Храма нет. Есть инвалиды

Приход в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» г. Минска назван в честь еще не существующей церкви — храм строят уже десятый год. Местный настоятель прот. Игорь КОРОСТЕЛЕВ считает, что храм — конечно, дело важное, но не менее важно заниматься делами милосердия. Поэтому раньше храма на приходе появились мастерские для людей с умственными отклонениями и сестричество, о которых мы уже писали. Теперь мы попросили батюшку — духовника первого минского сестричества, созданного еще в советские годы, — поделиться своим опытом работы с инвалидами.


– Отец Игорь, вы стояли у истоков социального служения в Белорусской Церкви. С чего все началось?
– В конце 80-х годов священникам разрешили посещать больницы, тюрьмы, и владыка впервые благословил создать сестричество милосердия при минском кафедральном соборе, где я в то время служил. В Минске тогда было всего две церкви: нынешний кафедральный собор и Александро-Невская церковь — небольшая церковь на военном кладбище. Это сестричество, названное во имя прп. Софии Слуцкой, действует до сих пор. Владыка благословил меня быть духовником сестричества. Я был тогда еще молодой священник. Наверное, он мудро поступил, потому что дальнейший опыт показал, что не каждый может этим заниматься. Господни дары разнообразны: есть талантливые преподаватели, прекрасные богословы, строители, организаторы — все что хотите, — но не каждый священник может прийти в больницу, увидеть рану, кровь, гной, грязь и т. д. И вот, Владыка меня благословил, и мы пошли по больницам.
Господь давал силы, безусловно. Потому что нагрузка в кафедральном соборе была очень большая: выходных у нас практически у нас не было, а настоятель разрешал посещать больницы только в свободное от служб время. И вот, имея полтора дня выходных (два — это счастье было: я посмотрел в записной книжке свой тогдашний график и поразился, откуда силы брались), в один день я посещал тюрьму, в другой день — больных лейкемией, в третий раз (через неделю, я чередовал) — Детский психоневрологический интернат № 1 в Новинках, где я первый раз увидел умственно отсталых людей. Еще мы с сестричеством опекали дом престарелых «Дражни».
Потом мы взяли под опеку отделения травматологии некоторых больниц. Это очень тяжелое отделение: представляете, летчик-красавец, совершенно здоровый мужчина, который поскользнулся, упал, сломал позвоночник и стал совершенно беспомощным человеком. И вот приходишь в больницу и начинаешь объяснять, что такое Православная церковь, для чего нужно креститься, исповедоваться. И вот, в травматологии кто может, собрались: кто-то крестился, кто-то исповедался, причастился — пошли дальше. В другой больнице — снова такая же проповедь.

– Так сестры занимались катехизацией или уходом?
– И тем, и тем. Потому что первое, с чем мы столкнулись, когда пришли в советское учреждение — это были тараканы и беспросветная грязь, ведь что тамошние санитарки зарабатывали очень маленькие деньги. И мы начали мыть, убираться. Иногда это раздражало больничные власти: «Вот, мол, пришли церковники и стали нам делать что-то в укор!»
В институте травматологии врачи многие возмущались: «А что эти церковники тут делают?» Но там был главврач, который тогда еще не мог напрямую сказать, что приветствует, что верующие приходят (не забывайте, это было еще советское время). Он обосновал это тем, что Церковь вселяет в человека надежду на выздоровление, а это необходимый фактор для того, чтобы больной не опустил руки, — тогда он действительно медленно угаснет.
Сестер у нас тогда было человек тридцать. Мы работали в гематологическом детском центре, расположенном в центре Минска (сейчас его уже перевели). Когда мы пришли туда, то, честно говоря, боялись, что будет ропот, что мамы скажут: «Где же Бог? Невинные дети болеют, умирают!» А тогда дети все умирали, медицина была еще не на том уровне. Но когда пришли, оказалось, что наши руки не нужны — мам и сестер достаточно. Но, узнав, что мы из Церкви, мамы подошли и спросили: «А можно ли детей крестить? А можно ли причащать?» Так мы там и остались.

– Расскажите подробнее о том, как Вы стали окормлять людей с умственными отклонениями?
– Интернат «Новинки» в то время был страшный. Это была изолированная зона за колючей проволокой.
Я уже не помню точно, сколько там было человек — 300, 400 или, может, 500. Причем, отделения разные. Одни были склонны к обучению, им, как считалось, можно было что-то рассказать, они что-то могли запомнить; было отделение для буйно помешанных, которые вообще были за решетками; было отделение для людей с таким отклонением, когда они перестают расти — маленькие, они лежат в кроватях. И всех мы крестили! Дважды служили литургию. Это еще было советское время, поэтому люди, которые там находились, даже медработники, очень по-разному относились: «Зачем, мол, вас сюда пустили?!» и т. д.
Когда впервые служили, мы в зале собрали на литургию человек двести или триста больных — а там были всякие, в том числе и с эпилепсией, и другие разные. Сначала я их крестил, потом литургию служил, а потом причащал. Теперь-то я сам удивляюсь своему скудоумию: как меня угораздило? Давайте посчитаем, сколько по времени заняло это богослужение? Крестить двести человек –значит, к каждому подойти. И за все это время ни у одного припадка не было! И медики, которые там стояли, поражались тому, насколько это все у нас хорошо прошло. Мне все больные свои имена называли — и те, которые не могли назвать своего имени. Вот так все и началось. Господь тогда давал силы.
А потом в 1991 году, когда сотни и тысячи людей стали приходить в Церковь и креститься, стало ясно, что храмов не хватает, начали думать о том, чтобы строить новые приходы. Выбрали это место — пустырь посреди спального района, меня назначили настоятелем. И сразу мне было вразумление, то есть я был уверен, что начинать надо молиться здесь, на месте будущего храма, а не где-то там, в хорошем, теплом месте, где, может быть, и удобнее было бы поставить храм. И мы начали служить здесь возле камня, заложенного в память о Чернобыльской катастрофе — самой страшной трагедии для Белоруссии после Мировой войны. Теперь камень мы перенесли в другое место. Стал вопрос — как защититься от дождя и снега? И тогда мы поставили здесь палатку. И служили всегда, в любую погоду. Даже если было 25 градусов мороза — мы бы, может и не пришли бы, но наши бабульки-прихожанки приходили в любую погоду! Потом мы поставили две «буржуйки», чтобы обогревать палатку. Это было лучшее время нашего прихода, четыре года мы так служили. Господь видел, что мы хотим молиться, нам нужен храм, и Он нам дал церковь св. Ефросинии Полоцкой — небольшой храм, в котором мы сейчас служим. В нем не помещаются наши прихожане. А новый храм — будущий кафедральный собор — мы строим до сих пор.
Итак, в апреле меня назначили настоятелем, а в сентябре начала работать наша воскресная школа. У нас даже помещения своего не было, а в школу приходили не меньше 200 человек.
Я уже не мог, конечно, без сестричества. И из учеников воскресной школы организовалось наше нынешнее сестричество. Из прежнего, существовавшего при соборе, я никого не взял. Здешнее сестричество было очень большое, мы даже разделили его на две части — молодежную и взрослую. На сегодняшний день сестричество стареет: много пожилых, молодых мало очень. Это общая тенденция. Сейчас добавляются новенькие средних лет, а тогда были школьницы, был невероятный энтузиазм того времени, которое было, конечно, очень интересным. Мы продолжали ездить в «Новинки», привозить ребят в новый храм.

– У Вас же не было никаких навыков, ведь с такими людьми нужно иметь огромное терпение…
– Знаете, что нужно иметь? Их любить надо, и больше ничего! К нам приходили люди с большими навыками, профессионалы — мы потом еле-еле от них откачивали ребят, которых трясло от этих «профессионалов». Любить надо, больше ничего! Они ведь все очень воспринимают и понимают, в отличие от нас. Нас с Вами можно обмануть, а их не обманешь — любишь ты его или нет.
В этом интернате я стал преподавать для умственно отсталых ребят Закон Божий. А потом стал их вывозить в кафедральный собор. Это было в начале 90-х. Умственно отсталых тогда опасались. У интерната был маленький автобусик, и на нем мы привозили ребят причащать. На службе у них не было припадков! Потом, когда меня перевели на новый приход, мы продолжили привозить ребят из Новинок. Когда еще церкви не было и в чистом поле палатка стояла — в палатку приезжали. Так наши прихожане изначально, еще с палатки, привыкли к этим людям. Для наших прихожан важна была проявить свое милосердие. А для больных — увидеть, что здесь к ним относятся как к равным и с любовью.
Позже мы организовали на приходе мастерские для инвалидов. У работающих здесь ребят припадки прекратились. Если и случаются, то редко. Это оттого, что у нет внутреннего напряжения, боязни: если я упаду, то буду мешать, и меня отсюда прогонят, уволят. Здесь такой проблемы нет — человек упал, у него припадок, за ним ухаживают (уже даже прихожане знают, как это делается). Обмочился — переодели, нет проблем! Мы на таких вещах не заостряем внимания, и это, безусловно, имеет положительный эффект. И, конечно, очень важно, что они исповедуются и причащаются. Как-то на собрании родителей ребят из мастерских одна мама сказала, что ее девочка ежедневно жменю таблеток пила, а за два года, что стала ходить к нам в церковь, исповедоваться-причащаться, ни одной таблетки не принимает! Это показывает, что Таинства — не просто некая теория или богословское понятие, а чудо, которое совершается ежедневно. И даже на физиологию, на болезнь воздействует.

– А как Вы общаетесь с родителями умственно отсталых людей? Как Вы им объясняете, почему у них такой ребенок?
– Некоторые, действительно, задают такие вопросы. Это очень тяжелые разговоры, «за что?» — вопрос непростой. За что я наказан, мой ребенок наказан? Да, Господь ведает нашу жизнь наперед, поэтому Он заранее, зная, дает жизнь младенцу. А если забирает младенца, тоже спрашивают: почему Господь так устроил, что умер мой ребенок? Знаете, в многодетной семье, где один из детей умственно отсталый, если он умирает, образуется прямо таки пустота. Вдруг оказывается, что, на самом деле, он был центром, а не периферией. Может быть, когда он жил, он мешал каким-то образом, досадно было. А вот когда его лишились, оказалось, что он играл огромную, важную роль в жизни семьи. А на этот вопрос «за что?» отвечаем таким образом: это, может быть, вам во спасение, потому что иначе вы бы, возможно, в Церковь бы и не пришли.
Хотя есть же родители, которые, имея таких детей, объединяются в общественные организации. Такие часто так и не приходят в Церковь. Например, с рядом с нашим приходом есть такая организация. Я ее освящал. И мы ее посещаем. Но у них нет никакого рвения приходить к нам. Здесь так же, как и среди здоровых людей. Одни почему-то приходят к вере, а другие — нет. Объяснение одно — таков промысел Божий. Мы не знаем, от чего господь уберег этих людей, создав их инвалидами. Да и всех нас.
Вот вам пример. Мы с сестрами посещаем ортопедический госпиталь. Там лежат люди, вдруг лишившиеся ног, рук и т. п. Они страшно переживают эти трагедию, и тут приходит хор из сотрудников наших мастерских и начинает петь. С праздниками их поздравляет, или еще что-нибудь. И вот сидят эти люди, гоготают и говорят: «Вы знаете, а мы-то думали, что нам хуже всех!»
Еще пример. Есть у нас прихожанка — она слепая, но прекрасно поет и даже сочиняет свои песни. Это одна из старейших прихожанок, «палаточница» (то есть, из тех, кто здесь был, когда мы еще в храме-палатке служили). И вот однажды я взял ее с собой в колонию. Она там выступала и говорит сидящим перед ней заключенным: «Вы-то увидите когда-нибудь свет Божий, а я его так никогда и не увижу»… Эти слова стали просто потрясением для слушавших ее. Вот это была проповедь!

– Кого вы считаете своим предшественником в деле окормления инвалидов?
– Я был духовником республиканских общества инвалидов и общества слепых. Как-то Общество слепых пригласило меня в музей. А музей оказался в деревянной церковке в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». И тогда мы заинтересовались историей этой церкви.
Она расположена возле железнодорожного вокзала, на нынешней улице Мясникова. В эту церковь, совсем небольшую, приходили слепые. Там был целый район, в котором жили слепые люди. Они занимались самыми различными ремеслами. Квартал этот был создан по замыслу врача Ивана Иустиновича Здановича, который построил церковь для слепых при училище слепцов.
Иван Иустинович приехал в Россию специально за благословением св. прав. Иоанна Кронштадтского на создание этой общины. Оттуда он привез пожертвования на эту церковь, в том числе и от Царской семьи. В 1907 году была построена удивительная деревянная церковь, Зданович сам ее расписывал. С 1911 года священником этой церкви стал отец Владимир Хираско, ныне причисленный к лику святых в чине священномучеников. Он тогда преподавал в училищах для слепых. Он был действительно очень добрый человек, его очень любили. При этом никакой социальной работой он, по сути, не занимался — просто был священником церкви при училище слепцов.
А когда грянула революция, эту церковь снесли. И слепые, и о. Владимир стали служить в церкви Казанской иконы Божьей матери. Он был хороший пастырь. Первый раз его посадили, и он вернулся из ссылки. Второй раз его посадили так: на Пасху приехала целая машина с безбожниками. Они стали взрывать петарды и всячески мешать. Один из них был наряжен как черт, и вот одна из петард попала в него, он загорелся. Все безбожники струсили, а верующие выскочили из церкви и спасли человека. Но о. Владимира все равно арестовали за то, что он якобы был виноват в том, что этот человек пострадал. Всего же он пережил семь ссылок. При нашем храме существует молодежное братство, названное в честь него.

Беседовала Анна ПАЛЬЧЕВА

Банковские счета для желающих оказать помощь приходу:
Приорбанк ОАО ЦБУ 111, г. Минск, код банка (БИК) — 153001749
Адрес банка: 220123 Минск, пр. Машерова, 40
УНН — 100390622
Расчетный счет в белорусских рублях 3015001100018
Расчетный счет в долларах США 3015001100513
Расчетный счет в евро 3015001100614

Благотворительный счет в белорусских рублях 3135001100015
Благотворительный счет в евро 3135001100510
Благотворительный счет в долларах США 3135001100510

Cм. также: Маленький рай,
Мастерские спасения