Скорбный недуг
«Уныние есть тяжкое мучение души, неизреченная мука и наказание более горькое, чем всякое наказание и мучение», – говорит об унынии святитель Иоанн Златоуст.
«Страдают ли унынием грешники, нерадящие о спасении души своей? Да, и чаще всех, хотя, по-видимому, жизнь их состоит большею частью из забав и утех. Даже по всей справедливости можно сказать, что внутреннее недовольство и тайная тоска есть постоянная доля и наказание грешников», – свидетельствует святитель Иннокентий Херсонский.
Наказание грешникам. А что же святые?
Известный русский святой XVIII века Тихон Задонский (1724–1783) до конца жизни не мог освободиться от жесточайших приступов уныния, «тоски и ипохондрии», как он сам писал, хотя и всю жизнь боролся с ними. Лекарств не было. Оставалось терпеть.
Был ли он склонен к черной меланхолии изначально, по своему психическому складу, то есть были ли у его болезни эндогенные корни?
Этого мы не узнаем, но, очевидно, события детства – ранняя смерть отца-дьячка, крайняя нищета, необходимость всегда о чем-то просить, а уже в семинарии насмешки товарищей над «лапотником», потому что у Тимофея, как звали святителя до пострига, не было даже сапог, – все это сказалось на здоровье и душевном состоянии некрепкого физически мальчика.
С юности святитель любил бывать один, уже в семинарии мечтал о монашестве. В 34 года был пострижен, а уже в 37 стал епископом. Был известен императрице Елизавете Петровне как священник «ради Иисуса, а не хлеба куса» и искренний наставник.
Уже посвященный в епископа владыка Тихон однажды встретился со своей родной сестрой: он, в пышном облачении выходящий из кареты, она – по бедности мывшая полы у чужих людей вдова.
Судьба брата поразила ее. Святитель вспоминал, как она, плача, говорила, что вспомнила сейчас, «в какой бедности они с матушкой воспитывались, что временем и дневной пищи лишались мы. А теперь я вижу Вас в таком высоком сане!» Она называла брата на «вы», и владыка плакал.
Узнав, как приходится жить рано овдовевшей бездетной сестрице, владыка Тихон велел немедленно закончить с полами, купил светлый небольшой каменный дом (на фундаменте) с фикусами в окошках, подарил сестре, назначил от своей доли денежный доход и приказал нанять себе женщину для уборки, а сестрица с тех пор присматривала за его епископским облачением.
Владыка Тихон часто навещал единственную родную душу, но прожила сестра в таком, как сама говорила, раю, всего месяц и умерла – подорванное здоровье сказалось.
Владыка отпел и похоронил ее, проливая слезы, а когда «по образу архиерейской службы приложился я к святым иконам, пошел ко гробу, открыл покрышку и осенил тело ее, она будто улыбнулась на меня», – писал он позже.
Плачь и утешишься
Епископ Тихон никогда не мечтал быть епископом. И по натуре, и по здоровью он считал, что это не для него.
Активная деятельность на трудной Воронежской кафедре уже через четыре года привела к полному нервному истощению.
Дошло до того, что и служить не хватало сил: обмороки, бессонница, постоянное головокружение, приливы крови к голове. Он пишет прошение об увольнении, но разрешение дается только через год.
А вот тут обнаруживается интересное: оказавшись в тихом Задонском монастыре, в 90 верстах от Воронежа, в покое и одиночестве, на свежем воздухе, имея возможность молиться в безмолвии, владыка… заскучал по людям, хлопотам, делам.
Одиночество и свободное время теперь вызывали тоску, раздражение, приступы мрачности и озлобления, о чем святитель откровенно говорит в своих воспоминаниях.
Он даже всерьез решается переменить опять образ жизни и пишет об этом прошение.
Но в Задонской пустыни живет некий старец Аарон, которого все уважают. Через келейника владыки Василия Чеботарева отец Аарон передает ему слова: «Матерь Божия не велит ему выезжать», после чего епископ Тихон оставляет все попытки покинуть монастырь.
Конечно, такие противоречивые, беспокойные чувства, реакции – это и монашеское искушение, желание лукавого внушить беспокойство и томление на любом месте, где оказался. Но, если говорить о физиологической стороне уныния, человеку действительно сложно найти душе покой где бы то ни было. Когда плохо – везде плохо.
Сам владыка не скрывает, что ему приходится переживать мрачные периоды: «Видим в мире, что люди плачут, рождаются с плачем, живут с плачем, умирают с плачем. Плачут люди, потому что живут в мире – месте плача, юдоли плачевной. <…> Плачь и ты, христианин! <…>
Плачь, пока время не ушло, пока полезны слезы. Плачь – да не будешь вечно плакать. Плачь – и утешишься», – пишет он в «Сокровище духовном, от мира собираемом».
Видимо, ощущая некоторое облегчение, святитель любил простую работу: мог порубить дрова, принести воды, просеять муку.
«Когда же на него находило искушение, – пишет келейник святителя Василий Чеботарев, – он говаривал: «Не знаю, куда себя девать, братец».
Временами по целому месяцу владыка закрывал дверь в свою келью и только через окошко в двери ему приносили еду и воду – настолько не чувствовал он возможности быть рядом с кем-то. Только Бог знает, что испытывал святитель, молясь в такие дни Господу.
А от Бога святителя не могла отлучить ни меланхолия, ни какая другая тварь. И Бог посылал своему терпеливцу утешения, а однажды, раскрыв Небеса, показал, в ответ на вопрос владыки, как именно Он утешит тех, кто на этой земле страдал, но надеялся.
