Хожу в тюрьму

К тюрьме в нашей стране отношение неоднозначное. С одной стороны, в России традиционно жалеют узников, сочувствуют им. Но с другой стороны, многие ли из нас рискнут заняться реальной помощью конкретным заключенным? Если честно, большинство не испытывают к ним ни жалости, ни доверия. И уж тем более совсем мало тех, кто считает, что тюрьма может исправить человека.

Ну действительно, кто поверит, если в интервью по телевизору заключенный говорит, что, получив новую профессию, он собирается изменить свою жизнь? И когда приговоренный к пожизненному заключению рассказывает о том, в каком аду он теперь живет, первая мысль – а как ты заработал свой срок?
И все-таки есть люди, занимающиеся делами милосердия в тюрьмах. Что ими движет и во что они верят, общаясь с преступниками, раскаявшимися и не очень? Об этом мы спросили Наталию Леонидовну Высоцкую, вот уже пятнадцать лет возглавляющую созданное ею Общество “Вера, Надежда, Любовь”, главная задача которого – христианское служение в тюрьмах.


– Наталия Леонидовна, почему именно тюрьма? Ведь у нас в стране множество детских домов, которым нужна помощь. Не лучше ли помогать детям?
– Знаете, когда я слышу такие слова, то почему-то уверена, что говорящие так люди сами детским домам не помогают. Если бы все они следовали своим же советам, возле детских домов уже бы толпились очереди меценатов и добровольцев. Но большинство людей вообще стоят в стороне от благотворительности и только болтают об этом.
Просто в тюрьме есть люди, которым нужна помощь – вот и все. И раз уж Господь определил нам заниматься ими, значит, так тому и быть. Хочу заметить, что в местах лишения свободы есть и детские дома, и несовершеннолетние сироты-подростки, и престарелые, и инвалиды, и тяжкоболящие, и даже умирающие. Поэтому работы хватит на всех.
А началось все еще в 1991 году. Я тогда только начинала воцерковляться, и мне очень хотелось сделать хоть что-то полезное. Просто жертвовать деньги на храм мне казалось недостаточным. Хотелось пойти добровольцем в больницу или усыновить сироту. Потом пришла к выводу, что как христианка я должна трудиться с учетом своей профессии.
Так помощь неимущим заключенным стала для меня основным занятием в жизни.

– У Вас за плечами тридцать лет адвокатского стажа, причем, работы именно по уголовным делам. Вряд ли вы питаете иллюзии насчет заключенных…
– Конечно, нет. Я прекрасно знаю, что большинство из тех, кто общается с нами в тюрьме, делают это от любопытства или скуки. Я понимаю, что там сидят разные люди и что до Бога некоторым весьма далеко. Но я знаю и то, что в каждом человеке есть искра Божия, просто у некоторых она погребена под толстым слоем пепла. Эта искра все равно рвется наружу, где бы и с кем бы человек ни был. И здесь тюрьма играет, как это ни странно, положительную роль. Это вовсе не сказки, что человек становится здесь восприимчивей к словам о Боге. На воле можно быть каким угодно “крутым”, но тут все меняется. В скорби, в болезнях и в неволе Бог и человек становятся ближе друг к другу.
Помню, мы приехали в одну колонию, и я попросила разрешения зайти в карцер. Меня долго отговаривали, но потом все-таки пустили туда, прибавив охраны. Я подошла к камере, где за решеткой увидела человека, которого держали в одиночке из-за его агрессивности, и представилась, а он неожиданно плюнул себе на ладонь, и я увидела кровь. Честно говоря, испугалась, что следующий плевок полетит в меня. Но осуждённый с кривой ухмылкой сказал: “Видите кровь? Я болен туберкулёзом, а где же ваш Бог?”. Я отвечала как могла, но у нас не было взаимопонимания. И только тогда, когда я спросила о его матери, он неожиданно преобразился. Бросился в другой конец камеры, порылся в своих вещах, достал небольшую фотографию женщины в соломенной шляпке: “Смотрите, – говорит. – Это же мама! Моя мама!”. Расстались мы по-доброму, он попросил помолиться о нем, что я и делаю.
Душа есть у всех, да и насчет вины этих людей скажу честно: все не так однозначно. Я знала парня по имени Дима, которого посадили в тюрьму за кражу шапки и бутылки водки. В следственном изоляторе он заболел туберкулёзом и умер в колонии от этого страшного заболевания.
Во время беседы с сотрудниками одной из колоний мне в очередной раз задали вопрос: “Что вам больше делать нечего, как помогать ворам и убийцам?”. Я попросила того, кто никогда ничего в своей жизни не украл, поднять руку. В ответ раздался смех, и ни одной поднятой руки я так и не увидела. Потом я спросила: “Что лучше, убить человека в драке или сделать аборт и убить во чреве беззащитного младенца? Так кто из нас достоин большего наказания?”. Я действительно не считаю себя лучше тех, кто находится в заключении. И это помогает мне делать своё дело.

– Вы видите какой-то эффект от своей работы?
– Протоиерей Фёдор Соколов в свое время советовал не думать об этом. И я полностью с ним согласна, хотя знаю, что людей, которым мы помогли измениться, действительно очень мало. Да, большинство слушают нас от тоски и одиночества. Да, многие из тех, кто в тюрьме говорят о раскаяньи и о вере, наверняка забудут все это, оказавшись на воле. Но кто-то все же изменится.
Мы не имеем возможности отслеживать судьбы людей, которым помогали в тюрьме. Быть может, по-настоящему изменится всего один человек. И может быть, будь я прозорливой, то пошла бы сразу к нему, не теряя время на остальных. Но я не пророк. Я как тот сеятель: иду и разбрасываю зерна в надежде, что какие-то из них прорастут с помощью Божией.
И наконец, самое главное – мы помогаем людям здесь и сейчас. Ведь тем, кто сидит в тюрьме, там по-настоящему плохо без чей-то поддержки. Просто по-человечески плохо. Им очень нужно, чтобы какая-то пожилая женщина пришла, позаботилась о них, сказала доброе слово.
Однажды, в СИЗО, я очень просила пустить меня к умиравшему человеку. Врач говорил, что в этом нет никакого смысла – все равно умрет: ранение в живот, повреждение печени, уже началась желтуха, в общем, смертный приговор без обжалования. Мне все-таки удалось убедить начальство пустить меня к умиравшему, и они открыли для меня камеру “желтушечников”. Вот тогда я испытала настоящий шок. Люди, люди – очень много людей. И все больны, у всех желтые лица. В воздухе густой табачный дым, слышны какие-то разговоры, а в дальнем углу за занавеской умирает смертельно раненный человек. Я подумала: какой ужас! Каково это, умирать вот так: в душной тюремной камере, среди галдящих людей, которым нет до тебя никакого дела, и кажется, что про тебя забыли все на свете…
Вслед за мной в камеру зашел священник, протоиерей Сергий Киселев. Я пыталась остановить его, ведь у него семеро детей, а здесь даже воздух пропитан болезнью. “Может не надо?” – спрашиваю. “С нами Бог!” – отвечает он, и заходит.
А самое главное в этой истории, что тот смертельно раненный выжил. И мы не заболели. Видимо, Господь действительно был с нами.

– Вам никогда не хотелось все бросить?
– Было. Когда меня осмеяли коллеги на общем собрании, сказавшие, что у адвокатов есть проблемы поважнее, чем занятия благотворительной деятельностью. И в середине 90-х, когда совсем не осталось сил и средств.
Тогда я поехала к одному уважаемому старцу просить благословения прекратить работу нашего Общества. Прямо так ему и сказала: можно, я просто буду жертвовать на храмы, а благотворительную деятельность оставлю, Общество ликвидируем? Ведь всем помочь мы не можем, а если что-то и получается, то это капля в море! Я теряю здоровье, профессию… помощников очень мало и все равно рано или поздно это все кончится, так как я не могу найти преемника, никто не хочет посвятить этому свою жизнь? “Нет, – сказал он, – ты не права. Твое дело богоугодное. Я и сам-то к вере по-настоящему в тюрьме пришел. Иди вперед и ничего не бойся, я буду за тебя молиться”.
Вот и пошла вперед. И иду уже пятнадцать лет. И сейчас тоже нелегко, но все ведь меняется. Вот и некоторые коллеги в адвокатской конторе теперь по-другому говорят. Спрашивают: “Ты все своим Обществом занимаешься? Хорошее дело”.
А еще я поняла, что от тюрьмы действительно не стоит отрекаться. Многие думают, что никак не связаны со всем с этим. Я вот тоже так думала. Однажды призналась маме, что сама не знаю, почему так ношусь с этим тюремным служением. “Ведь и не сидел у нас в семье никто”. – “Почему никто? Дедушка Коля сидел”.
А я и не знала! Оказывается, мой любимый родной дед, священник, протоиерей Николай, тоже побывал за решеткой в 38-м году. Старец, к которому я обращалась за советом, сказал, что это дедушкины молитвы привели меня к моему делу. А значит, отступать некуда.


Общество милосердия в тюрьмах “Вера, Надежда, Любовь” во имя Святителя Николая Чудотворца занимается помощью заключённым по благословению Патриарха Московского и Всея Руси Алексия с 1991 года.
Добровольцы Общества ведут миссионерскую работу в местах лишения свободы. С помощью этой благотворительной организации были открыты и возрождены более десятков храмов в колониях и следственных изоляторах. В места лишения свободы направлены тысячи экземпляров православной литературы, молитв, иконок, нательных крестиков, сформированы видео- и аудиотеки с кассетами православного и духовно-нравственного содержания.
Не менее активно Общество работает в социальной сфере. В места лишения свободы направляются витамины, лекарства и медицинское оборудование. В последние годы в нескольких воспитательных колониях уже открыты компьютерные классы, где осужденные, в первую очередь сироты-подростки, бесплатно получают профессию “оператор ЭВМ”. В Обществе уверены, что поставляемая в колонии компьютерная техника поможет ребятам трудоустроиться после выхода на свободу и избежать возвращения в тюрьму.
До 2003 года Обществом также проводилась юридическая поддержка неимущих, у которых не было средств на услуги адвоката для обжалования судебных решений в надзорных инстанциях. Благодаря этому были пересмотрены дела более чем 600 осуждённых. Кто-то из них был оправдан, других выпустили из-под стражи, некоторым сократили срок.
Однако в настоящее время общественные организации лишены права выполнять функции защитников. Поэтому юридическая помощь малоимущим осуждённым в надзорных инстанциях прекращена. Но “Вера, Надежда, Любовь” продолжает правовое просвещение заключенных, направляет в места лишения свободы правовую литературу, рекомендации по составлению надзорных жалоб, что помогает хотя бы некоторым самостоятельно составлять прошения о пересмотре их дел в высших инстанциях.
В Обществе “Вера, Надежда, Любовь” всего один штатный сотрудник. Все остальные работают на добровольных началах, а потому здесь всегда нужны волонтеры и жертвователи, готовые помочь в приобретении компьютеров, медицинского оборудования, правовой и православной литературы, церковной утвари для мест лишения свободы.
Нужны и добровольцы, готовые помочь в Обществе с многочисленными бумагами, необходимыми для делопроизводства.
Контактная информация для добровольцев и жертвователей:
e-mail: vnlandg2w@mtu-net.ru
Мобильный телефон Высоцкой Наталии Леонидовны: 8-916-119-01-38

Алексей СОКОЛОВ, Наталья ВЫСОЦКАЯ

«Православные должны быть как спецназ…»
Волонтеры общества «Вера, надежда, любовь» – о том, что же именно привело их к служению в тюрьмах:
«…Недавно пришло письмо от одного осужденного с пожизненным сроком лишения свободы. Пишет: “Только тут я понял, что мне повезло. Как бы я жил на свободе? Сколько бы я страшного натворил, если бы не пришел к вере…”.»

Выйти из полусна
Один известный игумен сказал о православных, что мы должны быть, как спецназ: в любое время готовыми ко всему, на что призовет нас Господь. Но ведь мы в большинстве своем совсем не такие! Ни рыба ни мясо. Пребываем в полусне – пока гром не грянет, никто и не перекрестится.
В нашей стране, где за решеткой побывал каждый третий взрослый мужчина, уж никак нельзя забывать о христианском служении среди заключенных. Если мы оставим его – тяжелые грехи, процветающие за тюремными стенами, захлестнут многих, кто сейчас на свободе. Собственно, это уже происходит.
Давайте поможем тюрьмам! Ведь многие, находящиеся там сейчас, готовы нас услышать. С ними только надо начать говорить.
Валерий Ржанников

Исполняя заповедь
Я занялся этим в первую очередь потому, что я христианин, значит, обязан помогать другим людям. Ведь сам Господь заповедал посещать больных и узников. Но в то же время, я прекрасно понимаю, что сам никогда бы не пошел ни в тюрьму, ни в колонию. Просто однажды в храме я увидел женщину, собиравшую пожертвования на тюрьмы. Подошел, дал денег, а она сказала, что помочь можно не только средствами, и я решил попробовать.
Я благодарен Обществу. Оно помогло мне использовать мои навыки инженера и программиста для дел милосердия.
Константин Трушкин

Нас многие не понимают
Когда мы стоим возле храма и собираем пасхальные пожертвования, кто-нибудь обязательно подойдет, посмотрит и скажет: “Это не мое”. Нас многие не понимают, даже близкие. И в тюрьме, бывает, начинают ругаться: “Что вы к нам ходите”, – говорят. Но таких мало там, большинство, наоборот, просят записать их на требы.
Это неправда, что мы каждого спешим крестить, или что заключенные все сплошь крестятся от нечего делать. Бывает, что записался на Крещение человек, а потом отказывается, говорит, что пока не готов. Бывает, что священник скажет: “Рано тебе креститься, почитай, подумай еще, ведь это дело очень серьезное”.
В Обществе я являюсь ответственной за благотворительный проект по раздаче очков неимущим заключенным. Очки, бывшие в употреблении, жертвуют прихожане различных московских храмов. Мы их раздаем всем, кто нуждается, вне зависимости от того, христианин он или нет. Все дети Божии.
Галина Гаврилова

В тюрьме учатся покаянию
Мне просто жалко тех, кто сидит в тюрьме. И хочется что-то сделать для этих людей. Конечно, это идет не от ума, а исключительно от сердца.
Удивительно, как в тюрьме спешат на исповедь. И делают это абсолютно искренне. На свободе кого ни спроси: никто не знает, что это такое, а объяснишь – не понимают, ради чего это нужно. А в тюрьме все понимают смысл покаяния. И это уже очень много.
Татьяна Молодецкая

Письма счастья
Как доброволец Общества я посещаю следственные изоляторы, а также веду переписку с осужденными, содержащимися в различных колониях. Пишут нам разное. Порой чувствуется какая-то неискренность, человек рисуется, ищет материальной выгоды и выдает себя за верующего православного. Объясняем, что материальные просьбы удовлетворить не можем, после чего переписка прерывается.
Но бывает и по-другому. С некоторыми переписываемся годами. Явно видно, как меняется с помощью Божией мировоззрение человека. К некоторым приходит искреннее покаяние. Недавно пришло письмо от одного осужденного с пожизненным сроком лишения свободы. Пишет: “Только тут я понял, что мне повезло. Как бы я жил на свободе? Сколько бы я страшного натворил, если бы не пришел к вере…”.
Вот ради таких писем и ради того, что можно при личном общении нести слово Божие к узникам темниц, я и занимаюсь нашим делом, хотя у меня самой трое детей, и я уже бабушка.
Лидия Велина

Cохраняя благодать
Я всегда ощущал, что в жизни чего-то не хватает. В ней будто нет смысла, а подашь нищенке на улице рубль и уже как на крыльях дальше летишь. Но что такое один рубль?
Поэтому я и пришел сюда. Здесь хорошо, здесь я действительно отдыхаю душой, хоть я просто уверен, что меня не поймут ни родители, ни коллеги. Согласитесь, работать в Обществе помощи заключенным – странное занятие для успешного москвича, чья жизнь никак не связана с системой исполнения наказаний.
И все-таки остаться анонимом я хочу по другой причине. Просто, когда начинаешь рассказывать о своих добрых делах, возникает странное ощущение, будто весь позитив, которым ты напитался, проливается, оставляет тебя. Ты словно вымениваешь его на “мгновение славы”.
Поэтому я бы хотел делать свое дело: и трудиться как доброволец, и жертвовать на дело тюремного служения негласно. Так мне легче. Легче получать радость от своего служения, и легче ощущать, что в моей жизни есть какой-то смысл.
Молодой доброволец Общества, пожелавший остаться неизвестным

Материал журнала «Фома»