деревне, появились совхозы, и дети, к счастью, перестали заболевать легочными болезнями. Поэтому нас расформировали, и мне предложили на выбор несколько интернатов в Смоленской области, чтобы закончить 10-й класс. Я выбрал показательный интернат в городе Сафоново. Там учились одаренные дети со всей страны, туда приезжали Юрий Гагарин, другие знаменитости, иностранные делегации. Хотя я всегда хорошо учился, мне поначалу было очень тяжело, о чем меня и предупреждал директор детского дома. Но всё же я выдержал, окончил 10-летку и поступил на худ-граф Смоленского пединститута. Живописью увлекся еще в детском доме. Сначала заметил, что хорошо срисовываю картинки из книжек. Потом подумал: неужели не смогу нарисовать с натуры природу? Тоже получилось. А недалеко от детского дома жила семья художников Шурпиных: отец и два сына. В свободное время я бегал к ним в гости. Отец – известный художник – большую часть времени проводил в Москве, а его сыновья учили меня мастерству, перспективе. В интернате уже твердо знал, что буду поступать на худ-граф. Уроков рисования в 10-м классе не было, но была своя изостудия, и учитель рисования по вечерам, когда не было занятий, давал мне ключи от изостудии, помогал устанавливать натюрморты, и я работал: рисовал карандашом, писал красками. К вступительным экзаменам имел достаточно работ.
— Как детдомовец вы не чувствовали свое отличие от однокурсников, отчужденность от них?
— Отчужденности не чувствовал. В общежитии пару раз ко мне задирались подгулявшие студенты старших курсов. Но оба раза получили отпор, поняли, что с детдомовцем связываться опасно (а я еще и спортом занимался), и больше не приставали ко мне. А с однокурсниками были прекрасные отношения. Отличало же меня то, что я должен был всё время подрабатывать, а большинству помогали родители – как коренным смолянам, так и моим соседям по общежитию. В то время как я грузил вагоны или оформлял кабинеты (к этой работе меня привлекали с первого курса), они могли посещать факультативы, писать картины, оттачивать мастерство. Я, конечно, тоже старался: и в оформительской работе преуспел, и 3 года ходил на факультатив по скульптуре, стал неплохим резчиком по дереву. Даже диплом хотел писать по резьбе, но мне буквально приказали делать дипломную работу по оформлению факультета. Это и определило мою судьбу – без малого 20 лет проработал художником-оформителем. Почти до самого рукоположения.
— Когда вы пришли к вере?
— Можете не верить, удивляться, но, сколько себя помню, всегда верил в Бога. В детдоме про себя молился (естественно, своими словами – молитвослова у меня не было) и даже носил крестик, хотя не был крещен. В деревне у нас храма не было, надо было ехать крестить в Смоленск. Мама хотела, а отец был неверующий (он уверовал только на смертном одре), сказал, что за такими пустяками не стоит собираться в дорогу. Так я, беспечный, и дотянул некрещеным до 4-ого курса. Не понимал важности крещения, считал, что Бог и так со мной. И только смерть отца отрезвила меня, я понял, что тяну резину. Приехал с похорон и сразу крестился.
— Не было неприятностей в институте?
— Нет. Позже я узнал от одной преподавательницы, что меня пожалели. Вообще у меня было парадоксальное мировоззрение. Вера в Бога сочеталась с комсомольскими идеалами. Я до 28 лет, то есть до самого выхода из комсомола, носил комсомольский значок. Не понимал, конечно, почему запрещена вера, считал это искажением комсомола, но не его сутью. Ведь тогда не было никакой духовной литературы, я и Евангелие прочитал только после крещения.
— Стали ли вы сразу исповедоваться и причащаться?
— Да, я постоянно ходил в храм, но тогда было по-другому. Не было духовничества (исповедовался всё время у разных священников), приходской жизни. А через 6 лет я попал к баптистам и провел с ними 15 лет.
— Как это случилось?
— По моим чертежам варили решетку для главного в Смоленске Дома быта. Кузнец оказался баптистом. Он и пригласил меня на их собрание. Пошел из любопытства, и на первом же собрании баптисты тронули мое сердце. Тронули тем, что там много молодежи, они открыто проповедуют, дарят Библию, не боятся тюрьмы. (А многие из них в те годы сидели в тюрьмах). И все они были убеждены в своей правоте. А, узнав, что я православный, стали объяснять мне: «Да, формы у вас красивые, но столько наносного, что уже не видно христианства. Мы же вернулись к простоте первых христиан. Чем плохо?». Сердце чувствовало, что что-то не так, но мой холодный рассудок они убедили. 10 лет я не решался стать членом их общины, но ходил только к ним, в храм даже не заглядывал. А после открытия нового молельного дома (я даже давал им советы, как его оформить) решился – так затянуло меня это торжество. Наступило лето, мы пошли на Днепр, и меня крестили в баптистскую веру. Я считал, что нашел истину, стал убежденным баптистом, научился со ссылками на Писание критиковать Православие. К сожалению, были люди, которых я сагитировал в пользу баптизма. Грешен. Один из них недавно приходил ко мне в гости. В те годы он уже собирался креститься в Православие, но я его переубедил, и он крестился у баптистов. А теперь пытаюсь привести его к Православию, но пока безуспешно.
— А сами вы как вернулись в Православие?
— Если бы мне кто-то тогда сказал, что я вернусь, ни за что не поверил. Во время перестройки баптисты раньше православных пришли в школы, и, видя мою активность и убежденность, меня назначили старшим преподавателем Закона Божиего в области. То есть я курировал всех преподавателей. К тому же я как раз пришел работать в школу учителем труда. (Пришел, чтобы освободить младшую дочь от посещения некоторых предметов. У них было так составлено расписание, что ей приходилось учиться в 2 смены и не оставалось времени на музыкальную школу). Так я и на уроках труда проповедовал ученикам баптистскую веру. Но, видимо, Господь постучался в мое сердце так сильно, что неожиданно для себя я усомнился в своей правоте. И такая началась внутренняя борьба помыслов и чувств… Дома я на коленях молился Богу и плакал. И пришел в Успенский собор посоветоваться со священником. Он выслушал меня и сказал: «Приходи завтра на исповедь. Возвращайся в лоно Церкви!». Кто знает, может быть я бы еще усомнился, пошел за советом к баптистам, но тут же в храме встретил протодиакона Александра Мельничука, с которым дружил до своего ухода из Православия. Он узнал о нашем разговоре и решительно мне сказал: «Обещай, что придешь завтра». И у меня вырвалось: «Обещаю перед Богом». И даже если были помыслы, нарушить слово я уже не мог. На следующий день пришел на специальную исповедь, причастился. Через Своих слуг Бог уловил меня в хорошие сети. Это было в 1991 году, а в 1992 я стал священником.
— Но об этом-то вы, наверное, даже не думали, возвращаясь в Церковь?
— Конечно, нет. Но так же активно, как раньше баптизм, я стал проповедовать Православие. И на уроках труда, и на факультативах по Закону Божиему. И так успешно, что по воскресеньям привозил в Успенский собор по два Икаруса школьников. Взрослые пассажиры даже не могли сесть в автобус! Протодиакон Александр рассказал обо мне митрополиту Кириллу: о том, что в свое время я расписывал храмы, делал оклады к иконам, кресты с украшениями (в продаже их не было, а указы о награждении были, и мне заказывали). Владыка сказал отцу Александру, что благословляет меня прислуживать в алтаре. А через некоторое время митрополит Кирилл вызвал меня к себе. Мы беседовали очень долго, он просил меня сравнить баптистскую веру с православной, а потом предложил стать священником. Я с радостью согласился. Рукоположили меня в диаконы, а через 2 недели – в священники. И, что совсем неожиданно, владыка оставил меня служить в кафедральном соборе. Здесь же все батюшки академии заканчивали, а я даже в семинарии не учился.
— И заочно не пошли учиться?
— Собирался. Но в Московскую семинарию поздно подал документы, и владыка благословил меня поступать в Смоленскую. Поступил на заочное отделение, но во время пожара сгорели все мои документы. У меня теперь нет ни свидетельства о рождении, ни диплома об окончании института. А как восстановить подлинники? Учусь самостоятельно: читаю Евангелие, святых отцов, книги по литургике, настольную книгу священнослужителя. И служу. Всегда работал увлеченно и в свое священническое служение тоже окунулся с головой. Были и ошибки. Но служу с удовольствием. И не только в соборе. Посещаю тюрьмы, лагеря.
— Это очень тяжелое послушание?
— Да, бывает нелегко. Но священник очень нужен этим людям. Если не я, то кто же? Всё-таки у меня есть житейский опыт, и лет мне немало. Не только с заключенными я работаю, но курирую все смоленские силовые структуры: УВД, ОМОН, спецназ.
— Насколько работники этих структур близки к вере?
— Некоторые являются прихожанами нашего храма. Но это небольшой процент. Христос сказал: «Идите, научите все народы..» (Мф., 28, 19). Я прихожу к ним в учебный центр, собираю полный актовый зал молодых милиционеров, рассказываю им о Боге, служу водосвятные молебны, кроплю помещения. Надеюсь, что так они быстрее придут в храм. Но пока не придем к ним (и не один раз), сами они в храм не пойдут. Я за то, чтобы ходить в силовые структуры с проповедью и молебнами. Сегодня Церковь активна, но народ трудно поднять с колен. Силы зла противоборствуют.
— А с баптистами вы поддерживаете отношения?
— Разве можно отказываться от друзей? По благословению владыки Кирилла иногда прихожу на их собрания. Прихожу в рясе, с крестом. Я остаюсь для них братом. Трудно их сделать православными. Ведь многие из них баптисты не в первом поколении. Но они меняются. Когда я вернулся в Православие, мне говорили: «Что, брат Анатолий, идолам пошел поклоняться?» Сегодня они уже не называют иконы идолами. Миссионер должен уметь разговаривать на языке оппонента. Я их язык знаю изнутри. Они признают только Писание, причем вырывают цитаты из контекста. Я же точно знаю, какое место в Библии надо открыть, чтобы опровергнуть их концепцию. Вообще считаю полезным опытом годы, проведенные у баптистов.
— Вы кому-нибудь пожелали бы такой опыт?
— Если с таким же исходом, как у меня, то пожелал бы. Бог попустил, чтобы я пришел к баптистам, но Он меня и в Православную веру возвратил.
— Отец Анатолий, ближайший номер «Нескучного сада» будет посвящен усыновлению детей. Как вы относитесь к усыновлению?
— Очень хорошо отношусь. Если бы моя матушка согласилась, я бы и сегодня усыновил кого-нибудь. Хотя у нас уже растут внуки. Мы уже немолодые люди, я чувствую в себе силы поднять на ноги еще одного ребенка, но решать за других не могу. Я очень люблю детей. Иногда просто привожу с улицы соседских детишек из бедных семей. Они играют с моей внучкой (у младшей дочери, к сожалению, семейная жизнь не сложилась, и они с внучкой живут с нами). Стараюсь угостить чем-нибудь вкусненьким. (Знаю, что дома они едят только кашу). Если не пост, то мяса нажарю, пельменей наварю. Честно сказать, я бы хотел посещать детские дома, интернаты. Но владыка определил мне другое послушание.
— Вам, наверное, больно видеть, что сегодня, в канун 60-летия Победы, сирот больше, чем после войны?
— Больно. Утешаю себя только мыслью, что это по нашим грехам Господь попустил нам. Видимо, это единственный способ нас отрезвить. Надо быть ближе к Богу, и Он даст победу. На войне как на войне. Но детишек жалко. Лучше бы люди быстрее обратились к Богу.
Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ
