Эксперты утверждают: тысячи детей школьного возраста оказались фактически брошенными государством на произвол судьбы – у маленьких российских инвалидов нет условий для обучения вместе со здоровыми детьми в обычных общеобразовательных классах. А между тем для многих из них это единственный шанс сохранить правильную самооценку и побороться за достойное место под солнцем в будущем.
Только в Москве, по данным столичного Департамента здравоохранения, проживают 23,7 тысячи детей с ограниченными возможностями. В России их 593 тысячи. С какими сложностями они сталкиваются в общеобразовательных школах? Как решают эти проблемы чиновники? Разобраться попыталась корреспондент «Трибуны».
Игорь Авдеев стал инвалидом на пятом году жизни. Вместе с отцом малыш попал в автомобильную катастрофу, врачи с большим трудом спасли ему жизнь. Однако после серьезной операции Игорь остался без левой руки. Два года его мама сидела с сыном дома и, как могла, внушала ему, что эта травма – еще не приговор, с ней можно быть счастливым и жить без оглядки на инвалидность. Никаких препятствий для того, чтобы отдать сына в обычную школу, она не усмотрела. Казалось бы, ему и впрямь ничто не мешает там учиться. Но не тут-то было.
…Готовиться к походу в первый класс Игорь начал еще летом. С сияющими глазами выбирал себе рюкзак, долго крутился перед зеркалом в новенькой школьной форме. Первого сентября он стоял на своей первой школьной линейке гордый, с огромным букетом гладиолусов в единственной, правой руке. Потрясения начались после первого же урока. На перемене самые дерзкие одноклассники стали с интересом щупать его пустой рукав и хихикать. Спустя месяц в классе за ним закрепилась кличка «Однорукий». В школе Игорь держался, как мог, а дома плакал. В конце концов его мама не выдержала, отправилась в школу – разговаривать с классным руководителем.
– И что вы думаете, мне ответила учительница, когда я рассказала ей о том, как одноклассники называют моего сына? – возмущается Лариса Викторовна, мама Игоря. – «А что, разве это не так?».
После этого скандал продолжился в кабинете директора. Школьный руководитель извинилась перед Ларисой Викторовной, учительница получила строгий выговор. Но последний удар по психике малыша нанесла работница школьного буфета. На большой перемене, когда первоклашки толпились у прилавка в очереди за булочками, она вдруг грозно рыкнула: «Калеку пустите без очереди!» С Игорем случилась истерика…
После этого случая из школы его пришлось забрать. Теперь учителя приходят к нему домой. Лариса Викторовна страшно переживает: она хотела, чтобы ее сын сызмальства общался со сверстниками и не боялся той жизни, что ждет его за порогом дома. Не получилось.
Дом как пытка
Екатерина Иванчикова не ходила ни разу в жизни, у нее атрофия мышц. Все детство малышка провела дома, у телевизора. Когда мама вывозила ее в коляске на улицу, она с завистью смотрела на шумные компании здоровых малышей. Часто спрашивала у взрослых: «Неужели у больных не бывает друзей?» Что ей на это ответить, мама – Клавдия Иванчикова – не знала.
Три первых школьных класса Катя училась дома, под руководством репетиторов. Два года назад после общения с социальным работником ее мама поняла: дочку надо отдать в обычную общеобразовательную школу.
– В нашем городском управлении образования (Катя живет в Московской области. – Прим. ред.) мне пошли навстречу, сказали, что в школу ребенка зачислят. При этом подберут школу получше, с самыми опытными учителями, – рассказывает Клавдия.
Чиновники не обманули. Педагоги присматривали за Катей с особым вниманием, с ходу объяснили ее одноклассникам, как нужно себя вести с новой ученицей. И мечта Кати сбылась – у нее появились две подруги – Лена и Маша. Они играли с ней на переменах, забегали в гости домой, сверять домашнее задание. Счастью малышки и ее родни не было предела.
Проблема возникла с неожиданной стороны
– Пока Катя училась в четвертом классе, то есть в начальной школе – сложностей у нас не было. Да, в школе не было ни одного пандуса, но занятия тогда шли на первом этаже, коляску туда я поднимала на руках. На втором этаже проходил только английский язык – тогда мы звали школьного учителя физкультуры, и нам помогал он. Но в прошлом году дочка должна была перейти в пятый класс. Тут уроки идут на третьем, а то и на четвертом этаже. Лифта нет. Физрук, как назло, уволился, а я самостоятельно не смогла бы дотащить туда коляску…
Найти деньги на подъемник для Кати ни ее маме, ни директору школы не удалось.
– Я звонила в местное управление образования, мне объясняли: лишних денег у них нет, финансовый кризис, а раскошеливаться придется только ради моей дочери, – вспоминает Клавдия.
Девочку из школы пришлось забрать. На прощание директор клятвенно пообещала: она сделает все возможное, чтобы подъемник для Кати все же смонтировали. Но он не появился и в этом году.
– Директор сказала, что деньги ей все же удалось найти, вроде бы помогли какие-то спонсоры. Я звоню ей каждый день, она обещает, что его вот-вот смонтируют, но его все нет и нет…
…Пока мы разговариваем с Клавдией, ее дочка сидит рядом и плачет. Ей хочется вернуться к друзьям, жить той же жизнью, что они. Объяснить девочке, что это невозможно, нам не удается.
Спасительная идея
По статистике, из 593 тысяч российских детей-инвалидов образование получают около 250 тысяч. В основном они учатся на дому или в специальных интернатах. Остальные остаются неграмотными. И происходит это в то время, когда во всем мире практикуется метод, позволяющий обогатить малышей и подростков с ограниченными возможностями такими же знаниями, как и их здоровых сверстников. Речь идет об инклюзивном – «включенном» или «совместном образовании». Ученые твердят: для тысяч детей – это единственный шанс получить нормальные знания, научиться общаться со сверстниками и вырасти полноправными членами общества. Ведь где бы ни учились дети с инвалидностью – на дому или в специнтернатах, у них нет никаких социальных отношений, связей, контактов, знакомств, дружб, точек соприкосновений.
На словах российские чиновники прелесть задумки вроде бы понимают. На деле происходит иначе. Простой пример: в апреле этого года Московская городская дума приняла закон, который предусматривает, что в каждом классе допускается не более трех учащихся с ограниченными возможностями, а в школе в целом доля таких учеников не может превышать 10%. Однако положение закона о дополнительном материально-техническом обеспечении школ вступает в силу лишь со следующего года. Сотрудники столичного департамента образования уверяют, что московские школы во всеоружии и готовы принять детей-инвалидов:
– В основном в инклюзивном обучении участвуют дети с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Для них предусмотрены пандусы, специальные парты, «ступенькоходы» (мобильные лестничные подъемники). Преимущество последних в том, что они быстро монтируются. По нашим данным, 1448 московских школ оборудованы пандусами и подъемниками (всего в столице около 1500 школ. – Ред.), – объяснил «Трибуне» пресс-секретарь столичного департамента образования Александр Гаврилов.
Взгляд со стороны
Между тем независимые эксперты бьют тревогу. По их мнению, столь радужная статистика не отражает реальную картину вещей:
– Физическая доступность школ подразумевает, что они могут принять детей с разными формами инвалидности, начиная с тех, кто передвигается на инвалидной коляске, и заканчивая незрячими и неслышащими. Для этого нужна кардинальная перестройка школьных зданий. У нас же часто бывает так: установили пандус на крыльце и считают, что школа готова принять детей с ограниченными возможностями, – объясняет менеджер проектов региональной общественной организации инвалидов «Перспектива» Павел Обиух.
Не менее своеобразно, по словам эксперта, решаются и прочие проблемы:
– Помимо физической доступности для детей-инвалидов каждая школа должна обладать соответствующей материально-технической базой, к примеру, специальными развивающими играми, оборудованием для сурдоперевода. Этого зачастую нет. Необходима и специальная методическая подготовка не только педагогов, но и всех сотрудников школ – вплоть до охранников и уборщиц, которые будут сталкиваться с такими детьми. У нас она практически отсутствует. Даже в вузах, если студентам и читают такой предмет, как коррекционная педагогика, его завязывают исключительно на медицинских проблемах. В итоге учителя не знают, как построить работу с такими детьми.
Выражают скепсис и правозащитники:
– Та школа, с которой мы имеем дело сегодня, – диаметрально противоположна идее инклюзивного образования, – сокрушается член Общественной палаты РФ, руководитель организации «Право ребенка» Борис Альтшулер. – О том, что нам нужно к нему переходить, говорится с высоких трибун, однако в готовящемся законе «Об образовании» необходимых для этого предпосылок нет. Речь там по-прежнему идет о шаблонном обучении, которое не предусматривает ни индивидуального подхода к каждому ученику, ни вариативности. Отдельная песня – система, по которой работают психолого-медико-педагогические комиссии. По идее они должны вести сопровождение ребенка-инвалида в школах, помогать ему там устроиться, построить комфортные отношения с учителями и сверстниками. На деле же они оказываются едва ли не карательным органом, который ставит ребенку диагноз, как штамп, на всю жизнь и забывает о нем.
Что в этой истории самое печальное? Пожалуй, то, что время, которое наша школа может потратить на восхождение к «инклюзивному идеалу», не берется предсказать даже самый дальновидный эксперт.
Досье
Инклюзивное (франц. inclusif – включающий в себя, от лат. include – заключаю, включаю) или включенное образование – термин, обозначающий процесс обучения детей с особыми потребностями в общеобразовательных (массовых) школах. В основе инклюзивного образования идеология, которая исключает любую дискриминацию, обеспечивает равное отношение ко всем людям, но создает особые условия для детей, имеющих особые образовательные потребности.
Система инклюзивного образования включает в себя средние и высшие учебные заведения. Ее целью является создание безбарьерной среды в обучении и профессиональной подготовке людей с ограниченными возможностями. Данный комплекс мер подразумевает как техническое оснащение образовательных учреждений, так и разработку специальных учебных курсов для педагогов и учащихся, направленных на развитие их взаимодействия с инвалидами. И кроме того, специальные программы для облегчения процесса адаптации детей с ограниченными возможностями в общеобразовательном учреждении.
Кстати
Спецшколы и интернаты – образовательные учреждения с круглосуточным пребыванием учеников. На территории РФ существует также система домов-интернатов социальной защиты, в которых образовательные программы осуществляются силами социальных педагогов. Однако де-юре такие дома-интернаты не являются образовательными учреждениями и не могут выдавать документ об образовании. В настоящее время для домов-интернатов разрабатывается специальный образовательный стандарт.
Коррекционные классы общеобразовательных школ – положительным фактором в данном случае является наличие у инвалидов возможности участвовать в школьных мероприятиях наравне со сверстниками из других классов, а также то, что дети учатся ближе к дому и воспитываются в семье.
Домашнее обучение – вариант обучения детей-инвалидов, при котором преподаватели образовательного учреждения посещают ребенка и проводят с ним занятия на дому. Домашнее обучение может вестись по общей или вспомогательной программе, построенной с учетом возможностей учащегося. По завершении курса ребенку выдается аттестат об окончании школы с указанием программы, по которой он проходил обучение.
Дистанционное образование предоставляется детям-инвалидам на расстоянии (при помощи спутникового телевидения, радио, компьютерной связи и т.п.). Для осуществления дистанционного обучения необходимо мультимедийное оборудование (компьютер, принтер, сканер, веб-камера и т.д.), с помощью которого поддерживается связь с центром дистанционного обучения. В ходе учебного процесса проходит общение преподавателя с ребенком в режиме онлайн и выполнение учащимся присланных ему в электронном виде заданий.
Сегодня в России с помощью дистанционного обучения можно получить не только среднее, но и высшее образование. В программы дистанционного обучения активно включились многие отечественные вузы.
А как у них?
За рубежом, начиная с 1970-х гг., ведется разработка и внедрение нормативных актов, способствующих расширению образовательных возможностей инвалидов. В современной образовательной политике США и Европы получили развитие несколько подходов, в том числе: расширение доступа к образованию (widening participation), мэйнстриминг (mainstreaming), интеграция (integration), инклюзия, т.е. включение (inclusion). Мэйнстриминг предполагает, что ученики-инвалиды общаются со сверстниками на праздниках, в досуговых программах. Интеграция означает приведение потребностей детей с психическими и физическими нарушениями в соответствие с системой образования, остающейся в целом неизменной, не приспособленной для них. Включение, или инклюзия – реформирование школ и перепланировка учебных помещений, чтобы они отвечали нуждам и потребностям всех без исключения детей.
В большинстве западных стран сложился консенсус относительно важности интеграции детей-инвалидов. Государственные и частные школы получают бюджетное финансирование на детей с особыми потребностями и соответственно заинтересованы в увеличении числа учащихся, официально зарегистрированных как инвалиды. Положения об инклюзивном образовании включены в Конвенцию ООН «О правах инвалидов», одобренную Генеральной Ассамблеей ООН 13 декабря 2006 года.
Ольга ШУЛЬГА
